Материалы номера № 19 (34), 2012 г.

Река, поля и лес,
И ветерок попутный, —
О, сколько таинств есть,
Блаженств сиюминутных.

И словно с неба весть:
Лазурь и шепот в кронах;
И ночью звезд не счесть
С душою оголенной.

А, может, был не взрыв, а пенье
И щебетанье вешних птах,
Когда в момент нуля Творенья
Преображался мерзлый мрак?

И в электронные орбиты,
Как будто пухом почек верб
Оделись ядра в гуле слитном,
И женский голос в шуме креп…

Заката пламень догорал;
Я вышел за калитку,
Где комариный рой сновал
В зависших длинных свитках.

Законы физики просты —
Сейчас иль в мезозое:
Теплом полдневным здесь кусты
Исходят вверх струею.

И эти мошки-толкуны
В их быстром мельтешенье,
Надели словно бы штаны
На призрака в смущенье.

А я стоял пока светло,
Следил за их авралом,
И виртуальное тепло
В меня перетекало.

И понял я, как в эти дни
Довольствоваться малым:
Следы последние любви
Считать опять пожаром.

Шикарным роспуском в апреле
Среди сквозящей наготы
Прикрыли вербы в птичьих трелях
От гомосапианс следы.

И кучи мусора под ними
Уже не смотрят в небеса —
В волшебно-легком вешнем гриме
Возможны эти чудеса.

А блеск крестов вдали церковных
За «ноосферой» пустыря
Напоминает о духовном
Под звуки песен псалтыря.

И может так, врачуя раны,
Всевышний путь нам указал,
Хоть мы все также неустанно
Несемся к гибели стремглав.

На высоком накале вокала, —
Оттого и сильнее эффект!
Вдруг защелкало все, засвистало,
Оглянись и замри, человек.

В трелях роща и куст бересклета,
Точно буквиц зателивых вязь,
Соловьями расцветила лето,
В бесконечных руладах дробясь.

Что за птица такая? — Не диво,
Внешне — даже совсем не броска!
Но без этих колен, переливов
Может, канули б в морок века.

Пусть гипс под бронзой краски хладен,
Но как и в ту еще весну —
Комбинезон все также ладен,
Девичью гибкость подчеркнув.

А ниже — только арматура
Отбитых некогда ступней,
И кажется — летит фигура
Из дымки тех далеких дней.

Когда в разливе первомая
Расцвеченные кумачем,
Тебя потоком огибая,
Мы шли не зная что почем.

И ты была такою ж юной,
Чуть отстраненно глядя в мир,
И, лозунгов читая руны,
Лучилась тайной, как потир.

Ты на Марсе, ты, считай, на Марсе —
Где-то там Земля с могилами внизу,
С вечными хазарами на царстве,
От бузы великой — сызнова в бузу.

Здесь кругом красиво — сбывшиеся сказы,
Двадцать первый век уже в правах.
Огоньков веселых россыпи и стразы —
Интернет повсюду — в душах и умах.

Помнишь, как в колючке тело долго билось
Под салют гремучий танковых атак,
Как стальные птицы с воем проносились,
Пулями крестили бедолаг.

Здесь же в целом тихо, редкие страшилки
В тысячах смартфонов на оси.
Только вот по сердцу, будто кто-то пилкой:
Господи, помилуй и спаси!

Новый год на пороге, и снова
Хвойным духом наполнен весь дом,
И хрустальные рюмки готовы
В бой курантов вплести перезвон.
Седовласая наша бабуля
Вновь к столу без подмоги идет, —
Сколько мудрости в жизненных бурях,
Где б мы были сейчас без нее.

И уже хлопотливый наш Филя
На плечах побывавший у всех,
Бормоча о еды изобилье,
Раскурочил на елке орех.

И с дивана на шкаф и оттуда, —
Гуттаперчи упругий комок,
Прыгнул внук, угрожая посуде,
Запасая здоровьица впрок.

В тельце крепеньком столько задора,
А ведь в четверть болел он не раз,
Говорим ему что-то с укором,
Но как радует внучек всех нас.

И все взгляды уже на экране,
Где сдвигается стрелок зазор;
Сквозь снега и дороги в буране
Гул заполнил колючий простор.

Что ж, опять будем вместе взрослеть мы,
Не взирая на разницу лет.
Быть здоровыми всем и живыми —
Лиц родных нам порукою свет.

Застолья муть под крики здравиц...
Сижу больной, себя браня:
...И не видать тебе красавиц,
Что жарче звездного огня.

Но вдруг надежда появилась,
Далеким бубенцом звеня:
В десятый раз уж повторилось —
Как ненавидишь ты меня.

Дух народа в родном языке,
Упиваясь подчас простотою,
Мы слагаем стихи налегке
Под безбрежной его синевою.

И не надо о бранных словах —
Для хулящих достаточно грязи.
Поищи, и в любых языках
Не одни только розы и князи.

И пускай не вольны мы парить
Отстраненно над жизнью и смертью,
Но писать и строфой говорить —
Хоть на миг — ощущение тверди.

И какая б не кралась напасть,
И какие б враги не грозили,
О, язык, твоя светлая власть,
Твои слезы зарницы и крылья!

Зигзаги черные стрижей —
Чернильные разряды,
Почти смеркается уже.
И ничего не надо.

И, от досады плоть круша,
Взирает дьявол песьеглавый,
Как поплыла к Нему душа,
Земную канитель оставив.

Расщедрилась природа
В предзимний карнавал,
Такое время года
И красоты аврал!

Хрустальные подвески
И иней на траве,
Багрянец в перелеске,
И пар как в волшебстве.

И каждый миг восхода
Забвенье отрицал —
Эффект такого рода
Не раз я наблюдал.

Зачем-то надо рифмовать,
Зачем-то надо изьясняться,
По-птичьи будто ворковать,
Хоть чувства в форму не ложатся.

Но невзначай возникнет связь
Меж окончаньями и сутью, —
И сполохом в ночи зажглась
Блаженства лишняя минута!

Футляры лишь от плоти —
Пустые гильзы ос.
В оконных переплетах
Им жить не довелось.

Кого теперь пугать им
Раскраской боевой —
Не защитят и латы
Перед святой братвой.

Еще довольно света,
Но день коротким стал,
Пронесшееся лето —
Один большой аврал.

Теперь спешить не надо:
Что было, то прошло.
Как желтый лист из сада,
Налипший на стекло.

Смарагды глаз и рысьи уши,
Модерн изгиба на коньке,
И выворчивает душу
Истошный вопль невдалеке.

То в шубке норковой котяра
Включился в мартовский концерт:
Как будто им уюта мало
И чашки молока в обед.

А впрочем, жизнь она не шутка:
Суров естественный отбор,
И, может быть, в сию минуту
Судьбы вершится приговор.

Кошачьих планов не наруша,
В тени под аркой постою —
Пускай врывается мне в уши
Бедлам в столь странном их раю.

Где столько дикой южной страсти
Пластичных танцев при луне,
В чреде мгновений в звездной пасти,
Что довелось увидеть мне.

Листва чуть загрубевшая в подсветке, —
На пыльным шляхе тени все растут.
И в воздухе, как будто редком,
Комок сердечный прыгнул на батут.

Опасность есть — она за каждой веткой,
Или в овраге, где царит уж тьма.
И птичья трель из рощи неприветной,
Как очередь срывается гремя.