|
Материалы номера № 06 (263), 2017 г.
Александр ЧИСТЯКОВ ВСЯКОЕ БЫВАЕТ
Александр Чистяков — поэт, общественный деятель, председатель профсоюзной организации «Ассоциация литературных работников “Русское литературное общество”», заместитель председателя Общественного совета «Потенциал нации». Член Союза писателей России, Русского географического общества, Всероссийской общественной организации «Трудовая доблесть России», руководитель Всероссийского форума гражданской поэзии «Часовые памяти», директор Всероссийского открытого фестиваля молодых поэтов «МЦЫРИ», организатор литературных фестивалей «Московские салюты», «Мартовские львы», «Барышневый сад» и др. Учредитель благотворительной акции «Книги — детским домам России». Автор многих книг и публикаций. Живет в Москве.
ПОЛУДЕННОЕ
Полдень, солнце, трюфель, дама... жаль, что нет у вас «Агдама», я люблю красивых дам — не под трюфель — под «Агдам»!
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
Мальчик играл на скрипке, А девочку звали Варя, Мальчик любил ее шибко, Угощал мороженым в баре. Варя пила с ним колу, Хотя ей хотелось пива, Хотелось бандита Колю, А с мальчиком было тоскливо. Но Колю убили в драке Ножиком и кастетом, А мальчик пришел во фраке К Варе с большим букетом. Варя взяла букетик И Коле снесла на могилку. А мальчик рыдал над этим И с горя купил бутылку. Он выпил ее в парадном С бомжом и со шлюхой Мариной, А Варя пришла обратно И видела эту картину: Как целовался мальчик С пьяною проституткой, Под юбку засовывал пальчик, И Варя обиделась жутко. Варя в своей квартире Долго и горько рыдала, Бритвой тупой в сортире Вены себе вскрывала, А мальчик лечил гонорею И к Варе зайти стеснялся, Вешался на батарее, Но ремешок оборвался. Его отвезли на скорой В ту же, что Варю больницу, Скоро их выпишут, скоро Смогут они пожениться...
ВАЛЬС ПЬЕРО
Под влияньем страсти винной Наконец сумел понять, Что невинная Мальвина — Исключительная ...
Помнишь, Мальвина, — дождик осенний Все молотил и стучался в окно, Кажется, с пятницы до воскресенья В нашей каморке было темно. Пахла ты вся табаком и портвейном, В лампе ночной догорел керосин, Помнишь, ты слушала благоговейно, Как пошлые песни поет Арлекин... Ах, эти розы, Пьяные слезы, Бочка портвейна и дым папирос... А у камина — Ты помнишь, Мальвина, Как я тащился от синих волос? Помнишь, Мальвина, как ты рыдала, А я твои синие гладил чулки, Ты меня страстно так обнимала, Я не успел даже снять башмаки... К черту остатки юбки бумажной! К черту корсеты и синий чулок! Ах, как сладострастно ласкал я твой влажный... На левом мизинце кривой ноготок! Ах, эти розы, Пьяные слезы, Бочка портвейна и дым папирос... А у камина — Ты помнишь, Мальвина, Как ты меня целовала взасос? Жарки объятья, страстны лобзанья, Нежные перси и прелесть ланит... Ты пахла оливками и ожиданьем, Лишь старый сверчок нашу тайну хранит. В луже портвейна дрых Буратино, Пьяные песни орал Арлекин, А у камина... Ты помнишь, Мальвина, Как жарко пылал в этот вечер камин?
* * *
Дорога без конца и без начала — Змеиная спираль погони за богатством. Меня никто не встретил у причала Из говоривших о любви и братстве. В холодной комнате потрескались обои, Покрылись пылью чьи-то босые следы… Уже не помню чьи — я был тогда в запое, И так хотелось ласки и воды... На подоконнике забыты чьи-то тени, Три шпильки для волос и бисерный браслет. Я, помнится, уехал в понедельник, И женщина глядела мне во след, А кто она была — теперь уже не вспомнить, Но, судя по теням, брюнетка юных лет... Я улыбаюсь и кладу на подоконник Чужие тени, шпильки и браслет.
О ЧЕМ РЫДАЕТ СФИНКС
Я тебе объяснить не сумею Ни безумства страстей, Ни величия грез... Только я ни о чем не жалею, Ни о чем не жалею всерьез. Никому не догнать Артемиды, Не увидеть ее следа, Ни за что не расскажет Изида, Где ее затерялась звезда. Но восходит прекрасная Сотис К окончанью сезона дождей, И рыдает серебряный Лотос, Увядая при встрече с ней.
МОЛИТВА КОМАНДИРОВОЧНОГО
Не пей, красавица, при мне Нектара пошлостей банальных. Твой принц на розовом коне Не прилетит с небес астральных. Не допускай чужих корней Во благотворный гумус плоти, Пока султан твоих ночей Чужих полей не обмолотит. И пусть глумливая рука Заветных чресел не коснется — Храни томление, пока Благая весть не разнесется: На ложе вожделенных нег Вернется странник горделивый И губ нефритовых ковчег Наполнит трепетною силой!
ДЕМБЕЛЬСКАЯ ПЕСНЯ
Шел солдат на дембель с чемоданом, С электрички шел себе домой, Вот уже два года он не видел мамы И любимой девушки одной. Падал снег на черные погоны, Представлял он, как домой войдет, Вдруг ему навстречу по перрону Девушка любимая идет. Рядом с ней какой-то незнакомец, Нежно так за талию обнял, Сердце защемило ему больно, Он от горя чуть не зарыдал. Тихо обошел он их сторонкой, И домой пришел, напился пьян, И поехал в гости к той девчонке, Длинный ножик положив в карман. Там она ему открыла двери, Горько разрыдалась, обняла, Но тогда прошел он по квартери И его увидел у окна. И тогда, достав свой длинный ножик, Лезвие он в грудь врагу вонзил, А потом ее зарезал тоже И себя, конечно, порешил, А она рыдала, умирая: — Ах, какой ты, Ваня, дурачок, Это ж брат мой, кровь моя родная, Ну зачем ты сделал это все! Да, конечно, всякое бывает — Скорую успел позвать сосед, Всех троих их быстро откачали, Но любовь не откачали — нет. Тот теперь парнишка на Востоке Валит где-то лобзиком тайгу, А она работает на стройке И не пишет писем никому.
* * *
Ночь. Улица. Фонарь. Прохожий. Пусть светят в харю фонари, Я накачу ему по роже. Гори, звезда моя, гори!
* * *
В совокупленьи «Инь» и «Янь» я искал взаимопониманья... Не хочет «инь», не может «янь». Какая ж я, наверно, пьянь!
* * *
Все деньги пропью и свою позабуду Мальвину, сожгу все стихи — чего от них проку? Рубаху сошью из старой холстины, уеду в деревню и стану пророком.
ФОРМУЛА ЛЮБВИ
Любить тебя квадратно, Любить тебя линейно… Геннадий Герасим
Он любил ее параллельно, Спал с нею перпендикулярно, Он возводил ее в спепень елейно И корень вводил-извлекал регулярно. А она делила его с соседкой, А соседка болезни его умножала, Вычитала зарплаты куски нередко, Прибавляла долги и детей рожала. А она даже знала про интегралы, Но он клялся в любви, как солдат отчизне, И она ему милому все прощала. Вот такая вот, блин, арифметика жизни.
ЧИНОВНИК И ПОЭТ
Мы зачем-то совсем разучились писать между строк. Вроде время пришло, чтобы снова припрятать мыслишки И, как прежде, копить дневниковые записи впрок, А для хлеба насущного делать попсовые книжки. Может быть, я не прав, и не время бояться доносов, И открыты для всех сетевые врата в Интернет? От чего же так много нашел неприятных вопросов В том же самом ЖЖ друг-чиновник и бывший поэт? Нет цензуры страшнее открытого киберпространства, Где тебя просканировать может любой идиот, А чиновник — заложник партийного непостоянства, Как заправский редактор, в оф-лайне тебя зачеркнет. Не пора ли как встарь нарядиться в казенные тряпки, Удалить из сети шаловливые теги и спам, И, как старшие братья, партийно распиливать бабки, А на сайте писать: «Одобрям, одобрям, одобрям!» Нет, шалишь, брат-чиновник, не время писать между строк, Пусть твои звонари не стучат по дощечке убогой, Мы поэты — мы совесть России, браток! Ты докладывал шефу, а я разговаривал с Богом.
КОТ
Я был весел и прям. Я был горд, как скала. Я небрежно сигары накусывал. А со мной по Арбату — не шла, нет — плыла! — Длинноногая женщина вкусная. Ах, какие глаза! Как разинуты рты У прохожих мужского масштаба! От нее цепенели бомжи и менты, И чернели от зависти бабы. Я парил рядом с ней — молодой обормот! Не за талию брал — за попу… Вдруг она мне сказала: — Теперь ты — мой кот! Если хочешь, махнем в Европу?! Почему сразу «кот»? Хоть и март над Москвой, Но и в мае я… и в июле… А она мне в ответ: – Шалунишка ты мой, Вот за что и люблю, Сашуля. У меня в Люксембурге есть папик один, Он издал бы тебя круто-круто… А в Монако подруга… жаль, что ты не блондин — Стал бы модным поэтом в минуту… Будто плетью ожгла! Будто пнула ногой… И назавтра в похмельи жутком С мятой примой в зубах я шагал по Тверской И мимозы дарил проституткам.
| |