Материалы номера № 44 (196), 2015 г.

Есть одна странная особенность, которая роднит, два, казалось бы, таких разнородных произведения мировой словесности, как пьеса Шекспира "Гамлет" и роман Дюма о графе де Монте-Кристо. Эта особенность, точнее, этот жанр принято называть театром одного актёра, или, если угодно, театром одного режиссёра. И оба эти актёры и режиссеры – не Шекспир и Дюма, а их персонажи. И граф де Монте-Кристо, и принц датский отравлены местью. Местью, казалось бы, справедливой, вызывающей сочувствие у сентиментального читателя. Однако месть сама по себе – штука некрасивая, уверен, неблагородная – мстя, ты как бы примеряешь на себя доспехи Господа Бога, которому одному на роду написано заниматься священным возмездием. Да и то Господь, кажется, не выказывает никакого рвения и усердия в этой возложенной на него задаче. И есть отчего!
И оба наши героя, наверное, чтобы им не было так скучно и противно заниматься не человеческим делом, превращают месть в некий грандиозный спектакль, в настоящее произведение искусства, проявляя себя незаурядными режиссёрами.
Как это кощунственно ни прозвучит по отношению к нашему Господу, случаются судьбы людские, по отношению к которым провисеть пару часов на кресте кажется сущим пустяком. Этих людей распинали, пусть и в переносном смысле, подольше и побольнее. Я знал нескольких таких людей в жизни. Что же касается литературных персонажей, то одним из таких людей, является, без сомнения, Эдмон Дантес, граф де Монте-Кристо.
Было бы странно, если бы человек, облыжно приговорённый к пожизненному заключению и чудом бежавший из тюрьмы спустя восемь лет, не попытался бы отомстить людям, благодаря которым он оказался в столь незавидном положении. Граф логично предположил, что эти люди за восемь лет его отсутствия ещё чем-нибудь себя запятнали. Редкий человек, совершивший безнаказанно злодейство, воздержится от его повторения. Подонки не могут в одночасье сделаться благородными людьми. Каково же было его удивление, когда он узнал, что все эти люди перебрались в столицу и стали там известными и уважаемыми людьми! Что-то здесь не так, подумал граф.
И начал своё расследование.
Мне кажется, что Эдмон Дантес мстит не потому, что он мстителен по природе. Он карает людей, виновных в его судьбе, именно потому, что Бог медлит с воздаянием. Если бы палачи его молодой жизни были как-то наказаны, если бы они влачили жалкое существование, перебивались с хлеба на воду, он, может быть, и не вспомнил бы о своей благородной мести. Но они вознеслись в общественном положении. Таким образом, справедливость была попрана дважды. И граф начинает действовать. Но как разорить преуспевающего банкира, поколебать позиции королевского прокурора, доказать, что пэр Франции – отпетый негодяй? И тут на помощь графу де Монте-Кристо приходит Его Величество Театр. Он разыгрывает спектакль, где его противникам заранее уготованы роли жертв.
Благородно ли мстить? Вопрос риторический. Мстители, как правило, им не задаются. Месть, как медленный яд, настолько глубоко проникает в их сознание, что жизнь, лишённая мести, становится для них бессмысленной. Месть бывает маленькой и великой, полной и неполной, справедливой и несправедливой. По характеру мести можно вычислить масштаб личности мстителя. Больше всего симпатий вызывает месть отчаянья, когда у человека отобрано всё до последней нитки, и у него просто не остаётся ничего другого, кроме ярости.
Случай с графом де Монте-Кристо не вписывается в стандартные каноны возмездия. Казалось бы, ему уже воздалось за лишения и страдания свалившимся с неба богатством. Но ему этого мало: горечь душевных потерь не компенсировать никаким золотом! А потом, мне кажется, любовь, если она – настоящая и не реализованная, всегда стремится к самосовершенствованию, хотя и прекрасно понимает, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. И, я уверен, джинна мщения граф выпустил из бутылки именно тогда, когда подумал о возвращении себе любви Мерседес.
Граф, режиссёр-постановщик своей пьесы, продумал все делали до мелочей. Может быть, только его дуэль с Альбером не была заранее предусмотрена сценарием. И только одну вещь граф не мог знать заранее: как отреагирует на его авторский театр, на его чудесное воскрешение из мёртвых потерянная, но пока ещё бессмертная возлюбленная.
Тема прижизненного "воскрешения" героя – одна из самых благодатных, востребованных и величественных тем в мировой литературе. Умерев, герой инкогнито начинает новую жизнь, меняет имя, облик – и, наконец, не узнанный никем, возвращается в поле зрения своей возлюбленной. И та начинает терзаться проклятым вопросом: он – или не он? В сущности, на этом держится сюжет знаменитого романа Этель Войнич "Овод". Мелодрама? Да, но эта мелодрама – очень высокого полёта. Всё дело в том, что герои "умирают" вынужденно, под давлением несчастливых обстоятельств. То есть их "смерть" театром как раз и не является.
Эдмон Дантес, граф де Монте-Кристо, почему-то вызывает у нас больше симпатии, чем датский принц. Почему? Наверное, не в последнюю очередь потому, что Гамлет начинает свою месть с грубейшей ошибки. Он "путает" Клавдия с Полонием. Из-за того, что он убил неповинного человека, и начинается трагическая бессмысленность вереницы последующих событий. И, конечно, Гамлет был бы нам гораздо симпатичнее, если бы он действительно любил Офелию.
В детстве я никак не мог понять, почему лучшие русские поэты, начиная с Пушкина и кончая Мариной Цветаевой, пишут панегирики Наполеону Бонапарту. "С ума там они, что ли, все посходили? Ведь этот человек топтал нашу землю, убивал наших людей. Так недолго и до восхищения Адольфом Гитлером дойти!" – в священном ужасе недоумевал я. Позже я понял, что Наполеон-полководец оказался велик тем, что не воевал с мирным населением. В таком "грязном" деле чести, как месть, графу де Монте-Кристо удалось остаться фактически незапятнанным. "Такое невозможно!" – возразите вы. И, конечно, будете правы. Граф внёс сумятицу и разрушил устоявшиеся семьи. Семьи своих врагов. Ничто не мешает законченному негодяю быть в то же время "истинным арийцем" и прекрасным семьянином. Но, наверное, это слишком небольшая плата за столь грандиозное представление!
Мы сочувствуем графу, потому что его победа оказалась пирровой. Если бы месть не состоялась, но ему удалось бы воссоединиться с Мерседес, никто бы не жалел о несостоявшемся воздаянии. Но этого не произошло. Что же заставляет нас с трепетом думать о том, что, может быть, где-то в пыльных французских архивах затерялся третий том бессмертного романа, в котором герои, невзирая ни на что, соединяют свои жизни? Мы не хотим поверить в то, что любовь с большой буквы может сложить голову под напором времени и обстоятельств. Уединение и душевная пустота должны, в конце концов, вернуть героев друг другу. Вот увидите, они ещё встретятся! И, может быть, уже под другими именами.

С интересом просмотрел я французский восьмисерийный фильм "Граф де Монте-Кристо" с Жераром Депардье в главной роли. Оказывается, фильм был снят ещё десять лет тому назад, но я, к сожалению, вяло слежу за киноновинками. Как хорошо, что знаменитый французский актёр сыграл графа! Я думаю, он больше подходит на эту роль, чем, скажем, Жан Маре. Красавчик Жан Маре во всех фильмах действует в одном и том же ключе: "пришёл, увидел, победил". И это снижает психологическую подоплёку картин с его участием.
Взяв на главную роль Депардье, создатели фильма были вынуждены одновременно "вочеловечить" и других персонажей романа. Во всяком случае, Морсер, Вильфор и Данглар уже не выступают в фильме такими исчадиями ада, как это зачастую бывало в прежних экранизациях. Зло не абсолютно. Даже Люцифер в прежней жизни был ангелом и другом Бога! Но самое невероятное в этом фильме даже не это. Создатели картины полностью переиграли концовку! Эдмон и Мерседес в конце фильма воссоединились! И это потрясло меня так, как будто Троянскую войну выиграли вовсе не греки…
В связи с этим резонно возникают вопросы: не затрагивают ли подобные постановки "по мотивам" авторских прав, здравого смысла? И – как далеко может зайти режиссёр в трактовке классического произведения?
Что касается авторских прав, тут, конечно, во мне говорит сын своего индивидуалистического века. Ибо раньше люди были не так озабочены неприкосновенностью своего творческого наследия. Вот что пишет иллюминат, поэт и путешественник Жерар де Нерваль, младший современник Дюма-старшего, автор знаменитого сонета "El desdichado", в своём "Путешествии на Восток". "Эти профессиональные сказочники не поэты, а, если можно так выразиться, рапсоды, сказители; они по-своему излагают и развивают сюжеты, уже известные в разных версиях". Как мы видим, в устном народном творчестве никто не настаивает на своём авторстве, на праве "первой ночи". И никто не боится "переврать" легенду, добавив в неё что-то от себя! И это не какая-то там седая старина, а середина вполне просвещённого и не такого уж далёкого от нас XIX века! Когда говорят о безымянности творчества, часто приводят в пример русских монахов‑летописцев, благодаря исключительному пренебрежению которых к собственной персоне мы до сих пор не знаем точно, кто же написал "Слово о полку Игореве", жемчужину русской словесности. Но должен заметить, скромность монахов вовсе не показательна! Им и положено быть скромными по роду деятельности и по долгу службы.
В результате естественного отбора в конечном итоге побеждал тот автор, кому удавалось наилучше выразить бродячую мысль или бродячий сюжет. Кто сейчас помнит первых авторов легенды о Фаусте? А почему? Да потому, что до Гёте никому не удавалось рассказать эту историю с таким блеском! И я далеко не уверен, что на имени Гёте, как бы ни был он гениален, поставлена окончательная точка. То есть что он "застолбил" за собой эту легенду навечно. Свежий пример – пожалуйста! Клайв Льюис, автор знаменитых "Хроник Нарнии", пересказал легенду о Психее, известную нам по произведениям Апулея. Так вот, меня не покидает ощущение, что Льюис сделал это, как художник слова, на порядок лучше!
Но вернёмся к экранизации романа Дюма. И зададим себе вопрос: "А мог ли Александр Дюма-отец по-другому завершить свой популярный роман?" И ещё: "Какой исход представляется нам более логичным и вероятным – вариант Дюма или вариант, предложенный французскими кинематографистами?"
Исход, предложенный писателем, – всё-таки, скорее, "философский", чем психологический. "Нельзя два раза войти в одну и ту же реку" (Гераклит). "Не возвращайтесь к былым возлюбленным: былых возлюбленных на свете нет" (Вознесенский). Мне кажется, Дюма предпочёл тот вариант, при котором: а) не всё можно купить за деньги; б) любовь неподвластна режиссуре даже такого искусного постановщика, как граф; в) за всё, в конечном итоге, нужно платить; г) было бы слишком хорошим финалом, если бы Монте-Кристо не только поверг в прах своих противников, но и вернул себе любовь Мерседес.
Но: любовь Мерседес, возможно, в глубине её души никогда и не умирала! И потом, она – простая женщина, хоть и графиня. Да простят меня немецкие поклонники Дюма, назвавшие именем Мерседес свой автомобиль! Мерседес – не Клеопатра, не Жанна д`Арк и даже не Рената Литвинова. В ней нет ничего такого, что позволило бы ей отказать такому блестящему человеку, как Эдмон Дантес, граф де Монте-Кристо. Да, он отнял у неё мужа. Но от этого вряд ли стал для неё мерзавцем. И потом, хеппи-энд – это же такое пиршество для киноманов! Если нет возможности поставить эффектную точку в реальной жизни, пусть хотя бы экранная, "сокращённая" версия жизни закончится оптимистично! И никакие классики тут режиссёру и продюсеру фильма не указ! Зритель требует "продолжения банкета"!
Без сомнения, сюжет, рассказанный Дюма-отцом – один из величайших сюжетов в мировой литературе. Но конгениально ли мастерство писателя величию поведанного им сюжета? Боюсь, что нет. Как писатели, Шекспир и Гёте, несомненно, стоят выше. Это как раз и вызывает попытки отредактировать и улучшить роман Дюма. А вот в отношении "Гамлета" такого желания не возникает: там важен каждый персонаж, даже все эти ничтожные Озрики, Розенкранцы и Гильденстерны. И почему-то ни у кого ещё не возникло желания оставить Гамлета в живых. Очевидно, не всякий исход можно достоверно переиграть.