Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 47 (252), 2016 г.



Стихи участников Фестиваля "Провинция у моря" – 2016

25 августа — 4 сентября в Одессе и Черноморске в 6 раз прошел международный Арт-фестиваль "Провинция у моря". Программа была максимально насыщенной — приехали гости из разных держав мира, прежде всего, из Украины, России и других стран постсоветского пространства. Звучали стихи, музыка, состоялись масштабные презентации книг и литературных журналов (издания холдинга "Вест-Консалтинг" и Союза писателей ХХI века "Дети Ра", "Футурум АРТ", "Зинзивер", "Зарубежные записки", "Поэтоград", "Литературные известия" представляли Евгений Степанов и Александр Карпенко), прошли выставки картин и т. п.
Фестиваль был организован на самом высоком уровне Южнорусским Союзом писателей (руководитель — поэт и культуртрегер Сергей Главацкий). Значительную поддержку фестивалю оказало Россотрудничество РФ.
"Провинция у моря" еще раз показала, что братским народам необходимо жить в мире и любви, что нужно активнее налаживать культурные коммуникации. И тогда будет взаимопонимание и на более широком уровне.
Сегодня мы в газете Союза писателей ХХI века "Поэтоград" представляем стихи некоторых участников фестиваля.

Наталия ЛИХТЕНФЕЛЬД

 



Елена ШЕЛКОВА
А МИР, ОН ПРЕКРАСЕН



Елена Шелкова — поэт. Родилась в 1986 году в Киеве. Лауреат премии им.
К. Квитницкой. Автор поэтической книги "Чайники". Член редакционного совета литературного альманаха "Соты". Член Южнорусского Союза Писателей (2016).



ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?

Помидоры — крохотные Марсы.
Семь рублей за килограмм планет.
Ешь планету, кроха, улыбайся,
Кутайся в китайский синий плед.

Я рожден запойным фантазером,
И наедине с собою, брат,
Я учился резать помидоры,
Спички не жалеть, когда горят.

А когда я был особо "весел",
Кроха бегал, требуя ответ:
– Есть ли жизнь на Марсе? Есть ли? Есть ли?
Есть ли смерть на Марсе или нет?

Помидоры цвета революций
Жались к тыквам, брюквам и стене.
Их везли из Сирии, из Турций —
Распродажа раненых планет.

Ешь планету, кроха, и не кайся.
Ты поймешь, что жалость — это бред.
Я не знаю, есть ли жизнь на Марсе,
На Земле сегодня жизни нет.



СТИХ ПОТЕРЯННОГО ЧЕЛОВЕКА

Случайные встречи ложились на полку.
Прощальные взгляды бомбили планету.
Непросто, непросто найти незнакомку,
Когда от знакомых спасения нету!

Когда вся планета — сплошное болото,
Когда вся планета — шестая палата,
А рядом все время какой-нибудь кто-то,
Кого я не знаю, кого мне не надо.

И осень все ближе — падение яблок.
У сердца все меньше цветущих Испаний.
Но хочется верить, что в чем-то и я — Блок,
И я незнакомку найду в ресторане.

А мир, он прекрасен. Но как надоело
Кого-то искать, от кого-то теряться.
А ливень все рвался на мокрое дело
Бежал, как жених от невесты из ЗАГСа!

Бежали вокзалы, причалы и пристань,
Как жить пацанами забыли мужчины…
И осень, и осень — импрессионистка —
Все чаще и чаще рисует морщины.
Ночами звонят мне и Верка, и Томка,
А я домовитый, но страшно бездомный
Опять убегаю искать незнакомку,
Чтоб сделать ее безнадежно знакомой…



МОЕМУ МУЗУ

Без ухищрений и искусов
Мы выбираем жизнь на вкус.
К поэтам ночью ходит Муза,
А к поэтессам ходит Муз.

Я стала бледною, как груша,
За что мне тяжкий этот груз?
Ведь я хотела просто мужа,
А вместо мужа — только Муз…

Лежит немытою посуда,
Мне не понять, "в чем сила, брат".
Хочу сбежать, сбежать отсюда
К тебе — на сто стихов назад!

Воспоминания не ранят,
Я на тебя уже не злюсь.
Конечно, муж терпеть не станет,
Когда на кухне ночью Муз.

Что натворила я?!! Творенья…
Холодный Муз глядит в упор.
И каждое стихотворенье
Себе же смертный приговор.

Характер мой — конец любому.
И от меня (я так боюсь!)
Не только муж сбежит из дому,
Но и последний хилый Муз…

___



Олег НИКОФ
ЭТО МОЯ СТИХИЯ



Олег Никоф — поэт, издатель. Живет в Киеве. Член Межрегионального союза писателей, Конгресса литераторов Украины (глава Киевской организации). Основатель международного литературного фестиваля "ИнтеРеальность". Лауреат литературной премии имени Бориса Гринченко. Руководитель литературного объединения "Киев ПОЭТажный".



БЫЛ БЫ Я ГЕОМЕТРОМ

Это моя стихия —
грустная роль в бурлеске —
ровное искривляя —
путать чужие мысли…
Я ведь — не математик,
чтобы, как Лобачевский
строить пространство, где бы
суть поменяли числа.

Был бы я геометром
(числа ведь — мимо сплетен?),
я бы построил график,
чувствами не калечась…
Ноль, например, возвел бы
в некоторую степень
и получил при этом,
скажем, не ноль, а вечность.

Но… Это ты умеешь —
ноль умножать на числа…
Правил, известных всюду,
станешь ли ты бояться?
Я же считать, родная,
полностью разучился,
вот и остался верным
роли своей — паяца…



ДИАЛОГИ В НЕМОМ КИНО

Диалоги в немом кино —
Только взгляды да жесты рук…
С ним не дружит она давно,
Он давно ей уже не друг…

Он — солиден и неуклюж.
Не на выданье и она…
У нее — на диване муж.
У него — у плиты жена…

Ей расслабиться нет причин,
И ему, вроде, тоже нет:
У нее справил свадьбу сын,
У него — дочь ушла в декрет…

Закрывается ресторан —
Посетителей просят прочь…
Он не спать будет до утра,
И она — не заснет всю ночь.

У недружбы особый счет…
Не его, не ее вина,
Что зачем-то, не первый год
Он не с ней и не с ним она…

Так не дружат они давно,
Вот такая беда, старик…
Диалоги в немом кино —
Выразительнее, чем крик…



ТАРАКАНЬИ БЕГА

Удивляется мир ученый:
От летков разлетясь в июле,
До сих пор не вернулись пчелы
По домам своим, то есть в ульи…

А еще, что довольно странно,
Ибо — это ведь плюс, не минус? —
Разбежались и тараканы,
Не вернулись к себе под плинтус.

Кем, куда и зачем влекомых
Не хватает мне их, ребята —
Не вернувшихся насекомых,
Живших рядом со мной когда-то.

Может, это наивно слишком,
Но я, глядя на братьев меньших,
И в своей телефонной книжке
Не вычеркиваю ушедших…



ТУШКИ УСОПШИХ МУХ

В сотах пустых квартир
сжался озябший мир.
Зимний узор стекла —
символ границ тепла…
Между оконных рам —
вымыть бы их пора! —
Мой замирает взгляд:
мухи спокойно спят.

Вот и опять зима.
День бестолково мал.
Я посчитаю вслух
тушки усопших мух.
Спят и друзья мои —
пчелки да муравьи…
Всякий, с кем я знаком,
чуточку насеком...



КОЛЛЕГАМ ПО ПЕРУ…

То, что издавна
было издано,
Колонтитулами украшено,
Не намеренно,
но похерено
Достиженьями духа нашего…

Нынче гражданам —
всем и каждому,
Из любой отдаленной волости,
Дали клавиши…
А слукавишь ли
Против даденой-то возможности?

Вот и силы мы
в клавиш символы
Тиснем, с понтом "бредем по лезвию",
Но растратили,
как предатели,
Малость, вроде бы… а поэзию…

____



ЛЮДМИЛА КАЛЯГИНА
СЧАСТЬЕ ПРОСТО



Людмила Калягина — поэт.  Призер Международного литературного конкурса "Кубок Мира по русской поэзии — 2015". Лауреат Международного литературного конкурса "5-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии — 2016". Победитель поэтического конкурса "Бог сохраняет все; особенно — слова…" и анонимного конкурса одного стихотворения на фестивале "Провинция у моря" (2016).



ВОДОВОЗНОЕ

Счастье просто и беспородно, если выберет — то само.

На обиженных возят воду, на волшебниках — эскимо.
Водовозы усталым шагом измеряют пути в длину:
Каждый тащит свою баклагу, даже, может быть, не одну.

Ничего никогда не поздно, если выберут — то тебя.
Кто-то щедро насыплет проса зимним встрепанным
                                                                       голубям.
Это каждому, это даром. Не пугайся, не потеряй…
Серебром отливает старым под ногами
                                                           прибойный край.
Безотчетной тревогой мечен, безотчетным
                                                           восторгом пьян,
Отцветает багряный вечер, зачерняется по краям.
Тени резче, острей инстинкты. Тянет сыростью из лощин.
Солнце валится в паутинку, паутинка слегка трещит.
Солнце грузом чужого смысла оседает в густой пыли…

Дай-ка ведра и коромысло: воду нынче не привезли.



АЮТТАЙЯ

Гору накрыло небо — хрустальный панцирь, вырос под небом город — и стал великим. Будды сжимали лотосы в тонких пальцах, Будды хранили мир в узкоглазых ликах. Пламя пришло внезапно и отовсюду, пламя плясало ярким священным цветом. Отсвет огня ложился на плечи Буддам, Будды не отворачивались от света.
Город лежал в руинах пяти столетий, люди ступали в обуви на пороги, верили: боги счастливы, если где-то свергнуты с пьедесталов чужие боги. Город лежал открытой смертельной раной, пачкая кровью складки своей постели. Люди входили в боль закопченных храмов. Буддам в глаза, наверное, не смотрели.
Камень одним ударом не переломишь — камень, рожденный миром в его начале. Люди рубили яростно и наотмашь, Будды сжимали лотосы и молчали. Если безумью в мире дано свершиться, то и дела во славу его свершатся. Люди рубили по узкоглазым лицам, по головам, плечам, по цветам и пальцам…
Город лежит под небом семи столетий, город под пеплом выжил в эпоху мрака. Тот, кто смотрел в глаза неизбежной смерти, смотрит на мир без жалобы и без страха. Будды сидят на стертых седых ступенях, в трещинках мелких камень шероховатый. Будды хранят Вселенную, как умеют — сотни безруких и безголовых статуй.



КАРАНДАШНОЕ

Здесь на часах всегда "потом" и у посуды легкий крен.
Мой первый внук рисует дом и море у смоленых стен.
Как хорошо, что есть у нас запас цветных карандашей!
В его мирке всегда "сейчас" — простая мудрость малышей…

Невесткин очерк пухлых губ, от сына —
                                                           темно-чайный взгляд.
Мой мальчик ласков и неглуп, и в чем-то, кажется, талант:
Он помнит зыбкий облик сна и создает его портрет,
Он дарит морю имена и ветру говорит "привет",
Он полагает цвет живым, он знает лучше и полней,
Как много алой синевы в зеленой пенистой волне…

Важнейших дел числом под сто у неуемного внучка:
Возиться с кошкой и котом, кормить корову и бычка,
Смеясь, ловить дрожащий луч на гладко струганом бревне,
За отраженьем мягких туч следить в неверной глубине.

Пока плывет надежный дом с чудным названием "ковчег",
Я с внуком говорю о том, как шли дожди, как падал снег,
Как черно-белая зима писала мелом на стекле,
Как люди строили дома на твердой ласковой земле,
Как зрели яблоки в садах, как цвел каштан, как вился дым,
Как в ручейках текла вода с дрожащей искоркой звезды.

Я расскажу, чтоб ты узнал, наследник сгинувших веков,
Что мир теперь, смолен и мал, плывет беспечно и легко
В румяно-яблочный рассвет, упруго слушаясь руля…

…что прежней жизни больше нет.
Нам рисовать ее с нуля.



ОДЕССА

Потяни за любую улицу, как за нитку —
Приведет во двор, где солнечных пятен рябь.
Тут не шик у нее, не мраморно, не гранитно,
Ни брильянтов, ни малахита, ни янтаря.

А она все как прежде: "синие", рыба, "кава",
Виноградные плети, дети, белье, коты…
И стоит, у себя из-под ног вынимая камень,
Балансируя ловко на цыпочках у воды.



СТИХИЙНОЕ

если (когда) коснуться узнать обнять
свет одиночество теплое на губах
время Огня это будет время Огня
глина узор отпечаток клеймо судьба

если (когда) поверится отболит
след на песке и дорога и пыль и прах
время Земли это будет время Земли
корни побеги соки надрез кора

если (когда) взвихрит полыхнет костром
искра звезда неизвестность движенье штор
время ветров это будет время ветров
воздух движенье небо дыханье шторм

если (когда) потянется влажный дым
лиственно пряно под корень до дна дотла
время Воды это будет время Воды
дождь и река и лодка и без весла



НАД ПРОПАСТЬЮ

Ты ее, как сестру — гребенкой по волосам,
Ты ей: не стой, дескать, дурочка, на ветру,
А она говорит: не надо меня спасать.
Я сама, говорит, я знаю, я разберусь.

Ты ее, как дочь: не ходи одна со двора!
А она говорит: что толку в глухой стене?
У меня золотое поле по самый край,
За которым небо, а небу и края нет.

Ты ее, как свою — тревожно срываясь в крик,
Ты ей: запру, не пущу и не дам пропасть…
А она говорит: молчи, за собой смотри,
К твоему крыльцу, говорит, заросла тропа,

В доме пусто — огня живого не разожжешь,
Сад засох на корню — и птице гнезда не свить…
У тебя, говорит, в полях над обрывом рожь
Вся как есть полегла.
И некого там ловить.

____



Наталья ГОРЯЩЕНКО
ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ



Наталья Горященко — поэт. Родилась в 1990 году в Москве. По образованию географ (с отличием закончила географический факультет МГУ), по профессии аналитик. Стихи публиковались в изданиях "Этажи", "Золотое руно", "МК-сетература". Финалист конкурсов "Северная земля" (2015), "45-й калибр" (2016), участник проектов "Живые поэты" и "Вечерние стихи", победитель основного поэтического конкурса фестиваля "Провинция у моря" (2016).



ИЗОБРЕТЕННЫЕ МНОЙ ВЕЛОСИПЕДЫ

слушай, я не слабак, не планирую умирать. я
не прошу ни любви, ни дружбы, ни бог весть каких гарантий,
у меня есть гордость и есть мозги, но
забери меня, забери, иначе я просто сгину.
вранье, новостные сводки, пустопорожние разговоры,
здесь вместо сыра — сырая земля и порох.

здесь страшные вещи теперь в порядке вещей, и
наша свобода — жить в клетке, меняя формат ячеек.
забери меня, забери. ибо сказано:
спасать себя сам умеет только Мюнхгаузен.
остается растить цветы и глотать пилюли.
и подпись ниже: садовник Мюллер.



*  *  *

Жизнь придет, у нее — будут твои глаза.
Захохочет гром, как злодей из фильма,
Как холодный душ потечет гроза —
Значит утро все-таки наступило.

И тогда в тебе вдруг растает лед —
Как в бокале виски, смешается и исчезнет.
Твой бумажный голубь уходит опять в полет
И приносит в клюве лекарство от всех болезней.

И отброшенный хвост начинает опять отрастать,
И подушка в смятеньи теряет перья.
И мурашки внутри… и Господи, не оставь,
Не сейчас, когда я в тебя верю.

Заиграет май свой извечный хит.
Я иду домой, а за мною следом
Дребезжат и глотают колеса стихи —
Изобретенные мной велосипеды.



*  *  *

Сотый стих буду в муках рожать,
Да кормить молоком безлактозным —
Нулевая, как жирность, маржа,
Сотрясение мозга у воздуха.

Равнодушней, чем руки врача,
Тишина на полыни настойчива.
Знаешь, нежность, как Бога, зачав,
Непорочно уже не прикончить.

По пустыне бродить, по холодной Москве.
И тебе — твоего, а сечение Кесарю.
И кровинки, как клюква, на вкус и на цвет,
Вместо сахара в манне небесной.



*  *  *

ночь заливает город, густа и черна как нефть.
ветви плетут узоры, тени корчатся на стене,
машут руками, как будто наводят порчу.
я опять не сплю, обессилена, обесточена.
тишина вокруг все острей и громче.

все однокурсницы замужем и рожают.
то, что не убивает нас — просто уничтожает
веру, надежду, кто с ними был еще?
и легче смириться, подставить другую щеку.
разбита губа. и жизнь по усам течет.

если нет внешних сил, то тело считай в покое.
я мешаю соленое, мокрое, красное и сухое —
получаю и ныне и присно пустое пресное.
выбираю людей, которым не интересна,
и города, в которых мне нету места.

мысли закрутят штопор, пойдут в пике —
только б не знать, что в вакууме, в тупике,
и что жить так дальше — напрасный труд,
потому что время это мне не вернут.
и я вру себе, что пройдет к утру.

___



Александр СОБОЛЕВ
СКВОЗЬ ТЕНИ И БЛИКИ



Александр Соболев — поэт. Окончил физический факультет Ростовского государственного университета, живет в Ростове-на-Дону. Автор поэтических сборников "Дважды в реку" (2005), "Настоящее имя вещей" (2007), "Горный арык" (2010), "Медитация на рисовом зерне" (2012). Публиковался в журналах "Ковчег" (Ростов-на-Дону), "Ковчег Кавказа" (Ростов-на-Дону), "Дети Ра" (Москва), "Prosōdia", электронных журналах "Релга", "Гостиная", петербургском альманахе "Интеллигент", альманахах "45 параллель" и "45: русской рифмы победный калибр". Отмечен премией журнала "Ковчег". Лауреат фестивалей "Ростовская Лира" (2006), "Междуречие" (2007), лауреат конкурса "45-й калибр" (2015), отмечен Гран-при фестиваля "Провинция у моря" (2016). Член Союза российских писателей с 2008 года.



*  *  *

Подмораживает. Луна.
Полотно голубого льна
на булавочках звезд растянуто.
Время позднее. Ранний март.
У котов — сезонный азарт,
и надежды их не обмануты.

Все потаяло, снега нет,
но везде водянистый свет
и лагунами, и заливами,
и везде ледок молодой
прорастает, хрустя слюдой
под шагами неторопливыми.

Голубым сияньем oблит,
разметавшийся город спит,
и ни ангела с ним, ни няньки.
Светят два или три окна,
безмятежность и тишина,
как на хуторе близь Диканьки.
Ни следа дневной суеты…

Вдохновенно орут коты!
Только им да луне не спится.
Ночь приветлива, ночь светла!..
Редко-редко мелькнет метла,
а на ней нагишом — девица…



МЕДИТАЦИЯ НА КРАСНОМ ГЕОРГИНЕ

В осеннего воздуха медленный ток
небрежной рукой вплетена паутина,
и мощный, раскидистый куст георгина
венчает прекрасный цветок.

Как слизень, в слепом летаргическом трансе
сквозь влажные дебри пластинчатой чащи
свое существо незаметно влачащий —
так взгляд, замирая на каждом нюансе,
скользит осторожно по зелени темной,
вдоль русел прозрачного терпкого сока,
сквозь тени и блики восходит истомно
к цветку без греха и порока.

Не темпера, не акварель, не сангина
смиренно творили цветок георгина,
но плотное масло, мазок за мазком.
Он алый, как крест на плаще паладина,
и темно-багрова его середина,
и с телом планеты извечно едина,
и звездам он тоже знаком.

Он в душу вмещается полно и сразу,
и в ней позабытый восторг воскресает,
и пиршество глаза — на грани экстаза,
когда откровением вдруг потрясают
отшельника — лики на створках киота,
а кантора — громы классической фуги,
спартанца — кровавая рана илота,
любовника — лоно подруги.

Он цвета любви, полыхающей яро,
родник нестерпимого красного жара…
И поздние пчелы стремятся к летку,
вкусив от его бескорыстного дара,
и солнце — сверкающей каплей нектара!
И первая чакра моя, муладхара,
раскрыта навстречу цветку!



*  *  *

Облупленный зальчик, без трюфлей и мидий.
Обветренный вечер, — и кто-то с тобой,
и славно живется в просторной хламиде,
а рядом на сцене играет гобой.

Немного устало, чуть-чуть глуховато,
оставив за скобками прочий квартет,
дарует пришельцам печаль-модерато
и тему любви извлекает на свет
из черного щеголя с белым пластроном,
который сегодня угоден Творцу
и вот — исполняет в концерте гастрольном
мелодию жизни, пришедшей к концу…

Как длинно и больно, как сладко и жутко,
под слезы на лицах, под ропот дождя
играет гобой, деревянная дудка,
из города Гамельна нас уводя.



ЛИТОГРАФИЯ

Как голодного окуня манит блесна,
голодранца — бобровая шуба,
так и мне, oбалделому, снится весна
и твои приоткрытые губы.
И приходит в полуночном сне благодать,
обнаженная напропалую,
и краюху насущного можно отдать
за глоток твоего поцелуя.
…Оседает туман, пробивается стих,
поднимается месяц поспелый…
Вот и ветер утих, и цветов — никаких,
только черный и матово-белый.
Кружевные черешни, полны молоком,
осеняют уснувшую землю,
на черненом стволе меловым лепестком
утомленная бабочка дремлет,
и тела приминают собою траву,
стосковавшись по теплому маю,
и сегодня во сне, как вчера наяву,
обнимаю тебя, обнимаю…
Для того и поют по садам соловьи
в белопенном черешен засилье,
чтобы женщина белые бедра свои
распахнула, как бабочка крылья.



*  *  *

Она сидит в кармане скалы, спиной ко взглядам,
шершавым перстнем, кораллом юрским обрамлена,
и дышит запахом вечной хвои, целебным ядом,
где небо с морем — одна бездонная глубина.

Она несома морским отливом, волной утеса
навстречу полудню и над хлопьями облаков,
и тонкой дымкой курится гавань, и пар белесый
лежит на выпуклом горизонте, как молоко.

И ветер, прядая к морю коршуном, пряди треплет,
касаясь перьями загорелых летящих плеч,
и парус тела в пространство выгнут, и лета лепет
целует губы и подменяет прямую речь.

Вдоль бухты синей, где белой солью рассыпан город,
своя в ладонях ручьев и сосен, лощин и скал,
сквозит эфиром, не зная строчек, что станут скоро,
скользит над миром, который радость ее взыскал.



СВЕРХНОВАЯ

Когда холодные циклоны почти утихнут над землей,
и станет мхом на южных склонах перегоревший
                                                                       рыжий слой,
замельтешат в пещерах крылья, покинет отмели отлив
уже с одной свинцовой пылью…

Когда, коросту соскоблив,
перетерев бетон на щебень в пространствах всех материков,
пойдет назад лиловый гребень тысячелетних ледников…

Когда из почв, насквозь прогорклых, из глубины,
                                                                       из черноты,
на остеклованных пригорках родятся странные цветы,
в кустарниках пролягут тропы, проснутся шорохи… Когда
в огромных кратерах Европы заплещет талая вода…

Когда в долине Потомака, встречая свой последний день,
разумная полусобака ударит кремнем о кремень,
и задымит трава сухая, восторгом шкуру ознобя…

…тогда нависнет, распухая, распространяя из себя
испепеляющее пламя, слепящий смертоносный жар,
над океаном, полюсами, над вспыхнувшими волосами
непредставимо колоссальный
кошмарный ШАР.

Взлетит когтистая рука косым движением защиты —
но испарятся облака, и станут плавиться граниты…
И грянет огненная кара под рев вселенского пожара,
под треск континентальных плит.
За преступление запрета звездой убитая планета
кровавым паром закипит.

И станет мир пустыней снова, и из него исчезнет слово
на миллиарды лет вперед…
Когда в пылание Сверхновой вишневой косточкой багровой
Земля скользнет.



*  *  *

Игуана лежит, обдаваемая океаном.
Под гнездовьями птиц, не оставивших в скалах пустот,
на уступе горы, утонувшем подножье вулкана,
на краю ойкумены из дикого туфа растет.

Игуана лежит. Зародясь у Барьерного рифа,
разбивается вал, принося на крутых раменах
золотисто-багровое. Громоподобным редифом
мировой океан называет свои имена.

Игуана лежит на камнях. Орхидея заката
разгорается ярче и яростней. Вечность назад,
и сегодня, и, может быть, завтра — из брызг розоватых
на пылающий мир щелевидные смотрят глаза.

Далеко континенты. Природы цари и питомцы
заняты лишь собой, и посевом драконьих зубов
прорастает история… Но от громадного солнца
изливается встречная сила, тепло и любовь.

И пока этот остров лежит на груди океана,
а до гибели прежнего мира не так далеко —
артефактом планеты, чудесным и подлинно странным,
неизменным тотемом лежит допотопный дракон.



СТАРИК

…Этот шаткий шаг при прямой спине,
и замявшийся воротник…
Плоскодонной лодкой на злой волне
по бульвару идет старик.
Он гордится статью своих костей
и забытых женщин числом.
Он годится внукам чужих детей,
как верблюд или старый слон —
но не любит смех, и поборник схем,
и живет, как велят врачи.
Он судья для всех, но на пользу всем
исключен из числа причин.
Он заспал долги и счета закрыл.
Под неистовый стук часов
он с экранов цедит бразильский криль
через сивую ость усов.

…Этот серый день, этот день сырой
нахлобучил седой парик…
Бормоча порой, под морщин корой
по бульвару идет старик.
Для него лучится с афиш Кобзон,
а с дешевых листовок — вождь…
Он опять забыл в магазине зонт,
и поэтому будет дождь.

___



Андрей КОСТИНСКИЙ
СОВРЕМЕННАЯ ЗАУМЬ



Андрей Костинский — поэт. Главный редактор журнала поэзии "ЛАВА", директор издательства "Слово" (Харьков), учредитель литературного фестиваля "Авалгард", руководитель литературного объединения "АВАЛ". В поэзии исповедует авангард, создал свое направление — "пастфутурайт". Автор восемнадцати книг: "ИNОЙ", "ИNОЧИЕ", "I`м`янгол", "Один.Ночество", "Бесмолвие", "Іоголь", "18+", "стихи к Милене" и др. Член Южнорусского Союза Писателей (2015).



( 0 (

Бегущая строка заката — как реклама рассвета.
Но слоган из спадающей луны С,
Солнца О
и снова убывающей луны С
звучит как СОС!
Две ночи, день, зажавший между собой!
Надежда — на растущую луну )
со звездным двоеточием :
между рожками,
рождающими улыбку!
: + ) = :) = ☺



ОСТРОВ

У камня,
который бросают в море,
есть судьбозначимое мгновенье:
во время соприкосновенья с водою он —
остров!



ИГРА В ХОХОТ

Хохот играет
в крестики-нолики,
оканчивая игру тупиком
Х О Х
О Х О
Х О Т



ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ

66
Два головастика-эмбриончика в утробе.
6, ждущая очереди перерасти в 9.
9, знающая, что может стать еще и 6.
Девять и шесть. В 9 шесть букв,
зато в 6 есть корень из 3-х букв,
могущий прибавиться к девяти как девяШЕСть
или ШЕСдевять, или деШЕСвять.
7 и 8, сокрытые внутри. 1,2,3,4,5 потеряны по дороге.
Шесть как окей из пальцев.
Еще в 69-м вместе с 69 миллионами я появился на свет.
6 в 69 означает десятки,
а 9 — просто цифру, хоть и самую большую.
Это как козырная шестерка больше другомастной девятки.
2 месяца, которые смотрят друг на друга:
убывающий — снизу, а растущий — сверху.
Если 6 и 9 наложить друг на друга,
получится знак бесконечности в яйце-овале,
из которого вылупится женское-мужское.
Важна единица в 6 и 9 —
с какой стороны к 5 приставишь 1, будет 6 или 9.
Две шестерки — кавычки открытые, две 9 — закрытые.
Такое себе окавычивание всей жизни — 66…99.
99



ПОШЕПЬ

Я так быстро живу…
Глянь — не мгновения, а врем|ения мчатся.
В у-
глах вселенной разбросаны наши ли счастья?

Я так быстро живу... Г-
лянь — я старик, опрокинувший в н|еби
в уг-
розовом перевале крик свой — в-нем-ли.

Я так быстро живу. Гл-
янь — я с тобой говорю, разум|ерший.
В угл-
ицкий колокол бьется сердце мое, опешив.

Я так быстро живу. Гля-
нь — нет следов от шагов моих больше.
В угля-
х тлеющих небо — как послебранная
                                               стыдная п|ошепь...



к0м0к

Рельсы уходят в небо, где реверс
солнца сменяется лунным аверсом.
Ланка не сменит на север
юг — он не так
верен,
вечен,
вечерен.

Меняется
пешка
на ферзя.

Фряжское небо моросянкой богато.
В сугробах дыры от капель —
         словно рапиры вынули,
воткнутые после дуэли.
      Кровь — заката? — агатова.
В каждом
окне —
огне-вымпелы.

В каждом звуке — звов вьюг взвонен в у-у-у-ХХ!
В каждом запахе распахнуты запасы пашен.
В каждом свете с вет цвет звенит в зенит (=сВетно).
В каждом темени тьма томится туманом.

В каждой мысли мы слов месим слитность
в восьмислепный к0м0к.

В детском саду, как в райском,
больше вопросов, чем...!

Х!Х — в ХХ!
через невоскликательный прыжок?

За руку уводит бабушка из садика,
в другой — головою вниз —
деревянная лошадка.

А внебе по несмазанным рельсам
верхтормашится детство,
изрешетенное мечтами,
кричащими от несбытности. .. ... .... .



РАССТОЯННЕЕ

От десятилетия по три шага к или от.
Время вышло на ринг, за спиною спряталась вечность.
Зззззззза эти шшаги пессссссссок зззззззаметет Илион.
И будут сто месс петь, но с "ть"
на конце. Как будет она сладка.
Как будет быстра упряжка бессменных хасок бессмертных.
Сани с ани, ма, цьі и в прижизненный кадр
двадцать пятым войдут кораблем — негомерно.
Как же встречу тебя, режа стопы осколками звезд,
лунной плахи касаясь, ожидая ее ятаганность!
"Б", "г", "ж" не вмещает звезда.
Я их съезд превращаю в свезд
Атаманки, Подола, Покровки, Салтовки и Таганки.
Ты узнаешь меня. Да, я тот сумасбредный поэт,
проживающий больше, чем выночить смог намечтáния.
На планете живу, — кроме нас никого больше нет.
Но моргнешь — и весь мир без меня
станет вновь расстояннее.



*  *  *

Долгожде враща во гробенье,
врача неже ла —
лая издалековия.
Вормни! Вермни! Взовгни! Взгень!
Легай на весела —
востре чай приполковия.
Заповещаль поселовья словея.
Июнли авгусенитябрь.
Цы гангиндово торбо-табор.
Пальмы виллы ветер прилег, невея.
Прильпнули хляби ко взгориям.
Спектр спектакля пентаклен.
Мовушнесдь крхнумб темпр.
Лай хасок пересыпан снежным укором.
Луна в небе — в пробоине пакля.
Зеркала занавешены затем,
что пор уполенит извглазень.
Полениться бы — сябры не дадут.
161
Сербы серебрят редуты.
Уха неплохаша + | = Ужа непложа. Ша!
м н о г о з а р а з е н



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru