Под монолог
                     в тебя влюбленного ливня,
выворачивающего душу наружу,
                                  рвущегося сквозь потолок,
с полночи до рассвета взахлеб, наивно
имя твое вплетающего в монолог,
я, пожалованный сединой раньше времени,
я, упустивший сквозь пальцы
                       молодости золотоносный песок,
поддакиваю ливню,
                                внимаю его бредням,
и у нас получается диалог.
Он твердит, что ты чудо,
                            он держит меня под локоть.
От первого до третьего Рима
                            он все исходил, длинноног.
«Да-да», — до меня доносится
                         журавлей невидимых клекот.
Как долог и как согласен
                               журавлей и дождя диалог!
Я, знающий язык дождя,
                                   как радист —
                                             азбуку Морзе,
я, почитающий Слово,
                                     как золото чтит вор,
говорю с тобою по-русски —
                понимаешь, говорю на языке розы,
но все равно не получается у нас разговор.
Не получается, не ладится, не клеится...
Ни лекарства от этого, ни ворожбы, ни врача...
Дождь стоит,
                      как живая
                                        дрожащая лестница,
по которой
                   я спустился
                                        тебе сказать
                                                               «Прощай!».