Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 23 (175), 2015 г.



Ольга МИХАЙЛОВА
Из цикла рассказов «Истории о Меэлисе»

 

Ночной гость

Ночь выдалась беспокойной. Еще с вечера небо строило страшные гримасы, обещая перемену погоды. Почти черные с рваными краями тучи нависли над морем и приближались к городу. Шторм не на шутку расшалился — взбаламутил подводное царство и безжалостно гнал птиц восвояси. Некоторые из них не успели укрыться…
Фонарь отбрасывал кривые тени на дом. Сирень изгибалась и, задевая ветками окно комнаты Меэлиса, постукивала по стеклу, оставляя на нем мокрые следы-цепочки. Она роняла слезы вместе с дождем, который не унимался уже полдня. Плакала сама природа, а ветер неистовствовал, поднимая бурю и в ранимых душах людей.
Меэлис неожиданно проснулся посередине ночи и сел на кровати, протирая глаза и таращась в окно. В доме привычно тепло и уютно, но шум на улице прогнал сон.
Ей тоже не спалось. Она слегка приоткрыла дверь, чтобы проверить, спит ли сын. Меэлис позвал ее. Ему приснился неприятный сон, от которого он никак не мог отделаться, и поэтому решил им поделиться. Он помнил: если рассказать сон, он не сбудется.
— Мне снилось, что я заблудился в лесу и побежал, ощущая погоню. Я слышал дыхание дикого зверя за спиной. Ветки деревьев хлестали по лицу, а потом я провалился в какую-то яму и проснулся. Просто открыл глаза, не понимая, где я.
— Думаю, виной этому сну ветер… Я так и не привыкла к его выходкам и в непогоду чувствую тревогу. Наверное, ты весь в меня.
Меэлис улыбнулся в ответ и, закутавшись в одеяло, подошел к окну. Как она боготворила эту его трогательную улыбку, когда уголки губ подрагивают и слегка приподнимаются, а в глазах — легкий, еще не до конца разгоревшийся огонек.
— Да и фонарю сейчас нелегко приходится. Он так натужно скрипит под ударами ветра и мигает больше обычного…
Фонарю нужно было как-то удержаться, но ветер налетал то с одного бока, то с другого и пинал его. Несмотря на эту неравноценную непрекращающуюся борьбу, он заметил, что в окне появились силуэты его друзей, хотел было подмигнуть им, подбодрить, но вдруг погас.
— Мама, он погас, — разочарованно констатировал Меэлис.
— Не волнуйся, он так просто не сдастся, это же закаленный в морских походах фонарь!
— Вот что мне в тебе нравится, так это твое умение убеждать. А откуда ты знаешь про его прошлое? — опомнился мальчик.
— Мы познакомились с ним еще на том корабле… Это долгая история, попьем чаю? — она хитро улыбнулась.
— Мы? Кто мы, мама? — Меэлису очень захотелось вздохнуть, но он лишь кашлянул, влез в любимые тапочки из овечьей шерсти (все это время он стоял у окна босиком, а мама и не заметила), и пошлепал за ней на кухню.
— Ура, мы сегодня не спим! А помнишь, когда я был маленький, ты пугала меня, что ночью нельзя просыпаться, потому что окажешься вдалеке от дома, в незнакомом месте?
— Но ты же не обижаешься на меня за эту маленькую хитрость? Надо же было как-то уговорить тебя лечь спать, а то ты мог бодрствовать и бегать целыми днями, как маленький робот.
— Не обижаюсь, потому что люблю тебя.
— Что я слышу! Вот это признание! Сын, а ветер хорошо на тебя действует. В таком случае я готова терпеть его сутки напролет.
Ему нравилось, когда она с ним так разговаривала: почти по-взрослому, но в то же время мягко. Они сидели за столом, не включая верхний свет, только торшер тускло светил из угла, пытаясь убаюкать обоих. Разговаривали шепотом, чтобы не разбудить отца, за бабушку же можно было не беспокоиться. За те полчаса, что они чаевничали, на улице ничего не изменилось. Ветер все так же буйствовал и ругался, ему не удавалось найти лазейку в дом, чтобы перевернуть все, разбросать. Впрочем, ветер вообще не любил, когда где-то был порядок, у него возникала стойкая потребность его нарушить. Даже в дни штиля, поневоле будучи ласковым и нетребовательным, он облетал свои владения и выхватывал те участки, где впоследствии можно было набедокурить, разворошив, например, аккуратно сложенный стог сена, сломав ветку дерева или найдя и вырвав клок пакли из бревенчатого дома. Такова была его ветреная сущность. И по прогнозам, ураган должен закончиться не раньше завтрашнего вечера. Им оставалось лишь ждать.
— Ма, а у нас водятся мыши? — он насторожился. — Кто-то скребется, слышишь?
— Тсс, дай послушаю, — она несколько растерялась от такого вопроса, мыши в ее планы не входили.
И вот снова этот звук вперемешку с попискиванием, нет, скорее, отрывистым повизгиванием. И кто-то возится на пороге, будто хочет войти.
— Никакая это не мышь, мне страшно, — он округлил глаза и замер.
— Надо посмотреть, что гадать?
— Давай папу разбудим.
— Милый, мы сами справимся, папе с утра на работу. Зато потом расскажем ему, какие мы герои.
Они на цыпочках подошли к входной двери и приникли к ней.
— И правда, кто-то возится и сопит. Давай так: я приоткрою дверь, оставив малюсенькую щелочку, а ты возьми палку в кладовке и будь наготове.
Он юркнул в коридор и вот уже стоял рядом. «У, шустрый какой», — отметила она про себя.
На мгновение они перестали дышать. «Неизвестность всегда пугает», — это был тот случай, когда Меэлис в очередной раз мог себе напомнить, что не хочет быть первопроходцем в незнакомой стране или исследователем, лучше уж писать картины. — «А как же морское дело? Ведь мне придется ходить не только в море, но и познавать океанские просторы… Противоречие какое-то», — успел подумать он.
Меж тем кто-то тихонько так заскулил, из последних сил, и в щелке показался грязный собачий нос. Они отпустили дверь, с облегчением выдохнув, — это всего лишь собака, маленький щенок, потерялся, видать. Из-за приоткрытой двери дождь особенно хорошо был слышен. Его настойчиво‑влажный запах стал заполнять прихожую, прокрадываясь внутрь дома с манерами полновластного хозяина. Он был такой сильный, что ей показалось, будто бесцеремонные капли вот-вот проберутся сквозь крышу и затопят их милый дом. «Какая глупость», — удивилась она нежданной мысли и заметила, что щенок с осторожностью переступает порог. Меэлис замер, прислонившись к стене и указывая на коврик в прихожей. Ну да, они давно собирались его выбросить. Но, видимо, щенку были невдомек планы этих незнакомых ему людей, и он устало и немного смешно улегся на него, положив мордочку на толстые лапы.
— Это уже дело, — она закрыла дверь, отгородившись от назойливого дождя. Щенок лишь покосился в ее сторону, но с места не двинулся, только еще крепче сжал сонные глаза. Уставший и озябший, пес провалился в сон.
— Что же нам делать с этим ночным гостем, а, Меэлис? Породы, кажется, никакой, но глаза такие умные и добрые…
— Оставим его у себя, я так мечтал о собаке! На хуторе мы подружились с Ричардом, он не отходил от меня. Значит, собаки меня любят.
— И не только собаки, ты готов всех птиц приютить на зиму у себя в комнате! — она засмеялась, и он понял, что пес будет жить у них.
Она знала, что ее сын добр и внимателен к животным. И теперь ему предстояло освоить науку заботы о существе, которому он дал кров.
— Что это за чудо здесь устроилось? Вот уж не ожидала от вас, что, пока я сплю, вы приведете в дом нового жильца. А страшненький какой! Сомневаюсь, что отец одобрит.
— Он просто грязный! Я его завтра искупаю, и ты увидишь, какой он милый, — обиженно прошептал Меэлис, покосившись на бабушку. Он не понимал, почему щенок ей не нравится, и был готов горой встать на защиту друга. — А папе он понравится, я знаю.
— Посмотрим… Ты уже придумал имя для щенка?
— Ричард? — неуверенно спросил мальчик.
— Имя как раз ему под стать, то-то я смотрю, он такой грозный и породистый, — бабушка не унималась. — Хватит нам одного Ричарда.
— Тогда я подумаю и скажу завтра утром, вернее, уже сегодня.
— А спать-то когда будешь? Иди, вдруг имя само тебе приснится?
Мама, как всегда, говорила правильные слова, и он немного успокоился.
— Ты опять его задираешь, — она с укором посмотрела на мать.
— Ничего, а то слишком уж он изнеженный.
— Неправда, — теперь она защищала сына, который несколько минут назад вступился за собаку, — просто он чрезмерно восприимчивый, со временем это пройдет. Отец сейчас с ним много занимается.
— Тебе виднее, не ссориться же из-за этого. Вы покормили щенка?
— Какой там! Он моментально заснул. Думаю, до утра можно не беспокоиться.
А Меэлис ворочался в постели, то натягивая одеяло на голову, когда порыв ветра, казалось, выдавит стекло, то отбрасывая его, потому что становилось душно. Ему никак не удавалось уснуть, все перебирал разные собачьи клички. А фонарь светил в окно и кивал, одобряя их поступок. «Теперь у мальчика появился новый друг», — так думал фонарь, но грустить не стал, ведь он тоже подружится с этим щенком.
С моря доносился запах водорослей, поднимаемых со дна. Они перемешивались с песком и выбрасывались на берег сильными волнами, не в силах сопротивляться. Она на минутку выскочила на улицу, успев накинуть шаль, и, вдохнув живительный воздух, сразу успокоилась. «Ветер, что ли, стихает?» — вопрос никто не услышал, разве что сам ветер. Домашние спали. Сумасшедшая стихия усмиряла свое неистовое поведение, с ужасом ожидая увидеть поутру то, что натворила. «Как я люблю наш дом!» — произнесла она, и от этих слов стало легко на душе. Словно соглашаясь с ней, фонарь моргнул два раза. Она подмигнула ему в ответ.



Новая весна

Морской воздух звенел и преломлялся на солнце, внося разноцветное оживление повсюду, куда он проникал: в дома и магазины, кафе и палубы круизных паромов, норы животных и трещинки в коре деревьев. Даже сама мать-земля раскрыла поры и дышала, дышала, сбрасывая остатки подтаявших посеревших снегов. Опьяненные ультрафиолетом и резвыми дуновениями весеннего ветра, просыпались и люди. Они бодрились и по-новому начинали смотреть на свою жизнь, открывая в ней приятные мгновения и ощущая непреодолимую тягу к красоте, любви и созиданию.
Меэлис бродил по пустынному берегу, на влажном песке отчетливо проступали его следы. Рядом тянулись, вились цепочкой и сбивались мелкие следы собачьих лап — вокруг него, подпрыгивая и визжа, носился одурманенный незнакомыми доселе запахами щенок.
Мальчик был озадачен: Кади обещала ему, что они прогуляются после школы у моря, он даже успел заехать домой и взять щенка, которого так хотел показать подруге.
— Фунтик, не приставай, я размышляю! — он наставительно погрозил псу пальцем, но разве что объяснишь животному, когда вокруг такое весеннее безумие!
— Меэлис, подожди! — шум моря не мог заглушить звонкий голосок Кади.
Пришла… А то он заждался ее: гулял здесь больше часа — ходил кругами и встретил уже два парома, что доставили в порт Таллина желающих оказаться в этом чудном городе. Теперь это и его город, он понемногу обживался здесь и привыкал, стараясь находить плюсы, как советовала мама.
— Привет! Какой чудесный щенок! Познакомишь нас? — не дожидаясь ответа, она присела на корточки. От неожиданного к себе внимания щенок лизнул ее ладонь и, осмелев и завиляв хвостом еще сильнее, ткнулся носом в девичью щеку.
Непосредственность и веселый нрав одноклассницы были Меэлису по душе. Они подружились практически сразу, как он пришел в новую школу. К тому же, она во всем его поддерживала.
— Какой красавец ваш ночной гость!
— Ты так считаешь? — он просиял. — А бабушка всегда придирается к нему и воспитывает, как и меня, в общем, она воспитывает нас обоих.
— Моя бабушка такая же. Но как бы она меня ни ругала, ни учила, я знаю, что у нее больше жизненного опыта, и не обижаюсь, а впитываю, — она засмеялась.
Новое в ее лексиконе слово «впитываю» произвело на мальчика сильное впечатление. Ему вообще импонировали люди, которые много знали. Сейчас он понимал, что Кади знает чуть больше него. А ей нравились его рассказы о кораблях. Ведь это не шутка, когда человек уже с детства знает, чем хочет заниматься в будущем — бороздить океан! Она очень уважала в нем эту уверенность, вряд ли кто-либо еще в их классе мог похвастаться такой сформировавшейся позицией. Находя схожие интересы и открывая при этом друг в друге столько неожиданно-нового, им никогда не бывало вместе скучно.
Когда же Меэлис работал на плэнере, она с удовольствием наблюдала за ним и восторгалась его удивительным талантом смешивать краски, подчеркивать настроение и воплощать мечту на холсте. Он умело передавал натуру всего, что видел, чувствуя свет и воздух. Ей так хотелось, чтобы он написал ее портрет, но он все отговаривался, что портреты у него не получаются.
— Кади, я могу создать для тебя самый лучший морской пейзаж, но портреты я не пишу. Если когда-нибудь мне удастся освоить эту технику, то твой портрет станет первым, и я напишу их столько, сколько ты пожелаешь, — он и сам расстраивался, и слова его были столь убедительны, что на лице девочки вспыхивала проникновенная, только ему одному адресованная улыбка. Когда-то эта улыбка очаровала Меэлиса раз и навсегда.
— Ты посмотри, что он творит! — воскликнула Кади. За разговором они и позабыли о щенке, а он, глупый, забежал в море, правда, недалеко, и, не ожидая, что вода жутко холодная, с визгом потрусил в их сторону, ища защиты. Он вопрошающе смотрел на них, словно спрашивая: «А что это было? Почему так холодно?» Меэлис схватил Фунтика на руки и посадил за пазуху, прикрыв курткой.
— Ну вот, теперь надо ехать домой, чтобы он не заболел. Поедешь с нами? — он спросил ее так, на всякий случай, зная наперед, что она непременно поедет с ним, чтобы помочь с этим баловником.
После того как лохматое чудо помыли, вытерли мягким махровым полотенцем и насильно завернули в небольшое теплое одеяльце, дети с чувством выполненного долга уселись пить чай с их любимым яблочным пирогом, что накануне испекла мама Меэлиса. Даже в этом их вкусы были схожи. Щенок тем временем рычал, возился и пытался вырваться наружу, на свободу, кусая неподдающееся и к тому же щекочущее одеяло.
— Какой смешной, шерсть всклокочена! — девочка веселилась, а ее друг, наблюдая эту сцену, радовался, что она подружилась с его щенком. Теперь они могут гулять втроем, оберегая Фунтика от его безумных порывов искупаться, по крайней мере пока не потеплеет. «Может быть, ее пес будет слушаться больше?» — с надеждой подумал мальчик, но тут же переключился на другую внезапно пришедшую мысль.
— А не поехать ли нам за марципанами? Вот бабушка обрадуется! — Меэлис вдруг решил, что хочет сделать ей что-нибудь приятное. Вон как Кади говорила о своей бабушке!
— Хорошая идея, поехали! — девочка загорелась предложением, и не прошло и десяти минут, как они выскочили на улицу, готовые к новым приключениям. — Потом можно забежать в кафе, мой брат напоит нас горячим шоколадом. Ой, а как же Фунтик?
— Не переживай, уж он-то скучать не будет. Сейчас устроит себе лежанку на маминой кровати, как она ни журит его, ничего не помогает, и заснет, нагулявшись.
Они одновременно обернулись: щенок, выбравшись наконец из теплого свертка, залез на подоконник и смотрел им вслед, облизывая оконное стекло. Фонарь наблюдал за этим безобразием и качал головой: «Ну почему он не следит за своей собакой, почему не кормит?» Строгий, но умный фонарь не подозревал, что Фунтик жуткий озорник и выдумщик, и стекло он лижет, потому что представляет вкусное-превкусное мороженое. Дело в том, что щенок уже однажды попробовал это лакомство, когда Меэлис случайно уронил кусочек на пол. Что тогда случилось с псом! Он причмокивал, вылизывал пол, ходил кругами вокруг своего хозяина и жалобно скулил. С тех пор всем было известно, чем можно задобрить щенка, когда тот сердится, но сердится ли он по-настоящему или делает вид, никто толком разобрать не мог. Знал также мальчик, как отблагодарить маленького друга или заставить сидеть спокойно, когда мама его причесывала, чего тот очень не любил и всегда норовил укрыться под диваном Меэлиса. Он полагал, что мальчик его защитит, а тот выманивал мороженым! «Это несправедливо!» — порывался пролаять щенок, но все же выходил и, закатывая глаза то ли от неожиданно свалившейся на него вкуснятины, то ли от надоевшего царапания жесткой щетки, некоторое время стоял более или менее смирно. И совсем скоро становился красавцем с блестящей рыжей шерстью. «Вот что значит ухаживать за собой!» — смеясь, говорила в такие моменты мама.
— Забавный у тебя друг, — с оттенком легкой грусти заметила девочка. — Я просила родителей купить собаку, но они считают, что домашние животные требуют слишком много внимания и грязнят в доме.
— А ты приходи в любое время к нам, моя собака станет и твоей! Однажды я выучусь, я тебе это обещаю, и напишу ваш совместный портрет. Представляю: Кади прижимает к щеке Фунтика, а он преданно смотрит ей в глаза. Ну как тебе такая картина? Но даже если что-то не получится сразу, думаю, папа поможет, он же у меня известный художник, — Меэлис произнес эти слова с особой гордостью.
Вместо ответа она взяла его за руку и потянула за собой, разве дело в портрете? Они вприпрыжку пустились к автобусной остановке. А в окне еще долго маячила мордашка этого шаловливого, но милого пса. Одно ухо у него по-прежнему было опущено, а другое торчало — так уж задумала природа. И поскольку дети не успели расчесать ему шерсть после купания, она топорщилась в разные стороны, придавая щенку облик разъяренного зверя. И только они знали, что никакой он не страшный зверь, а самый ласковый и преданный друг. Скоро он вырастет, впрочем, как и они…



Все началось с книги

— Мама, гляди, какую книгу подарила мне Кади! — Меэлис влетел в комнату, позабыв, что она села за свои рассказы. — Ой, ты занята.
— Да ладно, говори, что за книга?
— Вот, «Засыпайка в рыбацкой деревне». Правда, она какая-то детская, но в ней много занятного.
— Уж почти полгода прошло с твоего дня рождения, ты только сейчас ее прочитал?
— Я ее тогда зачем-то в стол забросил, а на днях перебирал старые рисунки и нашел. Ты знаешь, где находится Кясму?
— Как не знать. Много лет назад мое сердце было завоевано деревней капитанов.
— Ух ты! Но почему ты не рассказывала? — он поначалу хотел обидеться, но вспомнил, что для взрослого мальчика, а он был уже именно таким, это было несерьезно.
— Сама не знаю, повода не было, наверное. Как говорится, всему свое время. Подожди-ка… — через пару минут она принесла из кладовой коробку с фотографиями (времени, чтобы сложить их в альбом, так и не нашлось). — Гляди, вот снимки.
Меэлис жадно рассматривал фотографии, периодически заглядывая в книгу, но, не досмотрев, выбежал из комнаты.
«Сравнивает», — усмехнулась она и вскоре услышала, что он звонит своей подруге. — «Снова что-то задумал. Не соскучишься с ним», — подумала она, но легко и с радостью.
Процесс взросления был неизбежен, но тем интереснее ей было общаться с сыном.
— Мама, завтра к нам придут Кади и Калев послушать твою красочную историю, — он поднял указательный палец, говоря всем видом, что возражения не принимаются.
— Договорились, тогда испеку наш пирог.
— Я ушел, пока, — он махнул рукой, и громкий лай собаки известил ее о том, что сын пошел гулять с Фунтиком.
«Не проще ли свозить его туда, пусть сам посмотрит», — она проговорила это вслух.
— Над чем задумалась, дочь? Задумчивость у вас в крови, — бабушка, как обычно, все слышала и теперь желала узнать детали.
— Понимаешь, снова совпадения. Меэлису подарили детскую книжку Дагмар Нормет, в которой действие происходит в Кясму. Наш молодец желает подробного повествования в красках.
— Так ведь место действительно достойное для рассказа, не говоря уже о том, какие чудные картины может создать там мой внук.
— Я как раз об этом думала. Пусть подышит морским воздухом и послушает истории о капитанах. Он же у нас будущий моряк. Или художник? Как ты считаешь? — она обратилась к матери, а у самой в глазах затеплился огонек, манящий ее в это сказочное место.
— Съездите, это пойдет на пользу всем.
— Даже мне.
— Тебе в первую очередь, ведь Кясму благотворно влияет на всех творческих людей.
«Да, они знали, где черпать свое вдохновение, — она чувствовала, что может написать лучший в своем цикле историй об Эстонии рассказ и стремилась к звенящей от голоса сосен и переливов моря бухте. — Кто из нас еще больше рвется в Кясму!»
Дети пришли ближе к вечеру, хотя, о каком вечере можно говорить на пороге лета, в пору белых ночей? А Меэлису длинный световой день только на руку, его неуемная энергия бьет фонтаном, и ему этого дня совсем не хватает.
— Мама, мы все прочитали книгу и горим желанием поехать в Кясму, взглянуть одним глазком!
— Прямо так и горите, что вас не удержишь? — она засмеялась.
— А вдруг на острове до сих пор живет ведьма? — Кади задала этот мучивший ее вопрос, на что ребята залились дружным смехом, смутив девочку.
— Погодите смеяться. В каждой истории есть доля истины. Ее просто надо отыскать и отметить на карте под названием «Открытия Кясму».
Они с сыном привыкли играть в придуманную, но полезную игру, когда отмечается самое интересное, что увидено ими в новых местах. Карта Таллина начата недавно, зато карта Хийумаа стала гордостью Меэлиса и украшала стену его комнаты. Она пока слабо представляла, куда они будут вешать остальные. «Со временем это занятие ему наскучит, сам куда-нибудь запрячет свои ценности», — успокаивала она себя.
Друзья ждали, что она скажет дальше. Два галчонка (Кади и Калев оба темноволосые и кареглазые, их запросто можно принять за брата и сестру) и один журавленок были готовы внимать каждому ее слову, это читалось в их глазах, лучащихся предвкушением грядущих открытий.
— Но к путешествию всегда нужно подготовиться, с этим-то вы не поспорите. Поэтому сегодня я расскажу немного, но сделаю это так, чтобы там, на месте, вы сами захотели все самостоятельно изучить. Я дам лишь наводку, так будет правильнее сказать.
— Хорошо, — хором ответили дети.
Задремавший после активной прогулки пес от неожиданности открыл один глаз, но, убедившись, что ему ничто не угрожает, продолжил свой сон.
— Тогда ставлю задачу. Вот вам несколько вопросов, ответы на некоторые из них найдете в книге, а потом проверите на месте, но нужно будет и подумать.
Итак:
1. На каком полуострове находится Кясму?
2. Почему Кясму называется «деревня капитанов»?
3. Как добраться до островка Курадисаар?
4. Почему он называется также островом Роз?
5. Сколько крупных валунов в округе? Как они называются? О каком идет речь в книге?
6. Почему сосны в Кясму называются корабельными?
7. Какой экспонат Морского музея понравился больше всего?
8. Каких птиц вы хотите увидеть? (ответ на этот вопрос она знала — Меэлис восхищался лебедями, без проблем — они там будут).
Ребята внимательно ее выслушали, Кади как самая прилежная записала вопросы, а Меэлис внес уточнение: «Но ведь ты так ничего и не рассказала, а нам ужас как хочется знать больше!»
— На то и расчет, — теперь она подняла указательный палец и довольная произведенным эффектом и наступившей в разговоре паузой, нарезала пирог. — Теперь все пьем чай, потом повторно читаем. На все про все у вас несколько дней. Выходные проведем в Кясму. Кади, Калев, я поговорю с вашими родителями.
— Мои родители меня куда угодно с Вами отпустят, — и уже обращаясь шепотом к Меэлису: — Твоя мама знает очень много, я чувствую. Потихоньку будем ее выспрашивать, а на местности нам хватит и двух дней. Потом мы сделаем красивый фотоальбом, мне на день рождения подарили маленький цифровой фотоаппарат, я научилась им пользоваться, и у Калева есть, да, Калев? — Кади была очень воодушевлена предстоящими выходными. — А ты нарисуешь картину или лучше две.
— Не нарисую, а напишу, — поправил ее друг, но мыслями унесся далеко-далеко, где берег самый каменистый, где шиповник самый душистый, а забытый маяк того и гляди засветит… это Кясму.
— Ладно, с вами здорово, но побегу скажу своим, что в выходные уеду в экспедицию, — Калеву доставляло удовольствие напустить на любое дело таинственности, чем он всегда смущал родителей. Их первой реакцией было: «Никуда не поедешь»? А потом: «Ладно, мог бы сказать проще, не наводя тень на плетень». Но такие уж были эти пацаны, что Калев, что Меэлис, недаром друзья.
Дети разошлись, договорившись, что накануне поездки дополнительно встретятся, чтобы составить план действий. Никому не хотелось сесть в лужу!
— Мама, а я сразу могу ответить на вопрос про птиц, — он подошел к ней пожелать спокойной ночи и решил не упустить момент, ведь по знаниям о птицах ему в классе не было равных.
— Я знаю, каких птиц ты назовешь. Лебедей!
Он улыбнулся и поцеловал ее. В воспоминания вклинился облик большой белокрылой птицы-лебедь — мама всегда представлялась ему именно в этом образе. Наверное, поэтому он по-особенному любил лебедей, думая о них с восхищением и нежностью, и встреча с ними вызывала у него массу эмоций. Только вот нарисовать их он пока не мог в той полной мере, чтобы получилась целостная неповторимая картина. Не выходил у него и портрет Кади. Начатый месяц назад, набросок лежал в углу комнаты, и если бы не девочка, то запылился бы. Но он обещал ей справиться, не унывал и верил в помощь отца, если что-то долго не будет ладиться. В конце концов, он же еще учится, а это процесс не быстрый.
— Папа, что нужно, чтобы стать известным художником?
— Сначала учиться, можно считать, ты уже на первой ступени к достижению своей цели. Чтобы достичь чего-то в дальнейшем, надо трудиться.
— Да я и не против! Мама говорила тебе, что мы едем в Кясму? Вот где живут настоящие, а не выдуманные истории о капитанах дальнего плавания! Я стану живописцем, бороздящим морские просторы!
— Ну, тогда тебе придется трудиться за двоих. Осилишь?
Его сын, на самом деле такой маленький, но взрослеющий с невероятной скоростью, ничего не ответил. «Пока мы рядом, мы поможем тебе, дерзай, сынок», — подумал мужчина, но только сейчас, обретши сына, до безумия похожего на него во всех отношениях, он осознал остроту чувства единения с любящими людьми, без которых его мастерство и талант не приносили столько удовлетворения и счастья! «Корабль вернулся в порт приписки», — усмехнулся он про себя.
…Мальчик только-только открыл форточку, чтобы впустить в дом свежего воздуха, и теперь стоял у окна, не включая свет. Фонарь терзался вопросом, отчего тому не спится. Он не мог оставаться в стороне, если что-то происходило у его друзей, радостное или грустное! А Меэлис оценивал завтрашнюю, нет, уже сегодняшнюю поездку в Кясму, прикидывая и размышляя. Уж очень завладела им мысль о знаменитой деревне.



Что нужно, чтобы стать капитаном?

Погрузка всего необходимого наконец была произведена, дети расселись. Фунтик никак не хотел залезать внутрь машины, беспокоясь, что его там случайно забудут и запрут. Но в итоге пес позволил Меэлису осторожно разместить себя на сиденье. Для этого его пришлось взять на руки, иначе никак не шел. Он сразу притих, забившись под плед. И не успела она выехать на Петербургское шоссе, как эти непоседы и «хочувсезнайки», перебивая друг друга, начали задавать вопросы: «А долго нам ехать? А где мы будем жить? А на завтрак нам придется есть кашу? А какой будет распорядок дня?»
— Подождите, не все сразу. Ехать час с небольшим хвостиком. У моей подруги там свой дом, в нем и остановимся. И Фунтику выделим уголок с мягким пушистым ковриком.
Пес, уловив свое имя, зашевелился под пледом, поднял голову и завилял хвостом, отчего плед смешно задвигался. Фунтик умел быстро просыпаться, особенно если его ждало угощение, просто так же не зовут. Подождал чуток, повертел головой в надежде заметить подтверждение своей догадки в глазах присутствующих, но в отсутствие оного разочаровался и, негромко рыкнув, снова зарылся в тепло шерстяного полотна.
— Главное вовремя приходите обедать и ужинать, ну и спать, конечно, а остальное на ваше усмотрение. Я рядом, можете спрашивать, советоваться. Покажу вам потрясающий музей, послушаем рассказ Аарне.
— А кто это? — спросил сын.
— Это хранитель музея и маленького маяка, знаток моря и его обитателей, одним словом, удивительный человек! Вы обязательно познакомитесь, уверена, что и подружитесь, только не налетайте на него с вопросами одновременно. «Хорошо, что я успела предупредить Аарне об этих неугомонных исследователях», — на днях она звонила ему и сообщила об их вылазке на природу.
— Друзья мои, хочу вас предупредить, что нам вряд ли удастся прогуляться на остров в самый разгар сезона гнездования птиц. Если вам понравится, мы сможем вернуться туда в другое время, — дети с пониманием кивнули.
Итак, они выехали в пятницу вечером, чтобы ребят, едва прикоснувшихся к природе полуострова и не успевших до конца познать ее величие и оценить ее значение для себя, сморил «засыпайка». Так лучше — за ночь они наберутся сил, отдохнут, а вот уже с рассветом вольны делать все для разгадки тайн Кясму. Несмотря на то что большая часть их пути проходила среди густых ароматных лесов, дорога вскоре вывела к морю — самому красивому и непредсказуемому по своему характеру, морю, которое каждый из них лелеял по-своему. Кади любила собирать у моря камушки, используя наиболее красивые и оригинальные для украшения фоторамок, которыми был обставлен весь ее дом. Калев с Меэлисом обожали купаться и часами могли плескаться в воде, поэтому им очень нравилось лето и не нравилась зима. «Море зимой недружелюбное», — говорил Калев, и друг утвердительно кивал головой, всем своим видом изображая возмущение: «Как люди вообще могут обходиться без купания! Нам приходится так долго дожидаться открытия купального сезона!»
Вышло, как она и предполагала. Дети, едва перекусив после дороги, сломя голову побежали разведывать территорию, но уже через час вернулись уморенные, но счастливые. Здешний воздух моментально подействовал на них, и вскоре «засыпайка» сделал свое дело, навевая им сны о море, кораблях и даже пиратах. О последних утром за завтраком проболтался Калев: «Мы храбро сражались с пиратами, но парусник отстояли!»
К обеду все собрались, со своими известиями и полные решимости продолжить приключения.
— Я обнаружила горку камней, как будто ее кто-то специально сложил. Местный мальчик рассказал, что с окраины деревни нужно принести камешек и положить в эту горку, тогда желание исполнится, — Кади делилась первым впечатлением, ее личным открытием, а мальчишки пролетели мимо этих камней, не обратив на них внимания.
Меэлис что-то сосредоточенно отмечал на карте и обвел участок леса, через который они прошли, чтобы выйти к лежащему как на ладони острову. Одновременно в блокноте он записал: «Ответ на вопрос № 5: здесь такие высоченные сосны, что пока следуешь взглядом к верхушке, начинает болеть шея. Из этих деревьев строились парусники».
— Калев, а что заметил ты?
— Я сосчитал два огромных валуна — Леэмети и Маякамяэ, но камня с именем Матси пока не нашел.
— Он в лесу, и я его потрогала, хотите, покажу? — Кади, специалист по камням, очень гордилась, что первая обнаружила валун, и не унималась, продолжая удивлять мальчишек, — а чуть дальше, не доходя островка, лежит в море камень Вана-Юри, но к нему не подобраться.
— Молодцы, у вас уже есть первые наблюдения. Как сбегаете в лес, возвращайтесь, пойдем в музей, — она снабдила всех яблоками и наказала собраться минут через сорок, этого времени вполне хватит, чтобы добежать до валуна и обратно. — Боюсь, с вашей любознательностью мы до ночи останемся в музее!

— Tere, — радостно приветствовал их группу Аарне. — Рад тебя видеть, молодец, что привезла сына, пора ему познакомиться с нашей деревней.
Детям не терпелось поскорее осмотреть музей, но любая экскурсия требует вступительного слова, так что Аарне, соблюдая традицию, усадил детей в круг и начал свое повествование. И она с удовольствием слушала, и ей не становилось скучно или неинтересно. Раз от раза он привносил в свой рассказ что-то новое, как будто не хотел, чтобы слушателю моментально все становилось ясно, должна же была остаться пауза для загадки, побуждающей человека вернуться в Кясму снова.
— Аарне, откуда все эти экспонаты? — она первая начала его расспрашивать.
— Большинство из них попали к нам с разных кораблей, что-то было найдено в море, а какие-то экспонаты приносили местные жители, зная, что я организовал музей.
— А покажите, пожалуйста, меч! Мама рассказывала, что это гордость среди Ваших находок! — Меэлис решил сразу выяснить главное.
Аарне удивленно приподнял бровь и поднялся со стула:
— Погодите-ка…
По музею пролетел дружный шепот, переходящий в возбужденный спор: не за мечом ли он пошел?
Аарне вернулся и, ощутив на себе горящий взор ребят, не стал испытывать их терпение: он осторожно достал из специального футляра неширокий и изящный меч, датируемый XI веком, с 72‑сантиметровым лезвием и украшенной узором рукояткой. Местами оружие сохранило свою остроту, Меэлис дотронулся до лезвия. Потом дети держали меч втроем, как одна команда, как объединенные единой целью друзья. «Меч не тяжелый, и, когда я держал его вот так, в руках, мне представлялись викинги», — еще одна запись появилась в блокноте ее сына, и он наспех сделал карандашный набросок меча.
— А мне очень понравились открытки из разных стран, тут целая коллекция, — внимательная девочка не прошла мимо лежащих на столе альбомов.
— Да что открытки! Корабельные приборы, штурвалы — вот что должно привлекать настоящего моряка, — Калев подробно осматривал все, что его интересовало. — Зачем мне открытки? Тут столько диковинных вещей! Меэлис, взгляни на эти хрупкие макеты!
— А известно ли вам, что «Анетте» самый быстрый парусник, совершивший мировой рекорд, преодолев расстояние от Америки до Европы за 9 дней! «Сальме» стал первым построенным в наших краях в 1891 году парусником, а «Буревестник» (построен недалеко, в Локса, в 1922 г.) — самым красивым! — Аарне с гордостью произносил названия кораблей. — Посмотрите, сколько макетов у нас в музее!
И в силу своих увлечений, а мальчишки делили их пополам, они просто не могли пройти мимо дышащих морскими путешествиями экспонатов и какое-то время разглядывали мельчайшие детали макетов, а Меэлис по ходу делал зарисовки. Когда дело было сделано, он отделился ото всех и, еще раз обойдя помещение музея в свойственной ему манере задумчивости, чем обычно вызывал у друзей интерес, подошел к окну. «О, сейчас снова замечтается», — она знала привычку сына.
— Как, должно быть, они скучали по родным, находясь долгое время в плавании! — произнес Меэлис в никуда. — Как, должно быть, стану скучать по дому я. — Он вдруг очнулся и потащил друга к выходу, что-то отчаянно объясняя ему.
— Ну что, Кади, пойдем, поздороваемся с маяком? У него ведь тоже есть своя интересная история. С 1889 года собирали средства на его строительство, и только в 1992 году сооружение было официально оформлено. Аарне очень любит вспоминать, как все это было. Погоди, только возьму у него ключ.
Девочка кивнула, поблагодарила Аарне, и, поцеловав его, выскочила на улицу. Друзья уже достаточно далеко отошли от них, но обернулись и вскоре затерялись среди рыбацких сараев. Пуна и Рооса, активные и веселые ирландские сеттеры, сорвались с места и с лаем припустили вслед ребятам. За ними на своих коротких лапах устремился и Фунтик.
Солнце скоро закатится, затемнив остров Курадисаар и зашумевший на разные лады и языки с приходом лета залив. Взрослая женщина и маленькая девочка стояли у старого белоснежного маяка и загадывали свои желания, а маяк загадывал свое, самое заветное — снова светить проходящим мимо кораблям.
— Я знаю ответ на вопрос, почему остров называется островом Роз. — Кади хитро улыбнулась. — Видели, вон там, ближе к берегу, растет маленький куст шиповника? А на острове таких кустов очень много, целые заросли. Поэтому когда летом они одновременно цветут, то весь остров делается розовым-розовым.
— Умница. Это плюс в твою копилку отгадок, а, следовательно, и знаний. Но куда, интересно, наши мальчишки побежали? Пойдем, поищем их, вдруг что-нибудь тайное обнаружим?
— Пойдемте! — ответила девочка и, подняв с земли приглянувшийся камушек, спрятала его в карман.

После ужина на уютной обращенной к морю веранде, где дети нашли много занятных вещей и едва не перевернули все вверх дном, все вышли на улицу. Дружная компания присела на сложенные позади музея бревна. Аарне, закончив дневные хлопоты, беседовал с приятелем у старой рыбацкой лодки, что была когда-то доставлена сюда с Чудского озера. В ней, как в маленьком ресторанчике на открытом воздухе, устраивали пикники, так было принято. Аарне любил угощать гостей копченой рыбой, приготовленной по его исключительному рецепту. Об ужине на берегу деревни капитанов сочиняли истории и слагали стихи. Они с Аарне были добрыми друзьями, она уважала и любила этого человека, мудрого и доброго. Невероятное состояние души — вот чем отличалась атмосфера Кясму, вот к чему стремились наиболее тонко чувствующие натуры. И она не была исключением, почувствовав однажды энергетику этого места на себе. И сейчас она не могла надышаться упоительным воздухом. Ей не терпелось уложить детей спать и поскорей начать писать, писать, писать, пока рвалось из груди вдохновение, созвучное мелодии Кясму. Так рождались новые стихи…
— Я нашел ответ на первый вопрос. Этот полуостров тоже называется Кясму, — Калев протараторил все на одном дыхании, — на информационном плакате написано.
— Молодец! Ответ засчитан. Знаете, а ведь все вы уже достаточно узнали о Кясму, а всего-то прошел один день. Но пока никто не ответил, откуда произошло название «деревня капитанов»?
— У меня есть догадка, — в голосе ее сына звучали сомнения.
— Ну-ка поведай нам ее, мне почему-то кажется, что ты окажешься прав, — она решила его подбодрить.
— Вы помните, что нам рассказывал Аарне? Раньше в деревне действовала мореходная школа, а местные жители сами строили корабли. Кто-то должен был ими управлять! Вот и получается, что выучившиеся в школе мужчины ходили на них в плавание и становились закаленными в морских походах капитанами.
— Ты абсолютно прав, но капитаны не сразу становились капитанами, для этого, как говорят, требовалось преодолеть не одну морскую милю. Полученных в школе знаний, а особый упор там делался на математике и астрономии, было достаточно, чтобы начать ходить на кораблях, и со временем некоторые из них, особо упорные и целеустремленные, заслуженно приобретали звание капитанов. А память об этих людях живет во многих домах до сих пор. Видели старую фотографию на комоде? На ней — дед моей подруги, снискавший себе славу отважного капитана. Но, постойте, остался без ответа один вопрос: как добраться до острова?
Дети молча переглядывались и пожимали плечами.
— На лодке, — предположил Калев.
— Да, это возможно, но все проще: когда начинается отлив, обнажается каменистая тропа, по которой можно дойти до островка. Когда воды становится чуть больше, используют специальную экипировку, и вперед, на прогулку!
— А Вы доходили до острова? — раздался голосок Кади.
— Да, — она на пару секунд замолчала, — но произошло это через много лет после моего первого визита сюда. Я знакомилась с Кясму постепенно, приезжая в разные времена года, и всегда возвращалась, возвращалась…
— Мы тоже вернемся! — почти хором крикнули дети.

Чайки не унимались — стонали от упоения небесно-голубым звенящим простором и резвились, совершая в воздухе головокружительные кульбиты. Некоторые из них на пару секунд усаживались на валун и разбросанные вокруг камни и тут же уносились дальше, чтобы добывать еду и охранять гнезда. И так будет продолжаться. Птицам все позволено.
Она распахнула окно веранды и впустила в дом первый день лета. Красавица, серебристая чайка, пронеслась мимо их окна, сверкнув желтым глазом как разящей молнией. Природа вступила в самый активный период своего жизненного цикла и горела страстями, увлекая за собой и птиц, и людей. Корабли, ведомые опытными мореходами, бесстрашнее кидались на волны и сопротивлялись встречному ветру: они с нетерпением гнали время, чтобы за один взлет на своих парусах-крыльях достичь цели, а потом вновь идти в путь.

— Мама, на каком языке кричат чайки? — спросил Меэлис.
— На эстонском.
— Я их понимаю…



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru