Материалы номера № 29 (181), 2015 г.

Присутствовали там и идеологически выдержанные "репортажи с полей и цехов", но было и то, что сделало журнал, практически, недоступным в подписке и продаже. Его нужно было "доставать" (слово знаковое и нелюбимое большинством населения). Папа Игоря несколько лет подписывался на этот журнал, и мы (я уж точно) изучали его "от корки до корки". Даже производственные репортажи краем уха прослушивали. А что же делало его столь желанным? Во‑первых, там размещались потрясающие звуковые корреспонденции Юрия Визбора. То есть, это были отчеты о редакционных командировках, выполненные в стиле авторской песни. Само по себе это необычно, а исполнение Визбора делало каждый такой отчет талантливым и неповторимым. Во‑вторых, — звуковой клуб "Тридцать три с половиной оборота", который вел неподражаемый Зиновий Гердт, остроумно предварявший и комментировавший звучавшие на гибкой пластинке музыкальные новинки, причем, как отечественные, так и зарубежные (что в то время было немаловажным). И, наконец, — отдельные страницы советской и зарубежной эстрадной песни, причем завершался журнал звуковой страницей "зарубежная звезда", и там было две-три песни в исполнении звезды, фото и краткий рассказ о ней. Сегодня этого — даже больше, чем надо. Тысячи интернет-страниц, сотни всевозможных глянцевых, "гламурных" изданий… А тогда — это был прорыв сквозь обыденность и серость. И пусть большинство представляемых звезд были из стран "социалистического лагеря" (удивительное словосочетание), все равно, это было интересно, ведь среди них были Марыля Родович, Джордже Марьянович, Радмила Караклаич, Лили Иванова, Эмил Димитров, Янош Коош, Жужа Конц, Рена Рольска, Карел Готт, Гелена Вондрачкова, "Червоны гитары"… А если учесть, что "загнивающий запад" там иногда озвучивали Том Джонс, Энгельберт Хампердинк, Катарина Валенте, Рафаэль, Адамо и даже "Битлс", то это было действительно потрясающе, тем более для таких начинающих меломанов, как мы. О Советской эстраде вообще можно говорить долго. Там, в "Кругозоре", появлялись новые песни в исполнении Муслима Магомаева, Эдуарда Хиля, Иосифа Кобзона (преданным их поклонником остаюсь и сегодня), Эдиты Пьехи, Анатолия Королева, Вадима Мулермана, Валерия Ободзинского, Льва Барашкова… Особенно нравилась песня в ритме "хали-гали" под названием "В путь", которую пел Магомаев. Там были строчки, которые мы напевали: "Ванке ве драй, селено пен са мэ…". Что это означает — понятия не имею. Но запомнил. В общем, кругозор мы действительно расширяли, спасибо журналу и папе Игоря.

Ближе к старшим классам потребность погрязнуть в роскоши человеческого общения становилась все более насущной. Почти каждый вечер мы совершали прогулки вдоль "стометровки", которая располагалась на Советской, либо "нарезали" круги по аллеям сквера имени "Молодой Гвардии". Новый центр города получился просторным, с широкими улицами, фонтанами и скверами. И нам это нравилось. Совершенно не помню, о чем велись вечерние беседы, но отголоски тех разговоров, их едва различимое эхо звучит в душе по сей день, а, значит, были они нужны нам и важны. Кто-то сказал, что своим здоровьем он обязан тому, что ни разу не прикоснулся к сигарете и рюмке, пока ему не стукнуло десять лет. Мы и после десяти, практически, не пили и не курили. Хотя появившиеся в то время сигареты с фильтром привлекали внимание своими упаковками. Больше всего было болгарских — "Трезор", "Аида" (на них была загадочная надпись: "соусировани"), "БТ", "Фемина" (длинные, дамские), "Опал", "Интер", "Стюардесса"… Потом появились кубинские "Ким", "Лигерос", "Партагас"… В этих был сигарный табак, они были — крепчайшие. Я покупал все пачки, выставлял их, как коллекцию, и думал, что это оригинально. Помню, как угостил пришедшего в гости дядю Борю "Партагасом".
Он, не подозревая подвоха, привычно затянулся, и я увидел скупую мужскую слезу, и услышал… много чего услышал, кроме кашля. Больше дядя Боря сигаретами у нас не угощался.

Пока еще не растаяло последнее "прости", скажу, что дружба с Игорем продолжилась и после школы, не потеряв теплоты и искренности. Эта искренность, что называется, "вышла мне боком" во время службы в армии. Игорь в то время еще продолжал учебу в мединституте, и я почти каждый день расписывал ему армейские будни. Расписывал, позабыв о бдительности, чересчур для тех времен раскованно и вольно. А соответствующая служба бдительности не теряла. Меня вызвали в первый отдел, полковник потрясал перед моим носом письмами и кричал много и громко. Самым приличным было такое: "Что ж ты, сволочь такая, пишешь"? Я получил пять нарядов вне очереди и был направлен на самый трудоемкий объект. И это называлось "легко отделался". С тех пор писем писать не люблю. Просто терпеть не могу — все время кажется, что кто-то стоит над плечом, дышит мне в ухо и заглядывает — что там эта сволочь еще пишет…

Игорю повезло поработать сразу после института под руководством знаменитого невропатолога Бабченицера, который сразу заметил одаренность молодого специалиста, и, уходя, порекомендовал на должность заведующего отделением именно Игоря. По-моему, он стал если не самым молодым заведующим, то одним из самых молодых, это точно. И уже очень скоро к нему на прием записывалась длинная очередь. О таких, как Игорь, говорят: "Врач от Бога". И друг — тоже. Всегда с благодарностью вспоминаю его надпись на обложке моего выпускного фотоальбома (понадписывали тогда все — всем) — "Золотому Спектору — еще больших успехов". С моей заниженной самооценкой это было очень важно. Спасибо, Игорь.

Проходим сквозь жизнь иногда под аккомпанемент молчания, иногда — слыша грохот снарядов (чего быть не должно и не предполагалось)… Но чаще всего — в сопровождении будней и будничных забот (что тоже хорошо). Нечасто встречаемся с друзьями (что хуже), зато, встретившись, вспоминаем только хорошее (в прошлом плохого почти не бывает). Зачастую встречаемся на бегу, случайно. Но в памяти — встречи за столом, одна из недавних была на дне рождения Сергея Мокроусова, который в очередной раз собрал своих друзей. Помню, как мама сказала папе: "Племянник завуча не может быть невоспитанным". Это она — о Сергее, дядя которого был завучем 20‑й школы. Мама не ошиблась — Сергей оказался действительно воспитанным и добропорядочным (слово — не из сегодняшнего лексикона). Но, думаю, причина этого — не родство с завучем. Он такой от природы. От мамы и папы. И хорошо, что он не меняется. Хотя, в школе, если бы нужно было охарактеризовать его одним словом, я бы сказал: "Спортивный". И еще — "поэтичный". Он писал стихи и показывал их одноклассникам, и я запомнил строки о "20‑м веке, как двадцатом этаже современности". Это было интересно и необычно. Со своим закадычным другом Юрой Шпаргалюком они были лидерами всех спортивных игр и соревнований. Как эта его спортивность сочеталась с поэтическим романтизмом — трудно сказать. Тем более, еще труднее было предположить, что во взрослом возрасте к ним добавятся прагматизм лидера и аналитический талант просчитать ситуацию, сделав единственно правильный выбор. Что ж, видимо, это и помогло ему добиться самых значительных результатов в жизни из всего нашего школьного выпуска. Вот, как о нем было написано в "Нашей газете"…