|
Материалы номера № 07 (315), 2018 г.
Стас БОБЫРЬ ДОРОГА ДОМОЙ
Станислав Бобырь (Стас Бобырь) — поэт, эссеист. Родился в 2001 году. В Союз писателей ХХI века был принят в декабре 2017 года. Живет в г. Краснодаре.
В КАЖДОМ
Дорога домой. Площадь и сумрак. Кругом никого — вопросительный взгляд: На улице свет зажег кто-то хмурый. Тьма не вернется назад. Кто он, герой повседневного быта? Как он одет или даже одета? Тот человек, чья фамилия скрыта, Чтобы светилась планета. Любой день недели; половина седьмого. Особенно, если ноябрь; и грудь Требует свитер. Последнее слово Не ищет обратный путь. Дожди и ветра для нее второсортны; А, может быть, все-таки он?.. Включать — выключать; почти что по нотам, Только — рычажный звон. Щелчок. Вдруг быстрее становятся ноги И — тише шаги, пока — нет. Важно не это. Человек одинокий Приносит на площадь свет. Инкогнито, невидимка, призрак: Что не возьми — и опять про него. Быть таковым пожизненно — Хранителем одного: Прихожей — балкона; города — Моря; Мира — планеты; Вселенной и прочего. Быть одному и спорить С бумагой нещадным почерком. Все повторяется: снова и снова Он выйдет на площадь и склонится низко, Тот человек, чье последнее слово Будет звучать на английском. Свет по привычке падет на дорогу — Лампам пылать. И в который раз Кругом никого; ведь он понемногу Находится в каждом из нас.
ХЕРУВИМ
Глубокий сон. Под тонким покрывалом Потоком дней, по-юношески хватким Тиски отпустят из закрытого подвала Бродить в плаще по нескончаемой брусчатке. Встать вдалеке, одновременно близко; И на краю потопленного судна Быть на «концерте одного артиста», Артистом, запершимся в сосуде. Коварный сон. Брусчатка — вечная пустыня. Жара над головой возносит свой клинок... И ей нет дела: думать об идущем сыне Неукротимо на Святой Восток. Одежда путнику отягащает странство — В ней душно, тяжело и неудобно. Барханы — часовые; переменным братством Себе карают неподобных. Но нерушима верность, заключенная в маршруте, Плащу и латам, взятым из подвала. Пришедший на Восток, в одной минуте Окажется под тонким покрывалом. И жажда путника не поразит клинком, Хоть нет воды, но потому неисправим, Что за его спиной в халате нежно-голубом Стоит зеленоглазый Херувим.
АНТИПОРЯДОК СТРОЯ
Двое в пространстве. Вечность Полуминутного взгляда. Двое не спят. Встречность Двух воплощений ада. Ад. — Кто говорит, что плохо? Если тепло и нежно Искрой зажигая порох, Берет тишину за стержень. Она молчалива. Строго Лишь в тишине полминуты В двух воплощениях Бога Необходимы кому-то. Антипорядок строя. Платформа — на ней Земля Устойчива. Только двое Поймут его — ты и я.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Если здесь бы хоть что-то держало: Эта комната, эти стены; То моя бы душа дрожала, Ухватившаяся за постели. И карабкался страх по шее, Постепенно врастая в уши. Воротник превратился в ошейник И душил бы, душил бы. Слушай: Меня высшее окрыляет чувство, Но здесь, правда, ничто не держит. Уезжать — это тоже искусство, Хоть и манит металла скрежет. Так и просит вернуться обратно Под предлогом близости места. Но Родное внутри и рaвно Самой сильной черте протеста.
A. R.
Покажи мне на карте небо — Хаотичность его начала И того, кто на небе не был, Утонув в море черного чая. Покажи мне фигуры созвездий, Что никем не открыты поныне — Всех блуждающих, что не вместе Или вместе на мягкой перине. Покажи, как цветут хризантемы; И услышишь, мое сердце бьется В такт сигналам твоей антенны Со «звезды по имени Солнце».
БУДЬ НАГОТОВЕ
Будь наготове — тебя завтра толкнут под поезд. Или крыша сведет твое тело с асфальтом; Может, только с ума — это секунды. То есть Просто запомни: неизбежно на тонком канате сальто. Ответь, почему мы безумны, особенно ночью? Когда в спину ветер бросает камни или попутно Дует в твои хрупкие плечи, я знаю: ты хочешь, Чтоб хоть на секунду задержалось глухое утро.
ПРОБЕЛЫ МЕЖДУ СЛОВАМИ
В наборе сплошного шрифта — Пробелы между словами Уравновешаны грифом Неба над головами Прохожих и постояльцев Кухни, гостиной, отеля. Пересчитать по пальцам Прибывших на неделе Можно. Стремятся выйти, Не мешкая в оборотах, За грани слепых событий, Нарочно на поворотах Ступеней, на входе к лифту, Спрятавшись за столбами В наборе сплошного шрифта Пробелы между словами.
СТО ОДИН
Эта ночь для глагола «спать» — Злейший враг. Посчитай до ста. Незаправленная кровать До рассвета пробудет пуста — Стимул взять нетронутый лист; Не курить до утра почти. Начинающий журналист Доработает до пяти И прильнет к простыне своей Безызвестной унылой статьей. Этот поиск ненужных корней Ограничится простыней. И когда задымлен балкон — Означает: балкон в дыму. Дым — откуда берется он, Если тянет тянуть к утру... Значит дома что-то горит Внутрикомнатно; даже пыль. На бумаге старик стоит — Пожилой почтальон. Костыль Держит в правой руке. Письмо, Отправитель которого дочь. Ее нет, но она в восьмом Классе. Играет ночь В недостроенном замке со мной В прятки; и детский смех Двери проносят. Порой Кажется, не для всех Символы, знаки — река. Кажется, не поймет кто-то или никто, Даже смотря свысока — Лучше об этом потом. Писателя ждет ответ. Слово произвести — Буквы сводить на нет. Большего тридцати шести Хватит, чтобы отдать сполна Уходящему году вслед — Он голодный; его слюна Падает на паркет. Хитроплетение зимних дней По вискам своей чередой Бьет метафорой не слабей, Чем при шторме о берег прибой. Я иду, огибая холмы — Затеряться бы где-то в волнах До скончания льдов и зимы... Это Рим стоит на холмах. Я — не город; но он во мне, А вернее, на полпути — Я к нему. Напишу на стене, Чтобы он сохранился внутри; Чтоб теперь говорить о том, Кто заботливо, свысока Смотрит. Его на потом Не оставить. Вторая строка Направляет мой грубый взгляд Вверх — над сводом частей моста. Нет дороги, ведущей назад. Дай мне сил досчитать до ста. Много женщин вокруг и мужчин — Толпы верующих людей; Уйма выдуманных причин От ресниц до концов ногтей: Не стараться и все равно Быть таким же — одним из них, Лишь касаясь. Веретено В беглый ход заплетает штрих. И намеренный спринт — абсурд, Если только закрыты глаза Ночью; зрачки не соврут, Что спасение в волосах Мягких русых, чей аромат — Как лампада в кромешной тьме Для идущего наугад И стоящего на холме. Анатомия близких тел Не физически; но один Дышит грудью второго. Мел Ждет меня впереди. Новый день, за которым ночь: Так кругами, по часовой — Заклинает исчезнуть прочь От балкона; вниз головой Окунуться в пространство сна; И стоять без друзей у черты — Одиноко. Моя весна Не позволит топтать цветы Никому, что посажены тем, Кто мне дорог, а значит, свят. Множество теорем Я прочел; но пишу подряд, Не давая себе остыть; Без тревоги бросая в угли Перечеркнутые листы, Потому, как они помогли Получить на вопрос ответ: Что же манит меня писать? Моя тень, что всегда на след Впереди. Без минуты пять.
* * *
Нами манипулируют стены. Мы — заложники мира; Воздуха, пламени, пены, Объединенных в квартире. Нами манипулируют песни, Которые созданы нами. Мы — на водительском кресле С завязаными глазами. Нами манипулируют стулья, Чьи спины намазаны клеем. Оттенка ржавчины скулы Показывают старение Врага, распятого в среду, Разбитой вина бутылки; Завтрака и обеда, Камня, свинца, затылка. Нами манипулируют люди. Другие становятся смыслом Третьим. И что же будет, Когда закончатся числа? Но ничего, что если Числа манипулируют нами. Мы на водительском кресле С завязаными глазами. И, может быть, очень скоро Однажды рухнет с обрыва Машина без ручника, в которой Мы все еще будем живы.
ПОКА ОНА ПИШЕТ В БРЕСТЕ
Пока она пишет в Бресте, В Мальме умирает кто-то; Днем, на рабочем месте — Особенно по субботам. Пока он возводит заборы Из мелкого частокола, К кому-то врываются воры От низости произвола. Кто-то под алкоголем У школы сбивает ребенка. Безвольно или же волей Все связано нитью тонкой. Не важно какого цвета. А главное, если прочно Соединяет предметы Спинами — сшитые строчно. Пока он копает яму В далеком Владивостоке, Кто-то под лишним граммом Спускает по водостоку Цепь и серебрянный крестик, Любимой мелодии ноты. Пока она пишет в Бресте, В Нью-Йорке рождается кто-то.
| |