Материалы номера № 14 (322), 2018 г.

Живешь не сетуя не злясь
коль прихоть жизни — есть комедия
ютится в коммуналке князь
за неимением имения...

подруга...
думаешь о ней
в негулком вечере весеннем
где одиночество ясней
чужим очерчено весельем

мгновенья составляют быль
замрут мальчишки в чьем-то окрике
их пыл здесь выбьют
словно пыль
ковров развешанных во дворике

ходи спокойно и глазей
на мир
повернутый углами
тревожить незачем друзей
отгородившихся делами

проходишь ты под чей-то джаз
летят мгновенья...
тем не менее
живешь на Бога положась
за неимением умения

За окном — водопад.
Отскакавшие кони
пьют покой из ладоней лугов,
и в потемках не видно врагов.
Бьют куранты весны,
новизной отдаются в висках,
и крадется мечта на носках,
чтобы нежно закрыть мне глаза
— угадай, кто она?
Я пытливо взирал, кто же та,
что придет через белое поле.
Буду ждать ее в позе
заклинателя змей,
буду думать о пользе
расставания с прошлым.
Станут люди честней и прямей.
Ангел смерти покается,
что незрелые души унес,
и, в ладони уткнувшись лицом,
побредет,
неухожен и бос.
...Отказал грузовик,
лбом уперся в пространство,
и шофер, чертыхаясь,
рукояткой в утробе его шурудит,
как шарманщик,
что музыку грозного века родит,
Ночь любви отразилась в стакане.
Заклинателя флейта
на сто лет забегает вперед,
и девчонка завороженно
будет слушать,
забыв о земном.
Фиолетовый дождь за окном
перепачкает улиц пробор,
и усталый шофер
с хмурым Ангелом
входят в обнимку;
ночь стекает по лицам,
и глаза пожирают блондинку.
Заведясь сам собой,
без владельца умчит грузовик,
и на души
налог
в эту ночь упразднят небеса.
Эту весть разошлю я
на все адреса...
Ах, играй же, играй,
куштумгинская флейта в груди!
Заклинаю дела,
заклинаю любовь и дожди.

Ты прижимался к сосне со снегом,
Облюбовал сеновала овалы,
Вербной весне озорным побегом
Принадлежал, обходя завалы.

От злого зноя желтый донник ник,
И тебе угрожало предместье местью,
Перст судьбы, как лесник, возник,
Чтоб не вожжаться с печальной вестью.

А если б вдруг произрос из роз,
Или среди георгинов не сгинув,
Ты восходил меж берез, тверез,
Всею Двиною на север двинув.

Если б не заговор пылких стрекоз,
Если б не смущала зеленоглазая, лазая,
Какую б любовь отвратил прикос?
Какая бы увлекла пунцовоглазая!

В небе ристалище туч-дуэлянтов.
В пляске стрекозьей из липких лент
Нет твоего имени среди будетлянтов
И в списке смирившихся тоже нет.

Донник с пустырником вместо нив.
Иной перепутал необходимость и прихоть,
Все из округи выдоив до ив…
Тем, кто остался на месте — мри хоть!

Как соловей, пред незнакомкою комкая,
Песни свои шлифовал гортанью.
С дедом вдвоем, да сбруя конская,
Нравится наблюдать нам гор таянье.

И если б с лихой кутерьмой тюрьмою
Ты примирился, отринув принципы,
Не телепался бы флаг за кормою,
Доставшийся от маленького принца.

День за скалой дребезжал без жал
И солнце вокруг от прибоя рябое;
Далече не дедов ли конь заржал
За вечной теперь уж своей гульбою?

Приедешь в город незнакомый
И молча бродишь
сам с собой
старинным зодчеством влекомый
иль самой броской новизной.

В толпе ты глаз не ищешь встречных
И голосов ничьих не ждешь.
Над этой жизнью быстротечной
Один вдоль берега идешь.

Свежи созвучия и краски,
Слова и взгляды не строги.
А обживешься мало-мальски –
Опять друзья,
Опять враги.

Какие прихоти судьбы
Познать приходится порой.
Все,
что дается без борьбы,
Воспринимается игрой.

Ты прислоняешься к плечу,
Не видя рядом никого.
А я возьму и улечу
В колечке дыма твоего.

Меняет декорацию природа.
В кругу ветвей повесился фонарь.
Проплешины
несбывшегося года
Оплакивает осень-пономарь.

То звук неизъяснимый, то тревожно.
Аполлинер, и в трещинах стена.
Порою и понять-то невозможно,
Чем, собственно, душа опалена.

Твой взгляд как

м
о
л
н
и
я

в

с
и
р
е
н
и

небезопасен и красив
я
надо мной
твое царенье
приму
ничем не отразив

суть не в отсутствии позиций
но как прекрасно по пути
войти
ожить
преобразиться
и ворох таинств унести

Земным живя и вкладывая взмах
В бездумное святое копошенье,
Услышишь клик летящих в небесах,
Засмотришься до головокруженья.

В сны детства вдруг нацелится их клин,
Иль в те края, где юность отзвенела.
Огромен мир, и ты в нем — властелин,
Хотя, быть может, правишь неумело.

Дом не достроен, не взлелеян сад,
Но вновь душа потянется к полету.
Опять они взволнуют, воскресят
Все лучшее, подверженное гнету.

И растворясь в пространстве неземном,
Оставшихся скликая по болотам,
Почувствуешь, влекомый дивным сном,
Что тоже был способным к перелетам.

И я, наверно, снюсь кому-то,
С кем дружбу некогда водил,
И я к иным, хоть на минуту,
В чертоги памяти входил.

Какие песни мы певали,
Гуляли — улица тесна!..
Но где они — узнать едва ли,
Как быстро минула весна.

Не усмиряй в душе порывы,
Годам подвластна только плоть.
Но все ль в миру здоровы, живы,
Ко всем ли милостив Господь?

Друзья по юности, по детству,
Подруги давние мои,
Вы все со мною — по соседству,
Все — наподобие семьи.

Иных подолгу не встречаю,
С иным скитаюсь среди гор,
С тем ставлю сеть, с тем пью в печали,
А с той целуюсь до сих пор.

И всяк по-своему сберегся
Среди трудов, забот и нег...
Мы никогда не соберемся
И не расстанемся вовек.

Над муравьиными скопленьями
Ограды прежние тесны.
Жуки
с рожищами оленьими
Опять трубят приход весны.

В людском, в лесном ли царстве сказочном,
Повсюду жизни торжество
Предстать желает
в цвете красочном…
Все остальное — баловство.

Сумей словами или жестами
Воспеть из-под косынки прядь.
Не стоит только
дар божественный
Безумству под ноги швырять.

Откинешь волосы с плеча,
пообещаешь мне, приду, мол...
А я пойму,
что лишь придумал
тебя однажды
сгоряча.

Зябко веет бабьим летом,
В травах кружевом — роса.
Я застыну среди веток,
Небом высинив глаза.

Я за словом, как за летом,
Журавленком вдаль тянусь,
И когда-нибудь
На этом
Я жестоко обманусь.

Невозвратным расстояньем
Буду вечно я томим…
Закружусь меж сном и явью,
Сам не понятый
Самим.

Как Менелай
перед взятием Трои,
Ходишь,
волнуешься,
мечешься,
ждешь!
Ревность и страсть
Таишь перед строем
Воинов славных,
отринувших дрожь.
Если любовь твою
прячут за стены,
Мрачные стены
бездушья и лжи,
Не докричаться тебе
до Елены…
Лучше стены
вали и круши.

Если любимая
этого стоит,
Что тебе грозный,
пылящий поток?!
Из-за любви твоей
Запад застонет
И наглотается дыма
Восток!

Летят в траву то яблоко, то желудь,
купанья бабье лето не сулит.
Седой сосед пристраивает желоб
для стока вод, которые вот-вот
Господь на небесах расшевелит…

И рощица по-бабьи заголится,
доставшись вездесущим грибникам;
И реже все знакомые вам лица,
с иными вы готовы примириться,
отбросив нелады по пустякам.

Пернатым здесь как будто помешали,
они вершат последний свой вираж,
бока коровы с картой полушарий
внесли разнообразие в пейзаж.

Не так давно средь роз и георгинов
манила взор красавица одна.
О, если б можно было, годы скинув,
напиться этим зельем допьяна!

Как осень — так плоды воспоминаний
корзину жизни враз отяжелят,
И явятся: Ирэн, Натэлла, Нани,
даря то жест, то поцелуй, то взгляд.

Передо мной зависла стрекоза,
Большущие уставила глаза
И думает:
Ему ль пускаться в пляс?
Сколочен грубо,
бледноват окрас…

К тому ж двуногий
странен и нелеп:
Нет ни хвоста, ни глаз,
должно быть, слеп…
Но главное, нет крыльев,
чтоб летать,
Осознавая мира благодать.

А я подумал, глядя на нее:
Прекрасное, беспечное житье!
Пари себе над берегом пруда,
Не нанося ни грязи, ни вреда,

Не создавая никаких помех,
Лишь пируэты, да лучистый смех.
А спариваться в воздухе, любя,
Нам не дано…
И стало жаль себя.

Спасибо, мой друг, за стихи и пророчества,
За скрипку, за розы и дар одиночества,
Спасибо за море и тень от платана,
За парус, на гребне возникший спонтанно.

Спасибо за вешние горы и долы,
За то, что нам по сердцу птичьи глаголы,
За то, что, блюдя и посты, и приличия,
Забыл, как в миру обожают величие…

За то, что не в счет ни потери, ни пропасти,
Вращался бы винт и крутились бы лопасти,
Бежало бы время за стрелкой минутною,
Пока не влетело в нешумную Судную.

За то, что на мир мы взирали возвышенно,
За то, что мы пели и будем услышаны.
Невзрачное в жизни сменилось на яркое,
Как будто судьба разделилась, двоякая.

Спасибо, мой друг, что великое явлено,
Пусть даже в залог половина оставлена;
На том берегу, за горой изумрудною.
Она разольется мелодией чудною.