Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 30 (235), 2016 г.



Нина КРАСНОВА
ПОЭТ ВОЗНЕСЕНСКИЙ В ЕДИНСТВЕННОМ ЭКЗЕМПЛЯРЕ
(Заметки о поэзии Андрея Вознесенского на примере книги "Casino “Россия”" и т. д.)




Нина Краснова — поэт. Родилась в Рязани. Стихи пишет с семи лет. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького (семинар Евгения Долматовского). В 1979 году выпустила в первую книгу стихов "Разбег" (в "Советском писателе") и была принята с нею в Союз писателей СССР. Печаталась в журналах "Юность", "Дети Ра", "Другие", "Зинзивер", "Москва", "Новый мир", "Октябрь", "Дружба народов", "Студенческий меридиан", "Крокодил", "Обозреватель", "Наша улица", "Время и мы" (Нью-Йорк — Москва), в альманахах "Поэзия", "День поэзии", "Истоки", "Кольцо А", "ЛитРос" и т.  д., в газетах "Литературная Россия", "Литературная газета", "Литературные известия", "Независимая газета", "Московский комсомолец", "Книжное обозрение", "Поэтоград", "День литературы", "Слово", "Экспресс-газета" и т.  д., а также в разных коллективных сборниках и антологиях, в том числе в антологиях "Поэзия. XX век", "Поэзия. XXI век". Автор более 15 книг стихов и прозы. Лауреат премии им. Анны Ахматовой и других премий. Первый секретарь Союза писателей ХХI века.



ПРЕДИСЛОВИЕ

Эти свои заметки о поэзии Андрея Вознесенского я написала в 1997 году, в Рязани, на улице Шевченко, дома у своей матушки, куда я приехала из Москвы, чтобы встретить со своими родными День Казанской Божьей Матери, который в советское время почти совпадал с праздником Октября, а в период перестройки и реформ стал Днем согласия и примирения  (а с 2010 года называется Днем народного Единства). Он совпал с 5-летием моего "эмигрирования" из Рязани в Москву. За несколько дней до этого я побывала в Зале Чайковского на вечере Андрея Вознесенского, и там поэт подписал мне свою новую книгу "Casino “Россия”" (М., "Терра", 1997):
"Нина! Спасибо тебе за все — за стихи (которые я посвящала и дарила ему. — Н. К.). Твой, твой Андрей Вознесенский".
Я тут же прочитала ее, еще в Москве, и взяла с собой в Рязань, чтобы перечитать ее там и чтобы попробовать записать на бумаге свои впечатления о ней, по горячему следу. И сидела дома у мамы и записывала их на бумагу так, что из-под моего пера искры летели, и за неделю я написала (впервые за жизнь не от руки, а прямо на машинке, на "Любаве") почти сто страниц своих беглых заметок о Вознесенском, и мои заметки разрослись у меня до размеров книги, и я не успела тогда закончить их, настолько необъятной и неохватной оказалась для меня тема "Андрей Вознесенский и его поэзия". И я решила дать им отлежаться! И они пролежали у меня в архиве почти двадцать лет.
И вот недавно я пересмотрела свои заметки свежим взглядом и набрала их на компьютере и немного подредактировала, но решила, что ничего дописывать, ничего добавлять туда не надо.
Жалко, что Андрей Вознесенский уже не прочитает их. Но кое о чем из того, что я написала там, я говорила ему, когда общалась с ним по телефону, и мой "земной кумир" очень радовался всему этому, тому, как я читаю и комментирую и анализирую его.
Все это я теперь предлагаю читателям.

* Может быть, кое-кому из читателей покажется, что в моих заметках о Вознесенском чересчур много восторгов, относящихся к нему и к его поэзии, чересчур много эмоционального накала и перехлестов и каких-то преувеличений, но таков мой стиль. Если я берусь писать о ком-то, да еще о поэте, который сыграл в моей жизни (а не только во всей современной русской литературе) особую важную роль, я пишу о нем со всей своей искренностью и не могу писать без восторгов и перехлестов, с малым эмоциональным накалом, "на ослабленном нерве", у меня тогда вдохновения никакого не будет и душа не зазвучит и слова не будут литься на бумагу и перо будет спотыкаться на каждом слове, и ничего у меня тогда не получится. Поэтому я оставлю свои заметки в том варианте, в котором они у меня написались в 1997 году, без изменений (или почти без изменений). — Прим. Н. К., 9 марта 2014 г.

Не затем на земле хризантемы,
чтобы их не увидел никто.
Андрей Вознесенский

Любезные читатели, хотите испытать кайф от поэзии? "священный кайф", "мистический кайф", "божественный кайф", ни с чем не сравнимый кайф? Тогда найдите новую книгу Андрея Вознесенского "Casino “Россия”" и прочитайте ее!
И после нее вы не захотите читать ничего другого, вся другая поэзия покажется вам серой, пресной, банальной, скучной и неинтересной… И вас так и будет влечь и тянуть к поэзии Андрея Вознесенского и к его книге. Как алкоголика к бутылке вина, как курильщика к пачке сигарет, как наркомана к наркотику. (С той разницей, что она в отличие от алкоголя, сигарет и наркотиков оказывает на человека благотворное, а не злотворное действие.)
В книге Андрея Вознесенского вы найдете не зарифмованную газетную публицистику, которой полны книги иных поэтов, которые считают, что "поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан", не зарифмованные политические идеи, облаченные в псевдопоэтическую одежду, не ту серую продукцию, которая отбивает у людей вкус к настоящей поэзии, а "чистую поэзию", высококлассную поэзию и для ума, и для сердца, и для глаз, и для всех шести органов чувств!
Критики у нас хвалят поэтов, как правило, не за поэзию в их стихах, которая может вообще отсутствовать там, а за "идейность" и "гражданственность", за глобальные темы и проблемы, если все это там есть, и только за чистую поэзию никогда не хвалят, как будто поэзия для стихов — это что-то такое самое необязательное.

30.X.1997



Поэзия — аура

Дмитрий Дибров спросил Андрея Вознесенского в своем телеинтервью с ним:
— А как определить, как узнать — есть в стихах поэзия или нет? Как отличить настоящую поэзию от ненастоящей?
Андрей Вознесенский ответил:
— Если стихи светятся, если они излучают свой особенный свет, свою особенную ауру, сквозь строчки и между строчек, значит — там есть поэзия. Значит — это настоящая поэзия.
Стихи Андрея Вознесенского все светятся, и снаружи, и изнутри, все сияют светом "чистой поэзии", "светом… собственного производства", они все играют и переливаются яркими красками, цветами и оттенками, как роса в траве, как волны моря или реки, как огонек свечи перед иконой, как солнечные зайчики, как драгоценные камни, как самоцветы, как мозаичные стеклышки витражей, как хрусталь, как душа человека со всеми находящимися в ней красивыми чувствами, и несут в себе и излучают сильную светлую ауру, сильную энергетику и магнетизм…
Поэзия Вознесенского — это как раз и есть настоящая поэзия. В чистом виде.
Как, например, в этом стихотворении:

…мы купаемся в России,
мы купаемся в росе.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как приятно на веранде
Пить холодное "rose"…
Вы купайтесь в бриллиантах!
Мы купаемся в росе.

В поэзии и в красе поэзии Андрея Вознесенского купаться еще приятнее, чем в росе!.. а пить его поэзию еще приятнее, чем "rose"…
В этом стихотворении поэт сумел передать языческое наслаждение героев друг другом и природой, омовение их тел и душ в чистой росе России, и очищение их от всех грехов, и смывание всей наносной грязи с тела и души каждого из них…

30.X.1997



Красота

Я не верю в кошмар изотермы,
без людей — без певца, без кинто.
Не затем на земле хризантемы,
чтобы их не увидел никто.

Андрей Вознесенский своими стихами рассеивает кошмар духовной "изотермы", в которой пребывают на земле "хризантемы" поэзии, а также и многие поэты, художники, которые никем не востребованы не потому, что они не хороши, а потому, что никто не видит их (например, если они находятся вне вашего поля зрения), или кто-то не может разглядеть их за другими, которые заслоняют их…
Вознесенский через свои стихи дает людям увидеть эти "хризантемы" — как символ красоты, которая есть в жизни и которую не каждый способен увидеть и разглядеть и оценить, пока поэт, такой поэт, как Вознесенский, не покажет ее всем, как в раме, пока поэт не обратит всеобщее внимание на эту красоту, мимо которой люди проходят и которую не замечают, будто ее и нет, или будто она есть, а людей на планете нет, или они есть, но среди них  нет тех, которые могли бы увидеть и оценить ее, и которую кто-то топчет, губит, не догадываясь о том, что он топчет и губит красоту, которую надо спасать, потому что, если говорить стихами Андрея Вознесенского:

Мир, как известно, спасет красота,
Если мы спасем красоту.

А чтобы ее спасти, надо увидеть и оценить ее — и красоту природы, и красоту поэзии, живописи, музыки, искусства, и красоту людей и их отношений, чувств, любви…
А до чего изысканно-хороша и весела у Вознесенского анаграммная рифма: "кинто—никто"!
У Андрея Вознесенского есть такой видеом — рама, в виде оклада иконы, пустая, но застекленная стеклом. И все, что попадает в эту раму, — сам поэт, и зрители, и люди, и деревья, и цветы, и куски пейзажа, все преображается чудесным образом и становится картиной, которую зритель начинает видеть и которая впечатляет и волнует его и вызывает в нем восторг и восхищение и чувство преклонения перед этой картиной, в которой есть что-то от святой иконы. Стихи Андрея Вознесенского и его проза в какой-то степени выполняют роль этого видеома, через который поэт разувает наши глаза на красоту, в том числе и на красоту, заключенную в русском языке, в слове, в творении творца, открывает нам ее и делится ею со всеми нами, с каждым из своих читателей:

Я открываю красоту
не как иные очевидцы –
лишь для того ее найду,
чтобы с тобою поделиться.

Поэт отрывает нам красоту (из скрытой области красоты) и иконизирует ее, окутывает ее святым орелом, и вся эта красота становится святой, будь то береза, будь то какая-нибудь (может быть, и не святая в жизни, а на картине-иконе поэта — святая) женщина:

…то святая береза,
то реки панорама…

то женщина со свидания,
опаздывающая на работу…

Кстати сказать, Вознесенский в каждой, даже самой земной, женщине видит Мадонну, например, в своей поэме "Дама Треф", он считает, что в каждой женщине есть частички божественного, как и в каждом человеке, в ком-то этого больше, а в ком-то меньше, но это есть во всех, эти частички рассыпаны по всем людям Божьими искрами.

30.X.1997



Художественные находки и изобретения

— Могу "сиять заставить заново" не "величесвеннейшее слово партия", а… любое слово, какое только захочу заставить сиять, какое только попадется мне на глаза, на зубок или в руки! — мог бы сказать о себе от своего лица переиначенными на свой лад стихами своего великого литературного предшественника Андрей Вознесенский.
Андрей Вознесенский — чародей поэзии нашего времени, "маг поэзии и чародей" (если говорить моими стихами о нем)! Андрей Вознесенский — Дэвид Коперфилд российской поэзии! Мастер изумительных художественных фокусов и эффектов!
Он может заставить сиять светом чистой поэзии любое слово, любые, самые, казалось бы, антипоэтичные и самые затертые слова, словосочетания, фразы, понятия, может придать им совершенно новые, неожиданные смыслы и значения, сделать их яркими, выразительными и в высшей степени поэтичными — "опоэтизировать", "опоэзить" их, вытащить из них на свет скрытую поэтическую суть и наполнить их чем-то новым.
Все, к чему бы ни прикасался Андрей Вознесенский своим пером, своей шариковой авторучкой (как если бы волшебной палочкой), превращается из непоэзии в поэзию, и все это начинает сиять, светиться, гореть, переливаться особым светом, излучать светлую ауру, светлую энергетику.

"Алхимическая блондинка"

Крашеная блондинка в стихах у Андрея Вознесенского — это "алхимическая блондинка". Он называет ее так. Просто крашеная блондинка — звучало бы нейтрально и банально и не производило бы поэтического эффекта и соответствующей реакции в душе читателя. А "алхимическая" — это, как говорится, звучит "гордо", это ново, это загадочно, привлекательно, притягательно и производит в душе читателя поэтический эффект.
Крашеная блондинка — это просто девушка (женщина), покрасившая свои волосы в белый цвет. Здесь нет волшебства. А "алхимическая" — это не просто девушка (женщина), покрасившая свои волосы в белый цвет (по моде конца XX века) с помощью химии, но и девушка, которая с помощью алхимии, с помощью волшебства превратилась или по крайней мере хотела превратиться (из черной?) в белую волшебницу, в белую фею или в белого ангела (или, как говорится, на худой конец, в Мерилин Монро). В эпитете "алхимическая" присутствует элемент волшебства, тайнодействия, а следовательно — элемент поэзии.

"Клептоманка сердец"

А "преступную женщину", которая похищает, или попросту ворует, сердца мужчин, поэт называет "клептоманкой сердец" — и насколько это выразительнее, неожиданнее и поэтичнее, чем если бы просто похитительницей или воровкой сердец… Клептоманка — у поэта — женщина, болеющая страстью красть чужие сердца, которая поступает так, делает это как бы против своей воли и сама себе не рада, не может удержаться и не взять того, что плохо лежит и принадлежит не ей. В слове "клептоманка" у поэта есть в стихотворении улыбчивый и совершенно не негативный, а позитивный стилистический оттенок…
(Говорят, что Людмила Гурченко была в жизни клептоманкой каких-то мелких вещиц, не могла удержаться и не взять у кого-то что-то такое, что ей хотелось взять себе. — Н. К., 22 февраля 2014 г.)

"Статуарность" пианиста Рихтера

"Статуарность" Рихтера — надо же, какое слово из всего словаря русского языка нашел поэт, Андрей Вознесенский, чтобы сказать, что живой Рихтер напоминает собой статую, живой памятник (походит на памятник). Мои комментарии к этому, которые не излишни: теперь уже не живой, Рихтер стал мраморным памятником, подчинившись логике образа поэта.

"Тропинка — торопинка"

Казалось бы, что такого особенного есть в слове "тропинка"? Да ничего. Привычное для всех, нейтральное слово. Чего в нем можно найти? Да ничего! А поэт нашел! Нашел то, чего никто там не видел! Поэт нашел этимологию этого слова и назвал тропинку — "торопинка", подчеркнул, от чего есть пошла тропинка. И слово заиграло, засветилось новым оттенком и обрело поэтический смысл и символ! И вызвало удивление и восторг в душе читателя (по крайней мере, в моей душе), восторг открытия! Оказывается, слово "тропинка" присходит от "торопинки"! Почему никому из поэтов это не приходило в голову? Есть большая дорога, есть проспект, есть шоссе, автострада, магистраль, есть, наконец, проселочная дорога, есть асфальтовая дорожка, а есть дорожка, которая меньше любой дорожки, — торопинка. Если человек чересчур торопится, он сворачивает с дороги или дорожки в сторону и идет не дорогой, не дорожкой, а тропинкой, по тропинке, чтобы срезать угол, сократить себе путь куда-то (если в городе, то прямо по газону, через газон). Или — для любителя тайн — чтобы уйти от проторенной дорожки и пойти куда-то своим путем. Никто из поэтов не додумался до этимологии слова "тропинка", а Андрей Вознесенский додумался! И совершил открытие не просто в лингвистике, не просто в русском языке, а в поэзии!
То есть иногда Андрею Вознесенскому достаточно взглянуть на какое-то слово и посмотреть в его корень и добавить туда всего одну гласную букву (в конкретном случае с "тропинкой" — гласную букву "о"), и оно превращается в художественную находку.
ТРОПинка, ТРОПка у Андрея Вознесенского превратилась в ТРОП, в образ, в метафору.
И сколько у него таких открытий, таких находок, которые он показывает читателю. Они у него на каждом шагу, на каждой странице его книги (и новой, и любой другой), в каждом стихотворении, в каждом прозотворении, в каждом видеоме, в каждой строчке! По количеству этих художетсвенных открытий и находок и изобретений он (без всякого моего преувеличения) занимает первое место во всей нашей российской (плюс СНГ-вской) и мировой поэзии и уже должен быть занесен в книгу рекордов ГИННЕСА.

9.XI.1997



Дама Пик с эвфемизмом

Иногда Андрею Вознесенскому достаточно передвинуть знак препинания в какой-нибудь самой обычной фразе с одного места на другое, чуть-чуть подвинуть его, например, влево, чтобы вся фраза наполнилась новым смыслом и поэзией и загорелась, как включенная в сеть электрическая лампочка, или, лучше сказать, как включенная в сеть мироздания звездочка на небе. И чтобы мы увидели в ней то, чего не видели. Например:

Дама Пик Чайковского, вершина…

В этой фразе — одна голая культурологическая информация, академическая справка для академической экциклопедии. Никакой поэзии здесь нет. Ну да, опера "Пиковая дама" — это опера Чайковского, она, действительно, вершина его искусства, вершина его духа. Ну и что? Это надо знать. А если мы это уже знаем?
Андрей Вознесенский поставил между Дамой и Пиком тире, и фраза из прозаической превратилась в поэтическую, да еще и юморную, да еще и обрела второй и третий план… И вызывает (вызвала, по крайней мере у меня) удивление и восторг!

Дама — пик Чайковского, вершина его духа

За первым планом фразы стоит второй план: дама — это тот пик, тот предмет его мечты, который ему хочется покорить, как горную вершину, или тот пик, который он покорил.
Из-под второго плана вылезает и третий, более юморной, смешной (хулиганский, сексуальный) план: дама — тот пик, на который взбирается, залезает, поднимается (залез, поднялся) Чайковский.
Из-под третьего плана выглядывает и четвертый: стоит дама — и видит пик (пику) Чайковского, этот пик, эта пика и есть вершина его духа. Вот дама — а вот пик Чайковского…
Каждый читатель увидит во фразе Андрея Вознесенского что-то свое, каждый, так сказать, "в меру своей испорченноти". Но эта фраза уже никого не оставит равнодушной. Каждому захочется прочитать, и прочитать ее еще и еще раз. И повторить вслух и про себя, и обсудить эту фразу со своими близкими друзьями. Она сверкает, как салют в небе, как фейерверк, как петарда, как снежная горная вершина! И превращается в чудо!
Все, к чему прикасается поэт, становится у него предметом поэзии.

30.X.1997



"Блин"

Россия — избушка на ножках Буша.

Блин! Так и хочется, по примеру Андрея Вознесенского в его стихотворении "Масленица", воскликнуть: "Блин! — какой же это сильный и емкий образ! И со сказкой внутри, и с реальностью нашего времени — эпохи рыночных отношений! И с большим ироническим смыслом!"
Россия — избушка на курьих ножках. А самые распространенные и самые любимые народом у нас в России сейчас курьи (куриные) ножки Буша. Россия — избушка на американских курьих ножках. Наш дом Россия держится на американских, на заграничных подпорках! И все это поэт сказал, выразил одной строчкой! Все, чего нельзя ни в сказке сказать, ни пером описать даже на сотнях страниц!
Ну блин! Так и хочется воскликнуть — ну блин! И тем выразить свое восхищение талантом поэта! Потому что, как сказал сам Андрей Вознесенский в стихотворении "Масленица":

Восхищение сегодня
выражается словом "блин".

Вот и я выражаю этим словом свое восхищение и избушкой на ножках Буша (как художественной находкой), и поэтом Андреем Вознесенским. И всей новой книгой Андрея Вознесенского, и стихами, и прозой, всеми его произведениями, в нее включенными, и всеми прежними книгами Андрея Вознесенского тоже (потому что раньше у меня не было случая выразить свое восхищение в печати).

(Продолжение в след. номере)



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru