 |
Обзор газеты «Поэтоград», № 5, 2022
.jpg) …Что можно сделать с поэтами, повергнутыми в бесправье нынешним временем, продолжающими гореть странным внутренним огнем вихрящихся слов?
Что нам делать с поэтами?
Жизнь не щадит их,
Есть ли кто либо жальче этих жмуриков в чернoм
с посиневшей от внутренней пурги кожей?
Поэзия — жуткая, злая зараза,
жалобы, стоны на токсичной прогулке.
Их вопли отравляют атмосферу как выхлопы
атомных станций ума. Это психотно.
(пер. Tomas Chepaitis)
Так определяет Нильс Хав – датский поэт и мастер короткой прозы; определяет странно – резко, бурлескно, яростно разворачивающий стихотворение, представляя поэзию чем-то настолько выбивающимся из сегодняшнего ряда жизни, что захлебнешься от… разных эмоций…
Однако дело в финале, ибо:
И когда ясным солнечным днем
вы увидите беднягу поэта,
бледного словно трупешник, —
вот он вопя выбегает из многоэтажки —
подойдите, погладьте его.
Цветы, бабочки, поэты…
Есть великая смысловая, небесная правда в том, что какое-то количество людей, находясь в бОльшей зависимости от языка, чем большинство, продолжает верить в силу слова.
И об этом поет Нильс Хав, поэт, точно определяющий бездну лицемерия современной данности, слишком склонной к внешнему, блескучему, суетливому:
Тот, кто твердит или просто
спокойно
верит, что он — это медиум
Аллаха, Бога
иль Будды,
он, если это возможно, лицемер еще худший,
чем я,
который требует акций в вечности,
лишь потому, что я знаю цену одного метра
полотна
на пеленки.
(пер. Г. Ходорковского)
Энергичные кольца и дуги раскручивающихся верлибров Хава действуют на сознание странно, будто, сгущая тьму, он добивается света; иль, как средневековый алхимик, стремится объяснить сложное через еще более сложное.
И добивается эффекта.
«Сны, сады и мостовые» в достаточной мере могут определить реальность, из которой каждый выделяет нечто свое, и оно же окрашивается неповторимостью:
Отцовский сад, как зеркало во мгле:
движения, черты, – неразличимы,
и снег его, не тающий в тепле,
растерянный, родной, непоправимый.
Я вижу дверь под вишнями, она
как будто вдаль немного приоткрыта,
в ней плещется весенняя волна
о камни поглощающего быта…
Поэзия Любови Берёзкиной напоминает таинственные кристаллы, отчасти выращенные поэтом, отчасти – растущие неизвестной, самостоятельной, внутренней силой; до зеркального блеска отшлифованные строчки отражают порою, кажется, сердце цветка мироздания, хотя… толкуют о земном.
Взаимосвязи космического – и хлебного, привычного поэтом чувствуются острее.
Пишу тебе, осенний адресат,
из области, исчерпанной до хрипа,
и я учусь молчанием писать,
как дерево, а, может быть, как рыба.
За каждой строчкой — что-нибудь в конце:
свеча, перчатка, с камешком заколка,
мой город, изменившийся в лице,
которое запомнится надолго.
О, кажется, поэт может писать не только молчанием, но и пером жар-птицы, осколком астероида, сводами архитектуры, языками разгорающегося в недрах сердца, в самой его сердцевине пожара…
И есть нечто прекрасно-детски-удивленное в поэзии Берёзкиной, раскрытой миру, вечно преподносящему то пузырящиеся лужи, то обычный запах гриля, также чрезвычайно подходящий для поэзии.
Полина Городецкая, ученица 11 класса, вполне сформировавшийся поэт, представлена рассказом «А что, так можно было?».
Он взят из жизни, вынут из опыта бытования на земле и исполнен поэтически, как стихотворение в прозе:
А засыпала я всегда, представляя, что где-то на одной со мной планете, даже в одном городе, сейчас, может, тоже засыпает, может, листает ленту и смеется над мемами, или плачет, или еще чего-нибудь… моя любовь.
Разумеется, рассказ о любви – этой альфе человеческих чувств; но… он больше поет, чем рассказывает, тонко показывая психологические изломы современного сердца; нежно и трагично представляя жизнь…
Жизнь в поэзии показана 5 номером «Поэтограда» разнообразно; чуткое сердце и развитый слух найдут в нем много интересного для насыщения эстетического глада.
Конкурс одного стихотворения – не редкость, но то, что он занял свою площадь, а, может быть, улицу в «Поэтограде» № 5, 2022, вдвойне интересно, ибо град сей подразумевает полную архитектурную развернутость: тут и храмы, и современные, блещущие стеклом небоскребы, и долгие тенистые улицы, и площади, большие и малые, как птицы из фильма Пазолини, который тоже был поэтом.
Играют, переливаясь струями, синевато отсвечивая на солнце, фонтаны; и «Брют», упомянутый в стихотворении Евгения Степанова, странным образом соответствует блеску метафизических вод:
Я приобрел пиджак советского покроя.
Решил его обмыть, купил российский «Брют».
А где же мне купить хотя б чуть-чуть покоя?
По-моему, покой нигде не продают.
Так трудно стало жить. Увы, утратил цель я.
Я приобрел пиджак, но он не нужен мне.
А где же мне купить хотя б чуть-чуть веселья?
Его не продают. И ни в одной стране.
Стихотворение, разворачивая свой шатер дальше, коснется Стикса, фатально становящегося шире и шире, и печали, определяющей ступени стиха все-таки стоического толка…
…А печаль эта такая, что мерцает белой солью мудрости: жизнь есть жизнь, ничего с ней не сделать, придется проживать.
Краток «Ноктюрн» Ольги Ивановой, краток ровно в той мере, в какой необходимо донести мысль: о нашенских временах, так чудовищно путающих многое, в том числе – и в поэзии:
эвридикина клятая думка
мирозданья неслабый брейк-данс
куры уникума-межеумка
ну и весь остальной декаданс
где сморгнув купидонову напасть
искривимши мучительно рот
амфибрахий звучит как анапест
и ровнехонько наоборот
Разным насыщенное стихотворение раскрывает веер ассоциаций, заставляя сознание работать на новых оборотах.
Так же кратко отворяет свой мир Полина Городецкая; ее рисунок – скорее акварельного свойства, с таинственными полутонами, с неизвестным кивком, становящимся фактом стихотворения, от которого читающий может вздрогнуть неожиданно: сколько таких мимолетностей предлагает жизнь?
Воздух начал заплетаться, и
Поезд оставляет гул.
За окном стеклянной станции
Кто-то в маске мне кивнул.
Я задумала такое…
Но до школы не успею.
Ветер руки мне уколет,
Рвано хлопнет дверью…
Илья Стефанов очерчивает круг всеобщности, где связано все со всем, и четкость означенных дружб красиво отсвечивает философией… почти общего дела:
Мои друзья живут в лесу (я вам всерьез).
Среди черемух есть друзья, среди берез.
Я прихожу к ним, претерпев дней череду,
Смирить веселье иль развеять боль-беду.
Боли много.
Беды много.
В одиночестве поэт признается… отчасти, как в любви; но финальный катрен произведения, повторяя первый, сообщает оптимистический окрас всему стихотворению.
…Так интересно звучит Конкурс одного стихотворения на одной из улиц «Поэтограда».
Как всегда, интересный и насыщенный номер.
Александр БАЛТИН
|  |
