 |
Материалы номера № 36 (188), 2015 г.
Владимир СПЕКТОР
Я, К СОЖАЛЕНЬЮ, ВИДЕЛ ЭТО
* * *
Стихи не убеждают.
Побеждает автомат.
И правда стремительно
теряет силы.
Ты, кажется, верил в победу,
загадочный брат,
Не зная, что память
расстреляна с тыла.
Прицелы не сбиты,
и тлеет огонь баррикад,
Не мертвые души
идут на погосты.
Живые уходят туда,
и пути нет назад.
И даже в стихах все
смертельно не просто.
* * *
Если не слышать друг друга,
Можно оглохнуть от взрыва,
Где в динамите страсти
Клокочут гордыня и спесь…
Парящее эхо испуга
Рождается молчаливо.
И, кажется, злое счастье
В судьбе "тяготеет доднесь"…
* * *
Я, к сожаленью, видел это —
Плевок ракетный, роковой…
И стало окаянным лето,
А тень войны над головой
Накрыла сумраком смертельным
Любви погасшие зрачки,
Где отразился понедельник
Началом траурной строки.
* * *
Кто — за солнце, а кто — за луну.
Кто — за звезды конвойных погон…
В новый день невзначай загляну,
Как в транзитный соседний вагон.
Там, во тьме, продолжается спор,
И конца разногласиям нет —
Кем обещан просторней простор,
Свет светлей, и счастливей билет.
* * *
На повороте визжат тормоза.
Модно быть "Против". Не модно быть "За".
Модно награды давать палачу…
Модно быть гадом.
Но я — не хочу.
* * *
Канонадное эхо кузнечного цеха
похоже на эхо войны.
Гулко ухает молот,
и пресс, словно пушка грохочет,
Наполняя кошмарами сны,
заглушая дыхание мирной страны,
Где над смертью мучительной
кто-то безумно хохочет…
А не так далеко разрушает покой
канонадное эхо стрельбы.
Брат на брата идет,
хмуро глядя в прицел автомата.
Не судьбу выбирая, а словно рабы,
погружаясь в болото борьбы,
Забывая, что эхом витает
над каждым расплата…
* * *
Подобно рыбкам на сковороде,
Танцуют в шоу телеперсонажи.
Маршрут проложен от "везде" к "нигде"
Сквозь жизнь, похожую на распродажу,
Где тень креста затмила тень Христа,
Где, что ни день, — то пляски все дороже…
Сквозь жизнь, где обжигает доброта.
И где от зависти — мороз по коже.
* * *
Сбой в системе координат.
Видишь — нормою стало предательство.
И не климат в том виноват,
И не личные обстоятельства.
Просто пала горизонталь,
Заменив содержание формою,
Где, устав от закалки, сталь
Утвердила предательство нормою.
* * *
Облака плывут с востока,
И державен их поток.
Безразлична им морока —
Запад прав или Восток.
Им, наполненным дождями,
Важен только свой маршрут
Над полями, над вождями,
Что пришли и вновь уйдут.
* * *
Степная жара — не укор, не награда.
Эффект сковородки. С ней ада не надо.
Здесь каждое лето — почти на пределе.
А мы на прицеле у лета шрапнели.
И "Града", что звался когда-то "Катюшей",
А нынче шлет гибель на тело и душу.
Сквозь боль непогоды, бочком, виновато
Витают надежды в одеждах блокады.
Витают и тают. Им хочется чуда,
Их путь в небеса — и сюда, и отсюда.
И там, в небесах, спотыкаясь о крыши,
Они понимают — никто их не слышит.
* * *
Жизнь продолжается, даже когда очень плохо.
Кажется — вот оно, время последнего вздоха.
Кажется, кажется, кажется… Но вдруг, нежданно
Ежик судьбы выползает из злого тумана,
И открываются новые, светлые двери…
Так не бывает? Не знаю. Но хочется верить.
* * *
Включалась "Ригонда" — и бодрость лилась через край.
"Маяк" был умелым художником "нежного света".
"Кудрявая" слушала вместе со всеми "Вставай"!
И я подпевал про "борьбу роковую за это".
Но слышались в пении вовсе иные тона.
"Ригонда" мигала своим заговорщицким глазом,
Меняла пластинки, и с ними менялась страна,
И я просыпался, как все, как сегодня, — не сразу.
* * *
Тускнеют зеркала,
хоть отраженье длится
Эпохи, что прошла,
и чья печать на лицах,
Как отзыв и пароль,
опознанные взглядом.
А в нем — сквозь радость боль,
и жизнь сквозь смерть — все рядом.
* * *
Незаконченность мира, любви, перемен,
Неизбывность, но не обреченность.
Забываю, прощаю встающих с колен,
Злобу их обратив во влюбленность.
Облака из души воспаряют туда,
Где им плыть, небеса укрывая,
Где, рождаясь, надеждою манит звезда,
Обретая законченность рая…
* * *
Надо учиться забывать,
по небу памяти летать
свободно и легко.
Примерно так, как в листопад
парит, взмывая наугад,
как гений над строкой,
Какой-нибудь кленовый лист,
или шальной парашютист
над миром и войной.
И я парю в твоих глазах,
забыв, что есть война и страх.
А в небесах — весь мир со мной…
* * *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.
* * *
Хрупкое равенство дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною — все та же возня,
Где вкус равнодушия — сладок.
Дней оголтелость упрячу в карман,
Теплой ладонью согрею…
Тают обиды, и гаснет обман.
И даже враги — добрее.
* * *
В небесную высь
по наивности, видно, стремлюсь,
В пространство от счастья
до пятого времени года.
И пусть заблужусь, ошибусь, ушибусь.
Ну и пусть.
Но вдруг приоткроется
тайна вещей и природы.
Где вещая память пророчит,
пугая меня,
Там чьи-то следы — к облакам,
на века, сквозь погосты.
Там пятое время не года,
а жизни, маня,
Зовет и меня в эту высь,
где не падают звезды.
* * *
— Ты слышишь, как сердце стучит у меня?
— Нет, это — колеса по рельсам…
— Ты видишь — дрожу я в сиянии дня?
— Ты мерзнешь. Теплее оденься…
— Ты видишь — слезинки текут по щекам?
— Нет, это дождинки — к удаче…
— Ты чувствуешь — я ухожу к облакам?
— Я вижу, я слышу… Я плачу.
|  |
