Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 35 (86), 2013 г.



Григорий Горнов
В пустой электричке

 

ЗИМНИЕ ЭЛЕГИИ
 
1

Небольшой городок на западе Украины.
Блуждаю, не решаясь дорогу спросить по-русски,
Но все-таки нахожу кладбище, заросшее боярышником
                                                                            и калиной,
И к могиле художника иду по дорожке узкой.
Шпили башен вдалеке возвышаются над метелью.
Душа приобретает сходство с лежалым хлебом,
Как спокойствие, положенное пред канителью
Ангелу, уснувшему перед фамильным склепом,
В котором не утихает камин, заливая мрамор.
Тишина, не веря в непогрешимость звука,
Жмется к колонне, словно в английской драме
Колонист к мавританке, что в сущности есть разлука.



2

За пазухой у зимы, разменянной на ночлеги,
Жизни тесно, но по правде сказать, уютно:
Можно подолгу смотреть на бездействующие качели
И, по дороге к театру, целовать прилюдно
Какую-нибудь дамочку, лицо в капюшоне пряча,
Пока черновик превращается в пыль в кармане;
Возвращаться в отель, кофе тянуть горячий,
Свободное место в постели брызгать твоей Армани
Перед тем как лечь, не гася торшера,
Ставить будильник на следующую неделю.
И слушать, как еще не обрушившаяся пещера
На фотографии безмолвствует пред метелью.



3

В пустой электричке возвращаясь из аэропорта,
Забываю все: губы, ресницы, запах,
Струи волос, разбегающиеся из пробора,
Взгляд, немного косящий всегда на запад.
Мой поезд несется по мглистому беспределью,
Пантографом зарю соскребая с меди,
И, отражаясь в востоке, я говорю с метелью,
О недолговечном чуде, о часе смерти;
Подогрев сидения не согревает спину,
Плед принесла проводница, я сижу, закутан.
Но душевный покой наступит, не когда я сгину,
Но когда тебя окончательно позабуду.



4

На славянской земле ветер пропах Европой
(Замороженной семгой, если сказать точнее).
Если ты голоден, то приготовь, попробуй
Приглушить запах гвоздикой, хмели-сунели.
Разложи приборы на две персоны,
Откупорь бутылку вина сухого,
Отпей полбокала, чтобы мысли в пучине сонной
Заходили в вираж как штурмовик Сухого.
Но завтра она не вытащит из-под тебя подушку,
Не поставит под раковину бутылку от Совиньона,
И ты будешь ходить по комнате, собирая душу,
Как ускользающую истину Соломона.



НЕВЫЕЗДНОЕ

Сергею Арутюнову

Тонкоструйное, осеннее, невыездное…
Из города выходит незнакомец в черном,
Слышит всполохи утра, молчание поездное.
Четное паразитирует на нечетном,
От прошлого освобождая время. Покуда живы,
Хватка крепка и сыплется всюду фосфор,
Маятником шагов перекручиваются жилы,
Рассеиваются, превращаясь в воздух
в определенный момент:  это бег по кругу.
Пустота удаляется от Эммануила Канта
Еще на шажок, разыскивает подругу
На границе любви закопанного гидранта.

Небо как небо огромное, молодое,
По доброте ли коронует кого попало,
Море как море, разлитое и витое,
Испокон веков чудовищ короновало.
Вор гениален не тем, что его не видят,
А тем, что видя его воровство — не считают вором.
Ошибки природы негласный тому эпитет.
Так счастливая жизнь заканчивается приговором
И несчастная — тем же. И так же книги
О добре и зле по сути неразличимы.
Пятилетний ребенок на грядке сидит клубники,
За ним расплываются силуэты женщины и мужчины.

Господи, подари мне толику рая
В жадной Москве, в бесцветной, почти геене.
В просвет попадает звезда и за ней вторая:
Достаточно, чтобы остановить мгновенье,
Но недостаточно для его удержания. Так за валом
Жилплощадь давно уже появилась.
Но приезжие по ошибке считают, что ее навалом,
Так рим множащихся квадратов питают вирус
И хлорированная вода. На эпоху раньше
Здесь были земли разделенные запятыми.
Сейчас — эклектика вертится на карандаше,
Исчадья ада повязаны со святыми.

Так на темной окраине поселится тень поэта,
Будет мыкаться по непроходному
Глухонемому двору, почти как эхо,
Подтверждением нерасшифрованному геному
И его союзником, подражаньем,
Пограничником на той стороне границы
Как форма жизни, несовместимая с содержаньем,
Как следственные изоляторы и больницы.
Неосознанная тяга к существованью
В наречиях, оборотах деепричастных,
Будет длится, как оттаявшая мостовая
Зависящих от согласных, гласных.
На ресницы осин набрасывая тени
И тревожа память скользящих вдали нагорий,
Поезд перемещает космос, оставленный от потери,
С лабиринтами межзвездных лабораторий.
Тишина, вслед выжигающая по лекалу горло,
Примерзает к земле как потерянная расческа,
Купленная в Севастополе. Разговора
Распутывается скомканная бечевка.
Весна продолжается, не замечая лето.
Заканчивается дождь. Появляется движение на причале.
Превращаемый в воду алхимиками планеты,
Непрерывно обрушивается синхрофазотрон печали.



НАГОРИЕ

Возьми, держи, не дай уйти, потом
Мы встретимся уездным городком
И на волне, плывущей внутрь, усну я,
А если нет — займемся волшебством,
Погоду обживая выездную.

Такой же воздух как бывал тогда
И на ремонте здание суда,
ЛиАзы раскрывают парашюты
И за угол торопится вода,
Сверяя первозданные маршруты.

Скажи, зачем по-ангельски двоишь
Ты тьму и свет и как вода глядишь —
Всем телом, не становишься прозрачной:
Такую рябь не успокоит тишь
Постновогодней ночью многозначной.

Желания невыключенный джаз
Нас растревожит, раскачает нас
Тычками и пинками разговоров,
Покуда не объявят судный час
Мерцанием вокзальных семафоров.

И все теперь стирается, как лик
Святого в памяти, горит ночник,
Единственный, не выключенный нами.
А мы идем Кошачьими горами
И видим Севастопольский тупик.



*   *   *

Была над книжной ярмаркой луна
Похожа на фанеру над Парижем
(Поскольку время убыстрялось сна)
И с каждым вздохом опускалась ниже.
Как будто резонаторы внутри
Густой обложки были на пределе
Переливали светом роковым
Края страниц, пропахшие люцерной:
Я видел наперстянку на лице
Смиренной книги, и она молчала,
Высматривая в снайперский прицел
Три огонька, летящие с причала,
Сорвавшиеся с туловищ. Назад
Шла по границе моря электричка.
И вечера рассыпанный асфальт
Летал мошкой. И утоньшалась спичка
В самшитовой окружности. За ней
Вернулись реки с горного похода.
И в сложной геометрии теней,
Не разглядев у пирса теплохода,
Я сел на камень, т. е. я возник
Где, перепутав Таврию с Колхидой,
Тянулся наперстяночный язык.
Растущие средь скал кариатиды
Смотрели на меня со всех сторон,
Но это было, впрочем, не ужасно,
Пока рыбак, попав на горизонт,
Не начал с моря свертывать пространство.



ОКНО

Метель кружила катера в окне,
Огни свечей мерцали на струне,
На скатерти стояли эшелоны.
С ума сойти мешали имена,
Крупицы дел летели со стола
И падали как звезды на погоны.

Потом пришли хозяева, но вид
Не изменился, был привит
К окну. Прохожим был не виден
Чердачный неземной архипелаг.
Цвела в стене проросшая игла,
Звезда мигала, голосил Овидий.

Пришла весна и в городе сыром
Запахло вишни белым серебром,
И абрикоса выпустила почки.
На чердаке просчитывали путь
И русла рек пытаясь повернуть
Не находили силы для отсрочки.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru