 |
Материалы номера № 33 (341), 2018 г.
АЛЕКСАНДР БАЛТИН
ЭССЕ О ПОЭТАХ
Александр Балтин — поэт, прозаик, эссеист. Родился в 1967 году в Москве. Впервые опубликовался как поэт в 1996 году в журнале "Литературное обозрение", как прозаик — в 2007 году в журнале "Florida" (США). Член Союза писателей Москвы, автор 84 книг (включая Собрание сочинений в 5 томах) и свыше 2000 публикаций в более чем 100 изданиях России, Украины, Беларуси, Казахстана, Молдовы, Италии, Польши, Болгарии, Словакии, Чехии, Германии, Израиля, Эстонии, Ирана, Канады, США. Дважды лауреат международного поэтического конкурса "Пушкинская лира" (США). Лауреат золотой медали творческого клуба "EvilArt". Отмечен наградою Санкт-Петербургского общества Мартина Лютера. Награжден юбилейной медалью портала "Парнас". Номинант премии "Паруса мечты" (Хорватия). Государственный стипендиат Союза писателей Москвы. Почетный сотрудник Финансовой Академии при Правительстве РФ. Стихи переведены на итальянский и польский языки. В 2013 году вышла книга "Вокруг Александра Балтина", посвященная творчеству писателя. Постоянный автор "Поэтограда".
ЧЕРНАЯ КОШКА
ЛЮДМИЛЫ ОСОКИНОЙ
 Потаенность — как сущность поэтического: странного, всегда своего, порой боящегося света, и, определив черную кошку, как:
Черная кошка — не хочет дружить.
Черная кошка — себе на уме.
Нравится ей в потаенности жить,
В мягкой, не тронутой лампами, тьме.
Людмила Осокина выявила не только нечто основное в структурах своей души, но и в линии поэтического дела — к тому же оная в нынешнее время проходит по задворкам реальности вообще.
Черная кошка остро чувствует: и время, и место свое внутри него; и вот раскаты, отголоски победы захлестывают реальность, и стихи о войне возникают естественно, будто неотрывны они от дыхания людей, войну не переживших:
На площади, в мае,
Где знамя Победы горит,
Где вечность вздымая,
Застыл отрешенно гранит,
Тяжелые даты
Со всех подступают сторон,
Приходят раскаты
Из тех незабытых времен.
Гранит реальности — и точная огранка строк, словно подчеркивающих тяжесть дат, входящих в дальнейшее движение истории (ах, сколь многое она стирает!)
Поэт, слушающий тишину, всегда прав, всегда знает нечто истинное: о стихах, о своем месте в поэзии, и вот ткущиеся, изящные строки Осокиной точно отбрасывают вуаль тайны, чтобы очевидным стало нечто основополагающее, ключевое…
Уйду я слушать сосен тишину
В тоскующем безвременьи пространства.
На их вершины дальние взгляну,
Вершины в строгой зелени убранства.
Замечательно разнообразие поэта — тут кристальный круг тем: вечных, всегдашних дан через индивидуальность призмы — а если не так, то и приниматься за дело не стоит, ибо только индивидуальное видение и делает поэта поэтом.
ТРУДНЫЙ КРЕСТ
ИЛЬИ ТЮРИНА
 Сила и уверенность поэтической речи напрямую не связана с возрастом, как внутренняя, интеллектуальная и нравственная зрелость, может опережать течение времени, обеспечивающее человека возрастом.
Рождается один из тех, кто позже
Согнет главу под рост дверной щели,
Чьи руки как влитые примут вожжи,
А голос, подчинившись, станет проще,
Чем пенье трав, жужжание пчелы.
Голос определяется мощно, и то, что предметом стихотворения становится рождение — начало пути, и вместе, начало движения к смерти, свидетельствует о сфокусированности взгляда — важно лишь главное, ничто постороннее не должно отвлекать.
Крутое тесто фактуры позволяет взойти стихотворению могучему, и литые мускулы строк наполнены тою мудростью, что удивительна в очень молодом человеке.
Екклесиаст раскрывается не игрушечной, а всамделишной вечностью: такой же реальной, как белизна зимнего окна, такой же необычной, как бог внутри метели:
Мы в снегу. Если Бог попадет в метель —
Философия сгинет. И как постель
Будет выглядеть Рай (или Ад — как знать,
Коли смерть занесло, и не нам умирать).
Смерть может занести не в большей степени, чем она способна отменить свои законы — то есть никогда…
Но закон жизни — прорастать осмыслением яви к неведомому рубежу, ибо жизнь сама — повествование о точке прибытия — туда, где открывается источник света — в лучах какого станет ясно многое, если не все.
Способен ли поэт бросить стихи?
Вероятно, стихи могут уйти от поэта, но даже в этом случае, поэт вынужден говорить стихом, сознавая обреченность свою и единственность возможного для него креста:
Я бросил стих. И, по привычке, вторя
Моей судьбе, он изменяет мне.
Лирика Илья Тюрина вся наполнена, пересыщена метафизикой, что не мешает ее образному строю, но возвышает ее, поднимает на ту высоту, где ранняя смерть есть логическое следствие перенасыщенности жизни.
|  |
