Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 39 (90), 2013 г.



Евгений Степанов
"Поколение"


Таганрог: "Нюанс", 2011

Своей небольшой книге стихов, выпущенной в стильной серии издательства "НЮАНС" (Таганрог) "32 полосы", московский поэт Евгений Степанов дал довольно нейтральное название — "Поколение". Скромное "избранное", не претендуя на широкую и полную картину времени и себя, тем не менее, пунктир шагов по "минному полю жизни" обозначает ясно. Формат-мини позволяет читателю увидеть основные мелодии и темы, волнующие поэта.
Один из ведущих — мотив утраты друзей и певцов этого времени. В стихотворении "Памяти Саши" есть, например, такие строки: "печальна планида плачевна/ и на сердце горечь и боль/ как дико что саша ткаченко/ уже не сыграет в футбол".
Краткая лирическая хроника "Поколение", состоящая исключительно из традиционных силлабо-тонических стихов, разделена на две части: "Прошлый век" и "Новое тысячелетие". Автор словно показывает нам две фотографии: таким я был — таким я стал. Портрет поколения вышел опосредованный, данный через одну и как будто не типичную судьбу поэта. Издателю, редактору литературных журналов и газет, создателю писательского Союза Евгению Степанову пришлось соединить в себе коммерческую жилку и утонченность романтика, помнящего бабушкины сказки и до сих пор душою в них живущего.
В 80‑е годы поэту в большей степени свойственны яркая метафоричность, желание блеснуть неожиданным сравнением, некоторая угловатость, разностилье, где-то видится влияние обэриутов, что естественно. В годы начал и надежд мы уверены, что деревья не доросли до нас. Слово кажется в эту пору добрее и податливее, а далекий журавль гораздо дороже ближайшей от нас синицы.
Позже, в 2000‑е годы, рисунок стихов становится менее прихотлив, зато произведения отличаются большей содержательностью. Евгений Степанов все чаще сдержанно констатирует законы жизни и все глубже зачерпывает из родника народной русской культуры.
В разделе "Прошлый век" останавливают взгляд Степановские "топающие" листья из стихотворения "Кусково. Снова октябрь":

не видно чтоб выросло дерево пышек
не слышно чтоб жили в пруду осетры
лишь топают листья как жирные мыши
спешащие в крепость бетонной норы

Течет вода времени, но утекает ли?.. Позже, уже переступив порог нового тысячелетия, в 2008 году, поэт печально выскажет выстраданную правду: "нет, не кончается ночь покаянья/ длинная точно река".

Нет покаяния без признания грехов… И потому обе части книги поэта читаются-слушаются, как подробная исповедь.

я навьючен точно верблюд тюками
тюками контрактов проблем — напасть
я поддерживаю сердце руками
иначе оно может упасть

двадцать лет кряду — офис работа
галстук словно удавка сорочка пиджак
я хочу как мюнгхаузен вытащить себя
                                                               из болота
вытащить себя из болота я не могу никак

Эти строки датированы 2007‑м годом. А вот, как пелось Евгению Степанову до миллениума, в 1995 году:

Все так мучительно непросто,
Порой охватывает дрожь.
Смотрю на этого прохвоста —
Он на меня, как брат, похож.

Какие-то стальные нити
Меня соединяют с ним.
И только горькое — простите! —
Я вымолвить могу другим.

В своем зеркале наш современник узнает "не апостольский взгляд", видит себя, плетущимся "кривой тропой заката". Он, многого не успевший сделать, считает себя добровольным узником собственных непобед и слабостей: "…и — тяжеленные как гири/ года прикручены к ногам".
Но не упало сердце — путь к храму еще не забаррикадирован… В тисках суеты и многолюдья лирический герой Степанова смиренно причисляет себя к массам, не смея выделить "я". И что такое это "я", откуда оно? "…Но ни минуты, ни одной/ Не раздражался на толпу я./ Поскольку сам я был толпой,/ Сам всех толкал напропалую". ("Толпа Казанского вокзала", 1985 г.). Смешались в кучу кони, люди… И все, по мнению поэта, в равном положении. Над миром вещей, животных и людей простираются одни и те же небеса:

И — тесно папироске в пачке.
И — тесно костерочку в печке.
И — тесно в конуре собачке.
И — тесно бабкам на крылечке.
И — тесно мне в квадрате неба,
В прямоугольнике державы.
Но — плакать, плакаться нелепо.
Всем — тесно, всем, о, Боже правый…

Есть и другая теснота в поэтике Евгения Степанова, желанная, символизирующая милый земной рай. "Если путь мне уготован/ В космос будущих годин —/ В тихом домике из бревен/ Я хотел бы жить один", — мечтательно проговаривается он в стихах в сентябре 1996 года. Жесткая реальность пожелания его не учитывает, никакого такого уюта не приносит, разве что дарит возможность пожить в период отпуска и праздников в любимом родном Рассказове.
По примеру Максимилиана Волошина, чьи стихи Е. Степанов цитирует в другой своей книжке — о поэтах-пророках, он, не смотря на бурную беспокойную жизнь в мегаполисе, тоже стремится "в уединенье выплавить свой дух и выстрадать великое познанье", не теряя при этом свой фирменный наив и самоиронию. Свидетельство тому — сам факт появления стихов и прозрачных тонких наблюдений, включаемых в дневник.
В новом тысячелетии в блокнотах поэта возникает редко звучащая в современной поэзии семейная тема: "жена становится как мать/ а мать становится как дочь/ а дочери пора б рожать/ и воду в ступе не толочь…" Искренне и убедительно Евгений Степанов озвучивает собственные рецепты-обереги, отделяющие главную энергию любви от ядовитых огоньков быстрорастворимых чувств: "…спокойно,/ никаких истерик/ историк самого себя/ живу — не смят и не растерян —/ и не влюбляясь а любя".

Зульфия АЛЬКАЕВА



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru