Материалы номера № 31 (132), 2014 г.

— Я представляю литературное издание, которое публикует прозу, поэзию, — это орган Союза писателей XXI века. В связи с этим, у меня первый вопрос — какая из картин Московского кинофестиваля была наиболее поэтичной?
— Мы не смотрели всю программу, мы смотрели только конкурсные фильмы. Наиболее поэтичной мне показалась южнокорейская картина «Из породы пернатых». Она напомнила мне Харуки Мураками.

— А в украинском фильме «Братья» есть какие-то признаки поэтической притчи?
— Когда я смотрела этот фильм, мне казалось, что, наверное, в основе лежит какой-то роман, который бы я с удовольствием однажды прочитала.

— Питер Гринуэй однажды сказал, что кинематограф совершил предательство, убежав от изначального братства метафор в бесконечное рассказывание коммерческих историй. Московский кинофестиваль на протяжении многих лет занимается бесконечным рассказыванием реалистических историй. В основном, это переживания и страдания мужчин и женщин среднего и старшего возраста. Как вы считаете, у поэтичного кинематографа есть будущее?
— Конечно, фильмов, в которых рассказываются плоские истории, намного больше, но есть место и для метафоричного, авторского кино. Я в последние годы часто была в жюри разных фестивалей, в разных странах. Я видела фильмы, рассказанные языком метафор. Большинство из них — азиатские фильмы. Картина «Измена» Кирилла Серебренникова, в которой я снялась — это кино на языке метафор, в отличие от коммерческого кино. Недавно я увидела польский фильм, Павла Павлюковского, «Ида». Он тоже очень поэтичный.

— «Пена дней» Мишеля Гондри, «Спроси у пыли» Роберта Тауна — хорошие примеры поэтичного кинематографа.
Вы говорили, что очень любите в кино провокацию. Победившая на Фестивале японская картина «Мой мужчина» Кадзуеси Кумакири была самой провокативной? Или какой-то фильм превзошел ее в этом отношении?
— Я бы сказала, что российский и японский фильмы («Да и да» Валерии Гай Германики и «Мой мужчина» — Ю. Ж.) — самые провокационные, и оба получили важнейшие призы. Мне повезло, что мои коллеги по жюри тоже любят провокацию в кино.

— Та часть богемы, которая присутствует в фильме Гай Германики, она, собственно, так и живет, для них это не провокация, а образ жизни.
— Да, но это очень провокационный фильм для российского общества в данный момент. Для меня этот фильм не столь провокационен, но, если учесть то, какие сейчас в России принимаются законы… Фильм, в котором, большую часть времени курят, пьют, ругаются матом и ведут себя очень свободно… мысленно его можно назвать провокационным, да, в этом его провокационность, да.

— Возможно, Вы не знаете, но продюсеры, которые работают с Валерией Гай Германикой, это более чем мейнстрим в России, Фёдор Бондарчук, Константин Эрнст, Первый канал. Она у них фаворитка, они ее очень любят, ее сериал «Школа» шел в хорошее вечернее время на «Первом канале», где наиболее массовая аудитория.
— Да, но это не плохо, это хорошо.

— Без такой поддержки ее кино было бы маргинальным, или арт-хаусом для узкого круга. После награды на Фестивале, можно считать, что Гай Германика обрела официальный массовый статус.
— Я всегда думаю, что в странах, в которых политическая ситуация сложная, есть большое пространство для творчества.

— Чем сильнее диктатура, тем больше свободы творчества?
— Может быть, не столько пространства, а больше энергии появляется, когда у художников есть своя задача, им есть, что делать.

— Когда к власти пришел Горбачев, в России, и разрешил художникам эпохи социализма и позднего социализма делать все, что они хотят (а раньше они всю жизнь боролись с запретами), они не знали, что делать, они растерялись и годами ничего не снимали. Они не были готовы к свободе.
Пространство для свободного эксперимента, ориентированного на Европу и не связанного идеологическими штампами, появилось в России относительно недавно. Кирилл Серебренников, Иван Вырыпаев — уже другие.
А вот Гай Германика, на мой взгляд, — это советское кино. Несмотря на мат и прочее, по эстетике — это продолжение советской традиции. А почему на этом Фестивале победила японская картина?
— Потому что это самое захватывающее, самое интересное, особенное, необычное кино. Фильм посвящен теме, по которой ни у кого нет ответа, ему удалось повернуть ее так, что потом можно было часами раздумывать, размышлять. Мне кажется, что фильм приводит нас к какой-то границе, за которой неизведанное. Мы сами пытаемся туда заглянуть и вступаем в некий обмен с тем, что увидели, и, конечно же, нас провоцируют, как зрителей, подвергают сомнению, проверяют на прочность наши моральные представления.

— То есть, он победил вполне заслуженно, он — лучший?
— Да.

— А «Братья»?
— Украинский фильм «Братья» мне тоже понравился, мне очень понравилась история и прием, когда полярность разделена, распределяется по двум братьям, есть два полюса — «хороший» и «плохой». А женщина как бы находится в центре и соединяет несоединимое. Фильму удалось найти хорошее визуальное решение, замечательны отдельные кадры. Но, по моему мнению, был определенный недостаток именно в режиссуре. Чего-то режиссерскому дебюту не хватило.

— Да, почему-то это мнение распространено, хотя на самом деле в «Братьях» присутствует духовная мощь, с некоторым отпечатком Тарковского, тонкость и точность интонации, потрясающая актерская работа Олега Мосейчука, аутентичность народного характера, эпичная красота.
— Да, но было так много фильмов!

— Кстати, в рейтингах прессы, киноклубов лидировал фильм «Самый опасный человек», про босса немецкой спецслужбы.
— Это фильм, который больше всего соотносится с восприятием, воспитанном на смотрении телевизора, скажем так. И именно поэтому он, в первую очередь, завоевал внимание широких масс.

— Ну да, он более стандартный, но в нем есть редкая черта — ему интересна психология этого то ли русского, то ли чеченца, фильм идет вглубь.
— Вам и правда кажется это интересным? Этот психологизм?

— Это черта делает его не совсем стандартным шпионским триллером, а разработка психологической линии, конечно, не открывает ничего нового, не потрясает глубинами и откровениями.
— Ну да, но фильм основывается на очень хорошем романе, как мне кажется. Я не знаю точно, но есть ощущение присутствия литературной основы, а с ней   фильм существует на другом уровне. Кроме игры Филипа Сеймура Хоффмана, в этом фильме, мне ничего не казалось волнующим. Меня ничего не тронуло.