Материалы номера № 06 (211), 2016 г.

Чем примитивней люд, тем быт сложней,
Тем больше почвы к домыслам, ужимок,
Тем больше лжи в ленивой ткани дней,
А здравый смысл — в разряде невидимок.

Хоть мыслей нет, надменностью полны
Рождающие пагубу персоны,
Слова — подобия бушующей волны,
Таинственны, почти что как масоны.

Но это все лишь мелкий антураж,
Муляж и имитация, подделка,
Весь опыт — изуверства колкий стаж,
И море из заслуг, на деле, мелко.

А едкий ум похож на полый плод,
За сочной кожурой — пустая полость;
Движения же даже не вразброд —
Осмысленность в них напрочь размололась.

За важной павой, щеголем-позером
В развитии возможен лишь тупик...
И он их ждет. Быть может, и не в скором,
Но слава их — и ныне только блик.

Мне хмель ударил в голову,
Эх, одичалый хмель,
Отец дурного норова
И сын больших потерь.

То хмель без браги пенистой,
Без чарки при губах,
А силой дерзкой, ревностной
Свистящий на зубах.

То хмель словесный, горестный,
Болезненный и злой,
Летящий в пропасть поездом
Судьбы моей былой.

И солнечные лучики
Уносятся из глаз,
И в них засели жгучие
Огни, в тревожный час.

И час, годами длящийся,
Меня ко дну ведет,
Откуда я, искрящийся,
И совершу свой взлет.

Приехав к морю, не сотрешь печаль,
Ни ластиком не выведешь, ни губкой,
Но можно ей сказать: «Сейчас отчаль».
Не хочется дымить у моря трубкой.
Не хочется печалью задымлять
И нарочитым повтореньем рифмы
И волны вод, и небосвода гладь;
И облака, как перистые нимфы,
Рассказывают тихо о былом
И шепчут щекотливо в такт прибою,
И я укрыт воздушности крылом,
И думаю: «Чего-нибудь да стою».
И думаю, что если я живу,
То я живу, наверно, не случайно,
И если небо в сердце шлет стрелу,
Я попрошу еще другую тайно.
И морю я, ныряя, расскажу
О том, что дно собою представляет,
Благословив проклятую межу,
Которая мне глади затворяет.

Не смотри свысока, не гляди
На меня как на чуждую душу...
Или дружба у нас позади? —
Проревела судьба ей «Разрушу!»
И стряхнула ее, как тюфяк,
Разведя нас по разным углам...
Я, как с порами губка, размяк:
И не тут, и не здесь, и не там —
Места вовсе себе не найду,
Даже то, что нашел, потерял,
И с тоской в неизвестность бреду,
Разрываем тревогой и вял.
Мне дорогу застлали туманы,
Под ногами циновки из сора,
Ранен жизнью жестокой рано,
Выход вряд ли найду я скоро,
Если выход имеется даже,
Если есть на него надежда...
Погрязаю в безбожной саже
И тону я врагов промежду.
Расстаемся с друзьями, как с лишним,
Забываем о долге нашем,
Не ответственны уж пред Всевышним,
Мы не пашем и даже не пляшем,
Только дышим парами удушья
И клянемся над каждою ложью,
Восхищаемся дрянью и чушью
И клянем, между тем, милость Божью.
Предаем мы Христово дело,
Забываем начальное Слово,
Научившись губить умело
И освоив науку злого.

Любезно «Здравствуй!» людям говоря,
Идя ко всем с душою нараспашку,
Вымарываю отблеск янтаря
И душу рву, как на груди рубашку.

С неблагодарными вещать их языком
Или молчать, как воду в рот набрав,
Не тряпкой красной представать — быком, —
Кто следует таким заветам — прав.

Растрачивать запас по-холостому,
Разменивать себя по пустякам —
И не родиться новому Толстому, —
Лишь труп живой преподнесешь векам.

Не нужно бисер пред скотом метать,
Не нужно швали придавать подпитку:
Уж лучше поработать, лечь в кровать
И выспаться... И это так, навскидку.

А дальше больше, если не смотреть
На «троглодитов» и на «Торквемада»,
Не попадаться к проходимцам в сеть...
Вот зазвучит тогда души рулада.

Что миг тебе, что сотни лет —
Все на одно лицо, едино,
Твои зловещие седины,
Ни «да» не ведают, ни «нет»,
И путь тобою не согрет:
Один закон неотвратимый,
Тебе знаком средь моря дыма,
Закон движения планет.
Ты, повелитель дерзкий, Время,
Года — твой роковой оскал,
Минутой каждой доказал,
Что нам ты сообщаешь бремя,
Что по канату нас ведешь,
И каждый человек — песчинка
Среди бурь песочных поединка,
А правда — это та же ложь.
Что мы поймем, когда падем
Или поднимемся высоко? —
Все это только грани рока,
Из ничего в ничто проем.
О, повелитель, невзлюбил
Ты дщерей грустных, сыновей,
И жизни приказал: «Развей
Всех их на исчерпанье сил,
На бесполезную борьбу
В театре статусных ролей,
И никого ты не жалей,
Не дай пощады никому.
Но пуще всех пусть тот скорбит,
Кто рифмы заключил в киот...».
О, Время гибельных высот,
Ведь ты само — большой пиит...
Невообразима скорбь твоя,
Владыка ты необычайный:
Окутан бесконечной тайной,
И безгранична колея.

Окна с видами на третью мировую...
Я простыл, — из форточки сквозняк...
Простыню помятую целую;
Бойкий ум нечаянно иссяк.

Заразил родных и побратимов
И плююсь в проклятое окно
На прохожих строгих пилигримов...
На трюмо прокисшее вино.

Надоела несуразность залпа
Обещавшей быть красивой жизни...
В коридоре догорает лампа,
По земле ползут жуки и слизни.

Надо бы поставить в зуб мне пломбу —
Зря я ел конфеты «ассорти».
Авиатор сбросил рядом бомбу,
Разорвавшуюся, словно конфетти...

На углу крушили магазинчик,
Продавца валяется в нем труп...
Не купить мне больше там гостинчик
И наборы для прочистки труб.

Одержимая стиральная машинка
Бьется вся в конвульсиях, беснуясь...
Пред глазами серых страхов дымка.
Дамочка мигает мне, рисуясь.

Телевизор о любви поет
И рекламу объявляет дыням...
Вызову таксиста, пулемет
Захватив в маршрут, в котором сгинем.

Кровью сердца омыт, наблюдаю подъем
Диких зол в положенье титанов...
Существуем мы лишь или все же живем? —
Жизнь влачим мы, как стадо баранов.
Как варана хвостом, как несносной петлей,
Как тиранов прожорливой властью,
Мы обвили себя самой дикой стезей,
Повисая над гибельной пастью:
Над стезей забывать навсегда о душе,
Забывать навсегда друг о друге,
И забылись уже, и забыли уже..
Сколько ужаса в чертовом круге!
Сколько ужаса вытерпеть может Земля,
Не сойдя ошалело с оси?
Разучились мы жить, свой простор не деля,
И взаправду желать: «Гой еси!».
Как же больно кошмар без конца наблюдать,
Выдавая за милость Божью...
Опьянела уже мира этого стать,
Повенчалась с кровавою рожью.
И навозным жуком мельтешит благодать,
Вьется вороном призрак чуда.
Страшный суд запоздал. Всюду боль. Горевать
Остается, пожалуй, покуда.
Не фантомная скорбь, не уныния грех
Размышлением движут страшным,
А обилье смертей, бесконечность прорех
И бессилье моей рукопашной.