Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 10 (370), 2019 г.



ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОДЫ,
ВЫПОЛНЕННЫЕ  ХАНОХОМ ДАШЕВСКИМ (Израиль)
 
Иммануэль ФРАНСИС
(1618–1703)
 
ДУША И ПЛОТЬ

Когда в лучах зари встречаю Хану,
Когда Наоми вижу в час заката —
Душа моя то пламенем объята,
То кровью истекает, словно рана!

Душа и плоть в разладе постоянно:
Расстаться с Ханой — мука и утрата.
А за любовь к Наоми есть расплата,
Ибо не вырвать сердце из капкана!

И так же, как наждачный камень точит
Железный лемех, искры высекая,
Так страсть одна, с другой сойдясь, клокочет.

Суди же, Бог, меня: или влагая
Второе сердце в грудь, где боль рокочет —
Или одно на части разбивая!



Исаак ЛУЦЦАТО
(1730–1803)
 
* * *

Уж лучше смерть и вечная разлука,
Чем жить в оковах, по тебе страдая!
Звезда восхода! В сердце боль без края,
И бледность черт моих тому порука.

Уж лучше гибель, ибо страсти мука
В моей гнездится плоти, дух терзая.
Не жду пощады, об одном мечтая:
В тиши лежать, без мысли и без звука.

Чем, скорбный путь пройдя до половины,
Перед твоим напрасно вянуть ликом,
Уж лучше сразу встретить день кончины.

Ибо очаг без дров золою тлеет,
Лев, дичь не чуя, лес не будит рыком,
И без дождя речной поток мелеет.



Иегуда ЛЕЙБ ГОРДОН
(1830–1892)
 
БОЖЬЕ СТАДО

Вы спросите: кто мы? Какого извода?
Народ ли, не хуже любого народа?
Кем видимся мы? Может, крепкой общиной,
Собранием преданных вере единой?
Открою вам тайну – лукавить не надо:
Ведь мы не народ, не община – мы стадо.

Как скот, предназначенный в жертву, вервями
Опутаны мы – и алтарь перед нами.
Покорны судьбе и покорны страданью,
Как Божии овцы восходим к закланью.
Лугов нам не ведать и зелени сочной:
По воле мудрейших мы связаны прочно.

Ни пастбищ привольных, ни вдоволь осоки, —
Но любят погонщики тук наш и соки.
Стригут нашу шерсть и вчерашнее пойло
Нам щедро вливают в корыто у стойла.
В открытой ветрам каменистой долине
С младенческих лет нас пасут — и доныне.

Мы стадо в безлюдье, мы скот на проселке:
С обеих сторон осаждают нас волки.
Мы там, где не слышно ни вопля, ни зова.
Ведь мы — отвращенье для рода людского.
До края дошли и толпимся над бездной.
Над медью пустыни — свод неба железный.

Но мы — скот упрямый: мы тверже металла.
Крепка наша выя, и кровь не устала.
Дубильщики кожи не справились с нами,
Голодные звери давились костями.
И если скитанье наш дух не гасило,
Умрет ли надежда, иссякнет ли сила?

Уклад нашей жизни нас предал забвенью.
Мы бродим по миру пугливою тенью.
В плену наши души — и судим предвзято,
И любим себя, не болея за брата.
И нету спасенья, и всюду преграда —
Ведь мы не народ, не община — мы стадо.



Ури Цви ГРИНБЕРГ
(1896–1981)
 
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ПЕСНЬ

Если б снова, рукою Всевышнего взят,
я поставлен был Им у скрещенья дорог,
я бы выбрал тропу, где остались следы моих ног,
по которой я шел до сих пор — и с нее не свернуть,
ибо там, с двух сторон, кипарисы горят,
и погибнет посланец, оставивший путь.

Если странником Божьим пойду я босым,
предвестником Царства, открытого взорам моим,
зелень трав я увижу, закатных небес красоту,
золотые каштаны и гроздья сирени в цвету.
И хрустальные реки, и лодки на них, как во сне,
И залитые солнцем поля будут видеться мне.
Разноцветье лугов и колодезный сруб,
и покой предвечерья, окутанный дымом из труб —
с ними сердце мое и движенья неслышные губ!

Божий странник, грядущего Царства пророк,
видит край благодатный: колосья, цветы и поток.
Звуки бубнов он слышит и песни призывные хора
ханаанских красавиц, жриц страстных Пеора,
манящих к шатрам, к полумраку, где веет прохлада,
к изваянью Астарты у ворот заповедного сада.
Только он — странник Божий, к Святыне идущий босым:
орел величаво парит в диске солнца над ним.
Он — предвестник, чье пламя сжигает сердца,
воспевает он пламя, ослепляет сияньем лица.
В огне его песня, и сам он в огне — до конца!

Перевел с иврита Ханох ДАШЕВСКИЙ



Федерико Гарсиа ЛОРКА
(1899–1936)
 
ТАМАР И АМНОН

Луна скитается в небе,
кружит над горной долиной.
Из пасти летнего зноя
доносится рык тигриный.
Тугие нервы пустыни
железом давят на плечи,
и стелется рыжей шерстью
кудрявый воздух овечий.
Как зубья пилы на теле,
сочащейся раны мета,
и мертв горизонт, пронзенный
стрелой палящего света.

Тамар послышалось ночью,
что в горле птицы запели.
Звучат ледяные бубны
и голос лунной свирели.
И юной пальмы стройнее,
встает на краю балкона,
давая коснуться ветру
своей груди обнаженной.
Тамар у перил балкона
поет в тишине, нагая,
а рядом с принцессой стынет
замерзших голубок стая.

Амнон, худой и высокий,
глаза устремил на стену.
Взвивается черный волос,
клокочет на бедрах пена.

Глядит на сестру в молчанье
глазами полными стона.
Мечта безумная зреет
в его груди воспаленной.
Тамар перед ним сияет
своим обнаженным станом,
и отблеск сиянья виден
на лике луны чеканном.

Под утро Амнон в постели
лежит, не прикрыв зеницы,
где волны страданья плещут,
где крыльями машут птицы.
Песком красно-бурым села
тревожный рассвет заносит;
то взоры лучей на розы,
то на георгины бросит.
Сухие недра колодцев
безмолвие льют в кувшины.
Звучит прелюдией смерти
недобрый шорох змеиный.
Амнон, изможденный, стонет,
мечась на постели белой.
Горячий бред лихорадки,
как плющ, обвивает тело.

Тамар в тишину алькова
вошла, неслышно ступая,
прозрачным дыханьем утра,
ручьем голубым Дуная:

"Тамар, зарей ослепляя,
прильни к моему изголовью!
Воланы твои на платье
моей окрашены кровью!" —

"Оставь меня, брат! Не трогай
губами жаркими спину!
Как будто жужжит над нею
безжалостный рой пчелиный" —

"Тамар, твои груди скользки,
как две золотые рыбки,
а кончики нежных пальцев
в цветок превратились гибкий".

В просторных конюшнях царских
гнедые кони заржали.
Под яростным солнцем лозы
склонились в немой печали.
Уже разорвано платье,
и теплой струйкою алой
на вышитом царском шелке
рисуют следы кораллы.

Какие горькие крики
взметнулись великим стоном!
Какое множество туник
запело кинжальным звоном!
Чернеют хмурые лица,
как будто увиты крепом,
и бронзой мерцают бедра
под мертвым каменным небом.
И возле Тамар цыганки
с цветущей розы руками
росу собирают, плача
над сорванными лепестками.
В закрытых альковах кровью
залиты белые ткани.
Проснулись гроздья и рыбы
под флейты утренней рани.

Вскочил на коня насильник,
стреляют солдаты с башен;
Спасаясь от мести, скачет
Амнон, безумен и страшен.
Откликнулись дальним эхом
четыре звонких копыта,
и струны Давид разрезал
на арфе своей разбитой.

Перевел с испанского Ханох ДАШЕВСКИЙ



Николоз БАРАТАШВИЛИ
(1817–1845)
 
МЕРАНИ

Дорога коня моего над землею взлетела,
И ворон зловеще кричит за спиною моей.
Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!
Сомненья мои и печали по ветру развей!

Простор рассеки! Пронесись над скалой и потоком!
Вперед, мой Мерани! Дни странствий моих сократи.
От ливня и зноя не прячься в ущелье глубоком,
Усталость мою не жалей и, как буря, лети!

Пусть близких покину и голос любимой забуду,
Пускай не увижу друзей и родного жилья,
Где встречу рассвет — там страна моя будет повсюду,
И тайну души только звездам поведаю я.

Стон сердца тоскливый, как знак, что любовь не истлела,
Отдам я порыву коня и волненью морей.
Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!
Сомненья мои и печали по ветру развей!

Пускай не схоронят меня на погосте родимом,
И пусть не прольет моя милая слез надо мной,
Мне выроет ворон могилу в краю нелюдимом,
И вихрь мои кости с рыданьем засыплет землей.

Падет вместо слез на могилу роса голубая,
И только орлы будут в небе над прахом скорбеть.
Взмывай же, Мерани, за грани судьбы улетая!
Кто был непокорен — не станет покорным и впредь!
Пусть грозы омоют мое неподвижное тело,
Враг доли своей — не устану бороться я с ней.
Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!
Сомненья мои и печали по ветру развей!

Бесплодным не будет стремление сердца больного.
И, может быть, чей-то отважный скакун за тобой
Помчит, мой Мерани, по нашей дороге другого
В последнюю битву, в сражение с черной судьбой!

Дорога коня моего над землею взлетела,
И ворон зловеще кричит за спиною моей.
Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!
Сомненья мои и печали по ветру развей!

Перевел с грузинского Ханох ДАШЕВСКИЙ



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru