 |
Материалы номера № 01 (309), 2018 г.
ВЛАДИМИР СПЕКТОР
О ЖИЗНИ
Владимир Спектор — поэт. Родился в Луганске, где окончил машиностроительный институт. После службы в армии работал конструктором, пресс-секретарем на тепловозостроительном заводе. Стал автором более 20-ти изобретений и даже членом-корреспондентом Транспортной академии Украины. Начиная с 90-х годов, занимался совсем другим. Работал главным редактором региональной телекомпании, собкором газеты "Магистраль"... Редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант".
Автор многих книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат нескольких литературных премий. Сопредседатель Межрегионального Союза писателей. Среди последних публикаций — в журналах "Слово-Word", "Новый Континент", "Радуга", "Сетевая словесность", "Дети Ра", "Зарубежные задворки", "Этажи", "Чайка", "Особняк", "Золотое Руно", "Фабрика литературы", "Клаузура", газетах "День Литературы", "Поэтоград", "Литературные известия". С 2015 года живет в Германии.
* * *
Ничего необычного нет.
Вновь сгорает, взлетая, листва.
Желтым цветом прошит белый свет...
Листья правы. А злость не права.
Знать не знает — за что и зачем?
Нет ответа — откуда, куда?
Этот свет — оглушительно нем,
Прошивая войной города...
* * *
"Натюрлих", Савва Игнатьевич,
"Розамунда" плачет, смеясь.
Маргарита Павловна, увы...
Меж количеством и качеством
нарушена временно связь.
Куда ни глянешь — "рука Москвы"...
Савва Игнатьевич, "фюнф минут"!
Мы идем из войны в войну.
"Не для радости жить нам". Ну, что ж...
Горько там, и не сладко нам тут —
на пути из страны в страну.
Только ты, друг, как прежде, хорош.
Даже когда "с утра — за дрель".
А помнишь — перитонит...
Снова средства нелепы, как цель.
Савва, это душа болит.
* * *
Он думал о жизни. Богатство и слава —
Все мимо и мимо. Лишь слева и справа
Домов полудымные дальние тени,
Чужих коридоров обрывки сомнений,
Где прошлая память слышна ненароком,
Где след карусели сквозь сон неглубокий
Ведет за собой в безвоздушную жалость.
Напрасно. Напрасно. Все лишь показалось...
* * *
По имеющимся данным
(Что имеем — не храним),
Данным странным и не странным,
Все идет в трубу, как дым.
Было поздно — стало рано,
Там, под небом молодым,
По имеющимся данным,
Воздух счастья — тоже дым.
* * *
Апатия треплет страницы,
Лениво листая, вполглаза.
А сердце стучит и стучится,
Как будто не веря ни разу
В причуды причин и последствий,
Стучит, словно Ринго, в ударе.
И эхо мерцает, как в детстве,
Где всех еще тварей — по паре.
* * *
Эпоха непонимания,
Империя недоверия.
Не поздняя и не ранняя —
Бесконечная империя,
Где хищники пляшут с жертвами,
То с левыми, а то — с правыми…
Где нужно быть только первыми
И правдами, и неправдами.
* * *
По улице Советской
иду, иду, иду…
И длится сон, как детство,
и память на ходу
Выхватывает фото
полузабытых лет,
Где что-то или кто-то
знакомы или нет,
Кто лучше, а кто — хуже,
кто хоть чужой, но свой.
Где тот, кому я нужен,
кивает головой.
Где явь сильнее фальши,
а сны еще легки.
Где чудеса не дальше
протянутой руки.
* * *
— У домика Даля, где часто бывали,
Увидимся снова? — Не знаю. Едва ли.
Хоть там все, как прежде, скамейка, аллея…
Но сердце — левее, и время — чуть злее.
Я помню, я знаю, и, память тревожа,
Спешу вдоль аллеи, в надежде, что все же
У Даля в четверг соберутся поэты...
Так было. Я помню. Спасибо за это.
* * *
Не повторится и не вернется.
А память шепчет: "Все было классно".
Хоть были пятна, но было солнце.
И все напрасно? Нет, не напрасно.
Листает память свои страницы.
Жизнь — как цитата из "Идиота".
Все — не вернется, не повторится.
А вдруг хоть что-то. Хотя бы что-то...
* * *
"Горько плачет полицай, кулачищи в пол-лица"
Леонид Филатов
Горько плакал полицай, кулачищи в пол-лица…
Только он давно не плачет. Дети скачут, внуки скачут.
Серой пылью занесло, черной былью проросло.
Пеплом смертным стал металл. Кто стрелял? В кого стрелял?
Время рвется или длится? Вновь хохочут злые лица,
И ухмылка в пол-лица на лице у подлеца.
А соседи вновь молчат, и открыты двери в ад.
Все — как было, как тогда. И в глазах — беда, беда.
Вновь звезда горит в окне памятью о судном дне,
Строем, маршем — все назад. И никто не виноват...
* * *
Двойные стандарты. А, может, тройные…
И даже не прячется фига в карман.
Вранье — как экзема. Как жизнь — аллергия.
И кажется, тот, кто не пьян, все же пьян.
А если не пьян, то считает нетрезвым
Тебя и меня, всех, кто слышит вранье…
По сердцу стеклянному будто железом
Ведут и ведут, и долдонят свое…
* * *
Сквозь неясную тень оболочки
Попадаю в сквозной неуют,
Где плетение строчек непрочно,
Где сквозь ночь или день, там и тут
Полуслышится эхо больное,
Полувидится злая беда...
Я открою глаза — не со мною,
А прикрою — и снова туда...
* * *
По дороге, ведущей от детства
и далее в вечность
Три судьбы друг за дружкой
идут себе неторопливо.
Разговоры ведут бесконечно,
беспечно, сердечно,
Вспоминая мотивы, стихи,
даже локомотивы…
Три судьбы, и у каждой свой цвет,
свои вкусы и память.
У одной, краснозвездной, — идеи, любовь,
тепловозы…
У другой, желто-синей, — беда пополам
с торжествами.
А у третьей, трехцветной, — вопросы, вопросы,
вопросы…
Все смешалось, как в доме Облонских —
вопросы, ответы…
Три судьбы продолжают свой путь,
препираясь негромко.
Песня спета — одна говорит. А другая —
не спета.
Ну, а третья все ищет, куда постелить
мне соломку,
...................................................................
Потому что все судьбы, все три — это я…
* * *
Билетов на поезд нет,
Но у меня — проездной.
Мигает зеленый свет
У осени за спиной.
И думаешь — все путем,
Проснешься — и благодать.
Но каждый — лишь о своем.
И есть еще, что терять...
|  |
