|
Материалы номера № 27 (284), 2017 г.
Илья ШАДУР
ЗА ПРЕДЕЛАМИ ДВОРА
Илья Шадур — поэт и эссеист. Родился 5 октября 1953 года в Москве. В 1970 году окончил школу № 29 (спецшкола с английским языком). В 1975 году окончил Московский институт связи, а в 1983 году — факультет прикладной математики МИЭМ (Московский институт электронного машиностроения). Работал в научно-исследовательских институтах, преподавал математику в МАТИ, работал в Московской консерватории инженером-программистом, где продолжает работать по договорам. Стихи — шуточные — сочинял в отрочестве, более серьезно писать стал пробовать уже в юности. В 2002 году издал сборник своих стихов и переводов (с немецкого — Гейне и Гёте — и с идиш — Галкина) "Избранное" (М., "Грааль"). Публиковался в журнале "Музыкант классик" (эссе о музыке), в "Литературной газете" (рецензия) и в научных философских журналах "Философия и культура" и "Философская мысль" (работы по философии). Член Союза писателей ХХI века. Живет в Москве.
* * *
В час заката, поднявшись на башню,
От городской удалясь суеты,
Я наблюдаю, как день вчерашний
Уходит на запад, сжигая мосты.
Небо темнеет к востоку, и страшен
Красного солнца расширенный глаз,
А под горящими шпилями башен
Только что розовый отблеск погас.
* * *
Дворов извечная прохлада,
Шум листьев, детская возня,
Забытый привкус мармелада,
Старух пустая воркотня —
Пестрящей жизни копошенье,
А за пределами двора
Полдневный сон, оцепененье —
Царит июльская жара.
Там солнце плавит тротуары
И замедляет ритм шагов,
И звон расстроенной гитары
Как лязг пустых грузовиков.
И аромат восточной лени
В дрожащем воздухе разлит,
И иногда девичьи тени
Плывут подобьями сильфид.
Они качаются и тают
В пыли, на тонких каблучках,
И торопливо исчезают
В тенистых каменных дворах.
А в переулке квас иль пиво —
Туда стекается народ,
И каждый ждет нетерпеливо
И из граненой кружки пьет.
Когда-то прожитого лета
Невозмутимо, там и тут,
Полузабытые приметы
Разноголосицей поют.
Когда под крышами украдкой
Молочный шепчет ветерок,
Как школьник, спящий над тетрадкой,
Он пишет буквы между строк.
Он пробирается втихую
Меж зеленеющих вершин,
Потом течет на мостовую,
Сливаясь с шорохом машин.
И словно разомлевший улей —
Московских улиц водопад,
И так безоблачно в июле,
Как двадцать лет тому назад.
* * *
Когда в сиреневом рассвете
Бледнеет очерк теневой,
И голубиных грез соцветье
Над детской вьется головой,
Когда по зелени сочатся
Молочно-синие лучи,
И в люки тяжкие стучатся
Из недр горячие ключи, —
Как бы предутренней игрою
В просторе замершем тогда,
Всплывает, дрогнув, над землею
Скользящих ритмов череда.
Они меняют положенье,
Нисходят легкою волной,
И западает в их движенье
Тугой, пульсирующий строй.
Сгущенья, вздохи, перекаты,
Толчки и выносы вперед —
Таинственный, замысловатый,
Непобедимый мерный ход.
Они над крышами пройдутся,
Расторгнут плюшевый покой
И в чьем-то горле отзовутся
Вдруг непонятною тоской.
* * *
Когда предутренней порою
Бледнеет очерк теневой,
Тугие ритмы над землею
Всплывают дробной чередой.
Они снуют над городами,
Волочат шепчущую сеть,
Над воспаленными трудами
Качают дремлющую твердь.
Как будто бьется в их шептаньях
Еще не вызревшая весть,
И в их гортанных восклицаньях
Набросок будущего есть,
И в резкой смене очертаний,
Прищурясь, можно различить
Томительных иносказаний
Всегда блуждающую нить.
* * *
В кремлевской квартире, уже пред зарею,
Ульянов заснул с корректурой в руках.
И снятся Ульянову годы застоя,
И снится Брежнев при всех орденах.
И снится ему, что мохнатые брови,
Мундир, на котором чего только нет,
Двойной подбородок, взгляд сонный, коровий —
Единственный плод всех шестидесяти лет.
Проснувшись, он долго лежал без движенья,
Быть может, сидел — нам узнать не дано —
И, тщетно пытаясь прогнать наважденье,
Смотрел, как сереет, бледнеет окно.
Потом, посторонние мысли отбросив,
Вернулся к делам Совнаркома, и вот
Он пишет письмо по текущим вопросам,
Кончая словами "всех этих господ".
* * *
А. Золотарёву
Букварь и шило, кнут и пряник,
И хмель, и долгая тоска…
Откуда ты, угрюмый странник
С заморской жилкой у виска?
О чем в глазах твоих забота,
Зачем по-русски говоришь?
А если хочешь заработать,
Они тебе покажут шиш.
– Я не скажу вам — это тайна —
Кто я и где моя земля.
Но я приплыл сюда случайно
В железном трюме корабля.
* * *
А. Золотарёву
О, Москва, родные звуки,
Сгорбленные переулки,
Город шаткий, город звездный,
Город ветреной мечты.
Опыт тягостный и трезвый —
Путь к востоку бесполезный,
Сухогруза трюм железный
И скрипучие болты.
* * *
И. Раскину
Я ходил по ресторанам
С ортодоксом-хулиганом,
Возвращался ночью пьяным,
Весь в маслинах и в дыму,
И, сквозь занавес дремоты,
Вспоминая анекдоты,
"Матерстопным" ямбом оды
Сочинял всю ночь ему.
Было время — устным словом,
Нецензурным, жирным пловом,
Острым, сочным и толковым
Он кормил своих друзей.
А сегодня книга эта
С блеском, с треском, как ракета,
Облетает страны света,
Раскин, твой размер — хорей.
Сборник твой — не фунт изюма,
Он наделал много шума,
Раз его читает Дума —
Значит, нужен он стране.
От него юнцы балдеют,
У девчонок щеки рдеют,
Пётр Первый молодеет
В медных формах Фальконе.
И профессор спьяну, сдуру
Держит, словно партитуру,
Изучая субкультуру,
Постигая русский мат,
Книгу с твердым переплетом
И, читая как по нотам
Анекдот за анекдотом,
Удивлен, взволнован, рад.
* * *
Полдень. Ветер утих.
На коленях твоих
Кот разлегся, блаженно урча.
Мачта в дымке видна,
Плещет в берег волна,
И над пристанью запах борща.
Отдохнуть бы в тиши —
На камнях ни души,
Хочешь лечь и послушать прибой?
Или там, вдалеке,
На горячем песке
Ощутить свежесть пены морской?
| |