|
Материалы номера № 49 (306), 2017 г.
СЕРГЕЙ МАРТЫНОВ
СТРОКА К СТРОКЕ
Сергей Мартынов — поэт. Родился в 1971 году в кубанской станице, окончил Литературный институт им. А. М. Горького (отделение поэзии) в 1998 году, публиковался в литературных журналах, в том числе в "Новой юности", "Литературной учебе", "Слово/Word" (Нью-Йорк). Женат, трое детей, живет в ирландском городе Голуэй.
* * *
Там на море черном, на болгарских землях,
Где растет ничейный, дикий виноград,
Все мы выпивали, но на разных мелях:
Мытарь и опричник, бес и казнокрад.
Что за атмосфера? Каковы причины?
Кто меня заставил? Что мне заплатил?
Силюсь вспомнить цифры. Ну, хотя бы, вина,
Только все пустое — напрочь позабыл.
Видно, защищает ангел мой хранитель
От разрыва сердце, душу от тоски.
Где ты фавн несебрский? Где твоя обитель?
Где ты нынче топчешь пляжные пески? —
На болгарских землях, дальше или ближе —
Вот ответ ответов, сразу, наугад.
Все мы согласимся, все одно подпишем:
Мытарь и опричник, бес и казнокрад.
* * *
Все крепче лужи, все желтей земля.
На липовой аллее все печальней.
Никто не сможет выгнать октября,
Остановить — твой почерк вертикальный.
Скупой дневник запишет твой ответ
На вымыслы теорий и законов,
Строка к строке. Из бисера помет,
И впрямь, пора нарисовать дракона.
Он пыхнет жаром, в океан нырнет,
Покажется дорогой безымянной,
Той, на которой твой охранник пьяный
На курево бумагу изведет.
Телега скрипнет, на восток стремясь;
Ты улыбнешься как-то безучастно.
Так, словно эта призрачная вязь
Сильней веревки резала запястья.
* * *
Вы вошли моим ангелом жизни,
А уходите демоном смерти.
Ах, как верю я в скоропостижность,
Что Вам стоит? — Вы тоже поверьте.
От вещей моих, пахнущих дымом,
От воды моей, пахнущей хлоркой,
Не отказывайтесь бездумно,
Жизнь бывает достаточно горькой.
Пусть ваш траурный цвет будет белым,
Не назло мне, а только в угоду.
Не ходите увидеться с телом:
Ни к чему это видеть народу.
Попрощались. Идите, идите.
Я терпеть не могу повторений,
Демон, дух, херувим, небожитель
И причина моих вдохновений.
МЫ СВОБОДНЫ
Мы свободны. Странною судьбою
Солнце тускло. Дерево на шелке
Серебром по ярко-голубому,
И лучи так нестерпимо-долги.
Мы свободны. Мне старик сказал
На прощанье: "застрелили греки
Птицу ту, спасающую реки
От грехов неправильных зеркал".
Не вернется миг, но нам не жаль
Ни его, ни образов, ни чайку
(Лишь в конце случайно я узнал:
Все не уместимо даже в хайку —
Древние солгали). Грязь. Вода.
Путь наш верный, но, увы, не главный.
Ты, ребенок, скажешь: "Города
Неделимы!" — в этом будешь прав ты
Лишь отчасти. Ветреное завтра
Парусов не выбирает цвет.
Нет добра, нет логики, нет правды,
Нет свободы, знать, и плена нет.
НАВЬ И ПРАВЬ
Прощай, мой друг. Любовь моя, прощай.
Не выдержать, не выстоять. Не стоит
Даже пытаться. Мой зеленый чай
В кафе на Сретенке, где точно невзначай
Давно уж ничего не происходит.
Твой город вдруг, как на чужбине, весь.
Он без тепла, эмоций и истерик.
А колонисты все кричат окрест,
Толкают в спину, требуют невест —
А тот, как мертвый, и слезам не верит.
Когда-то я писал тебе: "мечты —
Свобода от приличий и лукавства". —
Лукавил я: хватило б простоты,
Но я был ослеплен тобой, а ты
Лишь гражданин другого государства.
И наши дети вряд ли нас поймут,
Тебя спросить, конечно, побоятся.
А жизнь вся вышла, с чем поспоришь тут?
Так где те книги, что нам не соврут:
Как трудно быть и как легко казаться.
ЗИМА. ФЕВРАЛЬ
Москва все глаз с меня не сводит.
О Одиночество, пуста твоя сума —
И на мобильный Родина сама
Звонит, звонит, звонит, сводя с ума,
Но к трубке так никто и не подходит.
Так просто все: за шагом будет шаг,
За криком — тишина, за словом — море.
Мир в хаосе, да нет — с собою в ссоре.
Какое горе! — никакого горя.
Жизнь, словно лед, растает не спеша.
И почему же дворник сыпет крошку
Гранитную теперь лишь в тех местах,
Там, где никто не ходит, словно так
Только и можно прекратить бардак
И умереть, как будто понарошку?
Нет, не смотри ты на меня в упор.
Не сможешь убедить меня ты в этом:
Что этим летом
Пьяный, с пистолетом
Читать кому-то буду приговор.
ИСКАТЬ
Мне не хватает ровно полчаса,
Чтобы понять, в чем смысл существования.
Смешно, и жаль все умыслы, старания,
Любовь, детей, заботы и признанья,
И в голове чужие голоса.
За что, скажи, оставил нас Господь
На растерзанье зауми и водке?
Неужто не нашлось нам места в лодке?
Короткий век, зима и след короткий,
Болезни, наркота и непогодь.
И пусть не хватит ровно полчаса
Мобильник помер и машины в коме,
Все замерло, ну разве только кроме
Луны в столичном небе нашем, но не
Позволит смог увидеть небеса.
Так жизнь ушла, но не было и нет
ни одного неправильного слова.
И пусть все будет верно и неново,
Местами скучно, а порой хреново.
Времени нет, зато — есть точно свет.
ОДА ПИСАТЕЛЮ,
СТОЯЩЕМУ ВО ДВОРЕ
ЛИТИНСТИТУТА
Возможно, слишком старый желтый двор
Здесь на Тверском изъезженном бульваре,
Где что ни слово — гениальный вздор,
И только Герцен усомнится в даре.
Но что ему — хозяин он, не гость.
Он правит балом, он руками водит.
Неведомы ему ни сплин, ни злость,
Ни что-нибудь иное в этом роде.
Он к своре не боится встать спиной.
(Пускай моей хвалы он не услышит.)
Не выдумать ему судьбы иной,
Как быть растоптанным, но эта доля свыше.
Что тут главней: творение ли, кров?
И как бы не хотелось обмануться,
Ни меди не возьмешь с собой, ни слов,
Случись тебе однажды не проснуться.
Я вновь пою бездарный свой удел,
То в пасынках хожу, то в фаворитах,
Но что до смысла, до реальных дел —
Лишь мной одним все это позабыто.
Все здесь как долг бесчисленной родне,
Все в маете крестового похода —
И все напрасно — как всегда одне:
Одно пальто, всего одна свобода.
Свобода ожиданья перемен,
Иллюзия, что следом за зимою
Отставка, суд, разжалованье, плен —
Все, все случится наконец со мною.
Так отпусти, писатель, отпусти.
Нет сил переплетать твои указы,
Былое, думы — мне их не снести
И не принять, как аксиомы, сразу.
Куда акцент твой лондонский занес
Тебя. Когда пути лишь за границу,
Какая разница письмо или донос —
Я все равно к тебе приеду в Ниццу.
Растрачусь в дым и растранжирю стать,
Куплю твою тетрадь у букиниста
Расходную и соберусь считать
С лицом заправского экономиста.
Не я твой слог заумный сохраню,
Не я один в предательстве признаюсь,
И, как Фома, сомненье зароню,
И, словно Пётр, я трижды оправдаюсь.
И наплевать, что мы одних кровей.
Родня, как скарб, — ненужная обуза.
На чужаков лишь от входных дверей
Кидается с надсадным лаем Муза.
Так отпусти меня ты, отпусти.
Какой там бес прямит мои дороги,
Какой там ангел вызвался вести
Через литературные пороги.
* * *
Игорю К.
Нет ничего, что было бы с тобой —
Все только с нами: пыль, жара и камни,
Пустые обещания местами,
Местами болтовня наперебой.
Так мало смысла вижу я кругом,
Что не могу вдову твою утешить.
А на поминках — сядь и слушай, ешь и
Кажись всем беспробудным дураком.
А потому я не пойду туда.
Ни зуб неймет, не слышит звука ухо —
Кругом лишь колготня и показуха,
И никуда не деться, никуда.
Так смерть близка, что застит мне глаза.
Все изменилось, и отнюдь не важно:
Так равнодушно и одноэтажно,
И ничего не спрятано уж за.
Запомню я и этот твой урок:
Как шаг за шагом выходя из дома,
Подумаю: мне все здесь так знакомо,
А значит, не петля, а лишь виток.
СОНЕТ ТЕБЕ
Москва пуста... Разъехались друзья.
Ты в Дублине — мы словно не знакомы.
Как что-то важное определить нельзя
Те редкие звонки из таксофона.
Весь мир вдруг пуст: пляж у Москвы-реки,
Его на лето кинули бандиты,
Вслед вывезены дети, старики —
И Господом ничто не позабыто.
Мой кошелек, мой холодильник пуст,
Мой мозг, моя кровать, мои желанья.
Но форм пустых невыносимый хруст
Не даст упасть за грань существованья,
Покуда мерой этой пустоты
Все продолжаешь оставаться ты
| |