 |
Материалы номера № 48 (305), 2017 г.

НИНА КОСМАН ТОНКИЕ РУКИ СОЛНЦА
Нина Косман — поэт, прозаик, эссеист. Родилась в Москве. Живет в Нью-Йорке (США). Переводчик, преподаватель английского языка. Автор многих книг и публикаций.
* * *
Видишь, как солнце прячет ловко золотыми руками память о смуглых предках в длинные языческие вазы; тонкие руки солнца, проворные желтые пальцы — чтобы мы ничего не знали о спокойных этрусских лицах, о легком этрусском прахе и о зеркале веков между нами и смертью.
* * *
В городе Дельфы, где кровавые игры вместо пророчеств и мирных игр, движутся тени жрецов и пифий и тех, кто за пророчества платил кто чем мог — рабом, петухом, конем, монетой; в городе Дельфы жизнь, как старые сети, в них только туристы и гиды, и я в эти рваные сети попалась, не могу распутать, понять — где я, где пифия, где жрец, где петух, где конь, где монета, и чей голос мне шепчет «Останься, ты и есть та самая пифия, а о монете и коне забудь».
* * *
Где сестра твоя непутевая, говорила мать. Сегодня мы всей семьей идем умирать. В дверь, слышь, фрицы опять стучат. Собирайся быстрей, зачем тебе столько книг. Там, где мы будем, обойдешься без них. Всегда ты последний, сынок, говорила мать. Ну вот, собрались, а теперь ему хочется спать! Выспишься там, где будем вместе лежать. Чем книги в мешок совать, сестру б отыскал. Ну что за дурак, в самом деле, какой вокзал? Вот и сестра нашлась, лежат всей семьей. А тот, что колонну их вел на убой, до пенсии дожил, до внуков и даже до пра-, у внуков натуры тонкие, не надо их тра- вмировать болтовней про какой-то лес, что с того, да мало ль на свете мест, что с того, что поляна, ведь никто не воскрес; а про то, как дед его метился в мать, да про то, как младшему хотелось спать, а когда упал на мать и из рук выпал мешок, посыпались на тела книги да какой-то мелок... Молчите, зачем вы внуку-то про ваш лесок.
* * *
Видишь, как чайки сонно, медленно, сонно кружат, крыльями сонно машут над красной глиной у озера, глиной, из которой греки лепили узкие вазы с узором из быта богов (владеющие тайной смерти, ей оказались подвластны) — боги из красной глины у озера сонных птиц.
* * *
Как ягнят, их вели на жертву, но не говорили какую, а бог глядел из канавы, в которой валялись трупы, а еще он глядел из щелей бараков и крематориев, которые построили люди по приказу других людей; бедный бог, тебя не спросили, можно ли умерщвлять миллионы, а теперь говорят нет бога, раз позволил им так умереть. А что бог был одним из ягнят, которых вели на жертву, черноглазым мальчишкой был, мамой с грудным ребенком, старухой, доковылявшей до рва, никто об этом не знал, ни те, кто отдавал приказ мол, в мать и ребенка — разом чтоб сэкономить пули, ни те, кто глядел и забыл, чтоб ничто не мешало спать. А после земля дышала, будто двигались трупы, и встал один, не совсем убитый, и пошел по лесной тропинке, по которой никто не ходил, спал в кустах (мох, как постель, был мягкий), ягоды ел на обед, глазами, большими от голода, смотрел на зайцев и белок, а волки и прочие хищники его не трогали, ведь бога они не едят; и так он прожил два года, а как только вышел из леса, окружили его селяне, и — пальцем на него, пальцем, вот же, ходячий труп (заросший был бог, как Маугли), и, давай, говорят, отсюда, не осталось тут для тебя ничего. И он уехал и дожил до старости в квартире у самого моря, в городе таком, Бат Яме, (лучше, чем в Яме, пошучивал бог), и когда он умер, не осталось от него ничего, кроме старой тетради, и в ней два слова: «я выжил». Вырвали из нее лист, положили в музей. Вот и все, что я знаю о боге.
* * *
Несущественная разница Душ и тел Существом калядится, Рядом дел. ...Рядом — несусветица Душ и туш. Душность — дело месяца, Дюжность — душ. «Брать тела овьючены. Души — мнут. Врать — тела обучены...» Души — ждут.
* * *
Не рассыпаться — а сыпаться смело. Чуть-чуть понарошку, чуть-чуть неумело. Чуть-чуть с подфиалочной влажной ленцой. Чуть-чуть очумело — на сердце, в лицо. Чуть-чуть под гитару, чуть-чуть полусном В хвостатые будни продлиться зевком. Чуть-чуть — на загвоздку, Чуть-чуть на ответ Ветрено-хлесткий, Которого — нет. Просыпаться чутко, Проснуться чуть-чуть И снова — в мохнатую залежь нырнуть.
* * *
Меж осеннею накипью И истекшей весной, Вольной птицей — и ястребом На холсте в мастерской, Между тенью и формою Тени в земле Тенью повторною Живущих вовне, Между мерой и образом Повторных миров Оркестровкой наркоза — В молитв часослов... Выбирай, коль покою Тебе не дает Над твоей мастерскою Голубой потолок.
* * *
Весною на Крите могилы цвели. Царь Минос, найдите кусок той земли — Кносский дворец, лабиринт, тронный зал, все, что когда-то Зевес предсказал. Но царь Крита, увы, не найдет свой дворец, остался в живых лишь придуманный жрец; ни тени, ни звука у цветущих могил — кто в них похоронен, даже Минос забыл; лишь тень Ариадны пробегает раз в год, когда ночи прохладны и могила цветет.
|  |