Материалы номера № 28 (129), 2014 г.

Здесь в экипажи когда-то садились,
свору спускали на вепря и волка,
но санаторий — на месте идиллий:
полдник, сончас, процедуры, карболка.

Ряска пруды затянула, но сосны
те же, и что им до смены формаций?
А по ночам открывается космос
и за упавшей звездой не угнаться.

Речь чуть течет, и река еле дышит,
власть у жары, только тело — не терем! —
выпусти душу на волю, чуть выше,
чтобы оправиться от канители.

В гроте вина накати молодого
и до зари отправляйся рыбачить,
будет твоим композитором Дога,
а Монтеверди с тобой не заплачет.

Мы получили в наследство всем скопом
грозы, осоку, стрекоз, но не в банке
счет и вояж по Европам галопом.
Счастье Валуево — глухо, как в танке;

пусть лебединые крылья усадьбы
тонут в сверкающей пене черемух!
То ли помилуют, то ли посадят,
выстрелят в грудь или сделают промах

наши князья? Командиры все те же,
мы и на отдыхе — псы крепостные.
Сладко, что небо над рощей безбрежно,
пусть дураками у знати прослыли.

Облако долго планирует к лесу.
Мусину-Пушкину снится Непрядва.
Мы репетируем старую пьесу
в наших лохмотьях бессменно парадных.

Дождь оседает на серой гальке
розовой пылью. Песок промокший.
Я на чужбине услышал дальней:
парки призвали и Вашу душу.

Вы оставались такой же юной,
как героиня баллады горькой,
где журавлиного клина струны
бились от боли, но чувствам жарким

не было меры. Теперь иначе
видят актрисы свое призванье:
тело откроют, а сердце спрячут —
мы потеряли и стыд, и зренье.

Но остается огонь печальных
глаз и прославленный в Каннах профиль,
дальше, как принц говорил, молчанье;
суетных дней бесноватый трафик

мчит переполненные составы
грузом невежества, лжи, позора...
Верю: спасется наш мир лукавый
Вашей улыбкою лучезарной.