Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 50 (151), 2014 г.



Геннадий КАЦОВ
Последняя дуэль русской литературы


22 ноября 1909 года на берегу Черной речки состоялась дуэль Волошина и Гумилёва



1.

Ее таинственный и от рожденья присно
Из телефонной трубки голос серебристый
(Как дух горы, в чьем позабытом мифе никель)
Мужское тело, что в душе — наивный странник,
Протравит страстью, в результате сделав крайним.
De mortuis, хоть, aut bene, aut nihil*.

Под крышей, в студии театра Мариинки
"Орфей" от Глюка, словно снизу шли поминки,
Был узнаваем, ибо Фёдор пел Иваныч.
"Вам, недостойному, досталась Черубина
Де Габриак! Вы мразь, презренная скотина!" —
Скандал костром смертельным разгорался на ночь.
И окружающие, как бы ни хотели,
Но понимали, что катилось все к дуэли
Для двух поэтов "Аполлона", к оплеухе:
И звук пощечины, и сразу лопнет кожа
Диагональю вдоль щеки, и вверх, о боже!,
От губ пойдет и разорвет за мочкой ухо.
Вскочили Анненский и Головин, Ива́нов
С Толстым столкнулся и обрушил звон стаканов,
Упавших на пол... Гумилёв же смог собраться, —
И отступив назад под хруст стекляных крошек,
Его дрожащий голос услыхал Волошин:
"На Черной речке приглашаю вас стреляться".
"На Черной" — дежавю к той роковой развязке,
И если все пойдет по плану, в четкой связке
Нагрянет катарсис спустя почти столетье,
Ведь l’appetit vient en mangeant**, в известном смысле —
В тот век Серебрянный, что не чурался мысли
В поэзии быть первым, как и был в балете.
Таков алаверды А. С., да и Дантесу:
Отдать и жизнь, и дар, и с верой в поэтессу
Де Габриак отправиться в Гиперборею,
Как Аполлон на колеснице в те же дали;
Но ход истории закручен по спирали,
Чтоб к фарсу, на очередном витке, теплее.
Итак, застряв в снегу в своем авто, ужасно
Опаздывая к поединку, видел ясно
Свою кончину Гумилёв: от днища дула
Его последние мгновенья отлетают,
Как из дупла, и окружают темной стаей.
Но Гумилёва смерть как раз в тот раз надула.
Его соперник, без пяти лежа во гробе,
Застрял с извозчиком в чудовищном сугробе,
А выбравшись пешком, оставил в нем калоши.
И ветер вербы гнул, и гимны пели смерчи,
Но без калош наш дуэлянт не примет смерти.
Тем паче, бивший только в "молоко" Волошин.
Лишь через час нашли калоши секунданты,
Да чудо-дворники, как крыльями у Данте,
Авто, лопатами махая, откопали.
Уже достали из футляров пистолеты,
Хотя пыжей не оказалось — по приметам
В пока живой природе хуже не видали.
С пятнадцати шагов палить. И первый выстрел
Быть может и последним. Гимназистом
Еще был Гумилёв в пари непобедимым.
От лютой ненависти бледен, как покойник,
Он целится в свою мишень — теперь спокойно:
Она на мушке-вдох и выдох-вспышка. Мимо.
И в тишине в ответ курок столь сухо щелкнул,
Как будто дверь закрыл последний на защелку
Из уходящих из теперь пустого дома.
"Осечка, что за черт!" — волошинская группа
Смотрела на стрелка потерянно и тупо,
А сам Волошин от волнения впал в кому.
"Еще за вами выстрел!" — возопил соперник,
И за осечкой следом, что считалась первой,
Опять сухой щелчок. И вновь невыносимо,
Поскольку третий раз уже совсем убийство
И непристало дуэлянтам так вот биться,
Ведь в эпилоге — не сраженье, а Цусима.
"Финита, господа! Пора поставить точку!
Коль пуле не пробить сегодня оболочку
И высший судия ни чьей не озабочен
Победой, разойдемся мирно по квартирам, —
Решили секунданты, — тренируйтесь в тирах".
Без дела быть теперь кладбищенским рабочим,
Без трупа всей литературе декадентской,
Без дуэлянтов, часто пьющих не по-детски,
Без исторической, спустя столетье, встречи
Когда в живот, и в снег, и все не понарошку,
И перед смертью ждешь моченую морошку…
И "Черной речкой" ты в истории отмечен.
А так, verweile doch! Du bist so schen!*** — что толку,
Коль ты смешон, оставшись в памяти потомков
С обидным прозвищем Калошин Вакс — и в позе
Героя, снявшего в дальнейшем славы пенки,
Муж Анны, что звалась в девичестве Горенко,
Н. Гумилёв, расстрелянный гораздо позже.



2.

Поэт, редактор и Маковского племянник
(И тоже Константин), то вдруг при всех помянет,
То шепчет перед сном: "Явись, о Черубина!"
Инфанта, поэтесса! В трубке голос томный
Читал стихи — хватило б их на многотомник;
А эта строчка: "…я умру в степях чужбины", ——
Изящным почерком в письме, чей запах пряный
Духов неведомых перенесет в нирвану
В конверте, где печать с девизом "Vae victis!"****.
Письмо со страстью, по-французски в каждой строчке,
Плюс голос довели редактора до точки,
Преобразив, на языке Мольера, в victimе*****.

Сегодня вечером, в назначенное время,
За дверью голос победителем всех "Грэмми"
Раздался, а затем заверещали петли.
Маковский онемел, он ни живой, ни мертвый
Ждал бесконечно: завязав узлом-восьмеркой
Себя пространство, подвигало их на петтинг.
Сейчас ее увидит: губы, грудь и шею.
И, приближаясь, с каждым шагом хорошея,
Она коснется… (спазмы! Срочно дайте ношпу!)
Но что вошло и там торчит, в дверном проеме?
Тяжелый лоб, да ряд клыков в улыбке, — кроме
Услады голоса, сплошная хромоножка.
Мистификации конец. Мгновенно сжалось
То чувство жаркое и победила жалость
К себе, наивному, и к ней, невоплощенной.
Ее таинственный и от рожденья присно
Из телефонной трубки голос серебристый
Звучал ему все так же, только непрощенным.

Примечания:

*De mortuis aut bene, aut nihil (де мортуис аут бене аут нихиль, лат.) — о мертвых хорошее или ничего.
** l’appetit vient en mangeant (ляпети вьян ан манжан, фр.) — аппетит приходит во время еды.
*** verweile doch! Du bist so schen! (фервайле дюх! Ду бист зо шен!, нем.) — остановись, мгновенье! ты прекрасно!
****Vae victis! (ваи виктис!, лат.) — Горе побежденным! Конверты от Черубины де Габриак, запечатанные черной сургучной печатью с девизом "Vae victis!", приходили в редакцию "Аполлона".
*****victimе (фр.) — жертва; живое существо, приносимое в жертву божеству.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru