Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 14 (322), 2018 г.



ЕЛЕНА ФАДЕЕВА
ДВА РАССКАЗА



Елена Фадеева — прозаик. Родилась в 1957 году в Оренбургской области (Кувандыкский р-н). Живет в
г. Обнинск (Калужская область). Работает в библиотеке
№ 8. Автор двух книг и многих публикаций в периодике. Член Союза писателей ХХI века.



МАРГО

— Все — в актовый зал! Торопитесь, количество мест ограниченно! — с насмешкой заправского конферансье дежурная медсестра громко зазывала пожилую публику на концерт, прогуливаясь по коридору санатория местного значения и глубоко засунув руки в карманы белого халата. Народ медленно засобирался, с трудом отрывая головы от привычных подушек, таких желанных после сытного обеда. Дело в том, что к зимнему периоду работоспособное население, как правило, уже полностью успевало отдохнуть в стенах данного заведения. А чтобы корпуса не пустовали с приходом холодов, путевками начинали снабжать бывших заслуженных работников по линии социальной защиты. Вместе с ними стремились бесплатно поправить свое здоровье ушлые одинокие пенсионеры-хроники, находящиеся здесь на «сохранении» (сохраняли пенсию).
В просторном фойе у огромного зеркала, ближе к началу выступления, наметилось оживление. Некоторые дамы захватили с собой из дома губную помаду, румяна, пудру. Пригодились-таки старые запасы для «выхода в свет»! Они передавали друг другу предметы макияжа, неумело приукрашивали бесцветные лица, пушили остатки волос на голове, скрывая стеснительность за громкой критикой своего нового образа. Не участвовала в этом только «Штирлиц». Пожилую женщину так прозвали не за хитрость и изворотливость, а, напротив, — за прямолинейность и беспардонность в общении. Если «Штирлица» что-то интересовало, она вплотную подходила к жертве и спрашивала в лоб, пристально глядя в глаза и с нетерпением ожидая исчерпывающего ответа. Ее разведывательный метод действовал безотказно, возможно, это и послужило поводом для возникновения прозвища. Человек от неожиданности терялся, времени на раздумья не было, и он начинал как миленький выкладывать начистоту требуемую информацию. Так она познакомилась со всеми нужными людьми, знала необходимый минимум о жизни каждого, но и о себе не стеснялась рассказывать вплоть до мельчайших подробностей как веселого, так и грустного характера. Своеобразное поведение дополняла монотонная речь с хрипотцой, звучащая речитативом, как у рэперов. Видимо, наложила отпечаток долгая жизнь с мужем-алкоголиком, на которого и были потрачены все эмоции. Внешне спокойная и невозмутимая «разведчица» постоянно улаживала нескончаемые домашние дела, помогала дочери, внукам, даже находясь в санатории. Если она на какое-то время исчезала из палаты, значит, ушла по срочному вызову соседей разобраться с шумной компанией «гостеприимного» супруга в своей квартире. Сегодня родные оставили ее без внимания, и она ходила по привычке от одних дверей палат к другим.
— На концерт пойдешь? — спросила ее застывшая с помадой в руках неунывающая Марго. Называть себя товаркам по имени и отчеству она запретила.
— У меня дома своего хватает, — монотонно пробубнила «Штирлиц», но притормозила из любопытства около старинного трюмо.
— Я про настоящий, с певицей. Медсестра приглашает сегодня в актовый зал собраться к двум часам, — пояснила Марго, смешно чмокая губами, чтобы равномерно распределился розовый тон.
— Может, и пойду, раз все оплачено, — практично рассудила «разведчица», внимательно наблюдая за суетливыми приготовлениями женщин к предстоящему празднику души, таким не свойственным для нее.
А в это время главный врач санатория встречала в просторном холле первого этажа самодеятельных артистов, точнее, исполнительницу романсов и аккомпаниатора. Денег на оплату профессионалов из сферы искусства в смете на зимний период не предусматривалось, поэтому администрация рада была любым желающим поделиться своим талантом перед неприхотливой аудиторией. Она любезно предложила гостям раздеться и оставить вещи для сохранности в своем кабинете, здесь же привести себя в порядок. Крепкого телосложения мужчина не заставил себя долго ждать. Он быстро скинул на приставленный к стене мягкий стул свою черную дермантиновую куртку, следом положил шапку, оказавшись в растянутом свитере серого цвета, длинная шерсть которого местами свалялась, а местами вытерлась вообще.
— Вы не одолжите гуталин и щетку? — простодушно обратился он к главному врачу. — Неудобно выйти на публику в грязных «снегоступах», ведь мы же артисты.
— Нет, в моем кабинете эти предметы по уходу за обувью отсутствуют.
— Жалко, но ничего, я тогда своими перчатками протру сверху, а когда за пианино сяду, подошвы не будут видны.
И аккомпаниатор, порывшись в карманах куртки, полирнул запачканные зимние ботинки подручными средствами.
В отличие от него певица (вот что значит женщина!) догадалась прихватить с собой в пакете сменную обувь. Она следом за мужчиной сняла пальто, живо переобулась в красные босоножки, предварительно закатав джинсы выше щиколоток. Затем поверх трикотажной кофты натянула вечернее темное платье, украсила его белыми бусами — и все, за две минуты солистка была готова к выходу.
Главврач с умилением наблюдала за творческими находками простодушных гастролеров, которые для создания сценического образа использовали минимум затрат как средств, так и времени.
Готовый к выступлению аккомпаниатор по-своему расценил еле заметную улыбку на лице принимающей стороны и решил, пока напарница аккуратно укладывала свою верхнюю одежду на соседний стул, внести ясность для тех, кто мало что смыслит в «высоком» искусстве.
— Мы, пианисты, на концерты обычно надеваем фраки, — начал он, обращаясь к врачу тоном, не терпящим возражения.
— Да, тут я с вами полностью согласна.
— Но сегодня, как известно, на улице мороз.
Здесь он сделал паузу по системе Станиславского, затем с нажимом в голосе продолжил.
— Если замерзнут мышцы рук, то музыкант не сможет исполнить всю гамму музыкальных тонов и полутонов сложной партитуры. Для него важнее всего тепло в рукавах. Вы это понимаете? Поэтому сегодня я пришел не в сценическом костюме, а в индийском свитере.
— Ах, вот оно в чем дело… — подыгрывала, как могла, главврач, не желая обидеть гостей, — а я-то думала…
Удовлетворенный произведенным впечатлением, мужчина взял под руку солистку, и они, цокая и шаркая, направились в актовый зал делиться с людьми частицей своего доморощенного таланта.
Вскоре оттуда раздались громкие аккорды полурасстроенного пианино, а следом женский голос затянул «Соловья» Алябьева. Концерт начался.
Через какое-то время в опустевшем коридоре показалась Марго, прикрыв осторожно за собой дверь, слегка приглушая таким образом громкие звуки музыкального попурри на свободную тему. Она, держась за сердце, постояла с минуту в ожидании следующего номера, но, поразмыслив, направилась в свою палату. Дежурная медсестра со своего поста проводила ее пристальным взглядом, решая для себя, вызывать с концерта врача или нет. Затем накапала в мензурку валерьянки и поспешила следом оказывать первую помощь даме в возрасте. Каково же было ее удивление, когда в комнате она натолкнулась на танцующую с подушкой в руках недавнюю больную. Та, увидев ее, остановилась, громко рассмеялась и швырнула белоснежного «кавалера» на место.
— Что, спасать пришла? Да я всех вас переживу, не дождетесь.
— А как же сердце?
— Просто неудобно было встать и уйти с концерта, но и слушать эти завывания никакого терпения нет. Поет, как кота за хвост тянет, а музыкант, тот вообще молотит руками по инструменту с такой силой, что, кажется, клавиши повылетают. Вот и притворилась. Я считаю, если хочешь радость людям дарить — весели, шути. А так я и сама спеть могу, а может, еще и лучше.
— Но ведь они, наверное, учились этому, знают, как профессионально исполнить классические произведения. Если у вас, как вы считаете, есть талант, надо было тогда в музыкальное училище в молодости поступать, — защищала гастролеров медсестра.
— А я и поступала, — не унималась Марго, удобно устраиваясь на мягкой кровати. — Точнее, мать меня повезла после войны в областное музыкальное училище пристроить, надоела я ей, видать, дома со своим характером. Наглая была до ужаса, но в пределах нормы, матом не ругалась. Собрались, помню, нарядились во что бог послал, в деревянный чемодан вещички мои сложили, к нему снаружи валенки веревками привязали, как в фильме про Фросю Бурлакову, помните? Даже не сомневались, что меня примут. Думали, главное до места доехать и документы показать. Деревня... Прибыли в город, искали, искали это училище, наконец, нашли. Мать директору отдала документы о моем семилетнем образовании, он нас направил на прослушивание. Зашла я в зал, комиссия рядком в стороне сидит, стол красным сукном накрыт, ждут, что отчубучу. Запела я песню «По долинам и по взгорьям», которую в школе по программе проходили. Сопливая еще была, но сообразила выбрать патриотическую тему. Акустика в зале потрясающая, не то, что в нашем клубе. Мне, главное, самой выступление мое нравилось. Звук прибавляю с каждым куплетом, дошла до крика, а преподавательница из-за стола знаки подает, что, мол, достаточно. Вы не переживайте, кричу им в паузе, я всю песню до конца знаю, и продолжаю орать. Аккомпаниатор пытался мне на пианино бренчать, подыгрывать, но где там, после первого куплета у мужика руки опустились, забила его своим голосом напрочь.
Марго заливисто рассмеялась, откинувшись на мягкую подушку, с удовольствием припоминая подробности давно ушедшей юности. А в это время медсестра залпом выпила содержимое мензурки — что добру пропадать, пододвинула ближе к интересной рассказчице стул и, пока все санаторные пациенты были заняты на концерте, стала с нетерпением ждать продолжение истории.
Рассказчица, вдоволь насмеявшись, вытерла выступившие от смеха слезы белым полотенцем, на котором остались следы от розовых румян и помады, сосредоточилась, возвращаясь мысленно в послевоенное время.
— Когда я уже допевала, женщина из комиссии поднялась, постучала карандашом по графину, что стоял у них на столе вместе со стаканами, и заявила: «Достаточно. Спасибо, но вы нам не подходите. Таланта нет». Наступила тишина. Я стою в растерянности посреди зала, молчу. Здесь со скрипом открывается дверь. Гляжу, мать затаскивает чемодан с остальными вещами. Поставила их аккуратно в сторонку, пошаркала по привычке подошвами сапог у порога, одновременно поправляя цветастый платок на голове, и как начала комиссию песочить. Это как, говорит, у нее таланта нет, если она на «пятачке» возле клуба лучше всех «Барыню» отплясывает, а поет так, что в коридоре стекла в рамах звенят, хоть уши затыкай. Если мы из деревни, так нам что теперь, нигде ходу нет. Орала она, орала на притихших преподавателей, требовала, как могла, справедливости, пока не выдохлась. Потом красивая такая женщина в строгом костюме спрашивает: «А она нотную грамоту знает?».
— У нее по пению пятерка, — заявляет мать, но, чувствую, голос дрогнул, обороты сбросила. — Какую вам еще грамоту надо?
— Мы принимаем в первую очередь тех, кто с листа ноты умеет читать, то есть имеет предварительную музыкальную подготовку. Она у вас в музыкальную школу ходила?
— Да откуда в нашей деревне музыкальная школа возьмется, если средней-то школы нет.
— Тогда ничем помочь не можем, — продолжает гнуть свою линию красивая дама, нервно теребя в руках газовый шарфик. — Интересно, а почему вы решили поступать именно в музыкальное училище?
— Потому что дочка задачи по математике решать не умеет, — простодушно ответила мать, смирившись со своим поражением. — Бились учителя, бились — бесполезно.
А я и правда за всю жизнь ни одной задачи не решила, ну, не умею, и все тут. В школе, на контрольной, сяду в пол-оборота к хорошистке, все у нее через плечо перекатаю, в четверти тройка с горем пополам выходила.
Тут сзади аккомпаниатор к нам подошел, вежливо так обратился к матери с советом:
— Вам лучше, сударыня, подать документы в медицинское училище, там математика не особо нужна, зато дочка вернется домой дипломированным специалистом, без куска хлеба не останется.
Мы послушали умных людей, документы забрали и подались по городу медицинское училище искать. Долго бродили по незнакомым улицам, людей расспрашивали, но ближе к вечеру добрались до назначенного места. Перед тем, как войти к директору, мать мне строго так говорит: «Научилась с пацанами в деревне драться, теперь, немтырь, учись со взрослыми людьми разговаривать, привыкай к самостоятельности». Затолкнула в кабинет и дверь за мной захлопнула. Я торкнулась назад, чувствую, она с обратной стороны ее подперла, не выпускает. Осмотрелась. Комната огромная, больше нашего класса, длинный стол стоит со стульями, но без скатерти, а в конце его маленький старичок сидит, смотрит на меня и молчит. Я немного подождала, потом отошла на цыпочках от двери, разбежалась да как дала в левую створку плечом. Мать натиск выдержала, крепкая была женщина. Обернулась я на хозяина кабинета, он продолжает молча наблюдать за нашими боевыми действиями. Тогда набралась я смелости и чуть ли не с середины комнаты, взяв разбег, долбанулась в правую половину двери. Тут уж ей стало понятно, что разговор не получился. Открыла дверь настежь и заголосила с порога, используя новую тактику — давить на жалость: «Миленький товарищ директор! Пожалейте сироту, примите в ваше училище за ради Христа. Сил моих больше нет одной пятерых тянуть». Он ее успокоил, воды налил из графина и стал оценки мои смотреть. А у меня в табеле «отлично» стояло только в графе напротив пения и физкультуры.
— Вам бы надо в музыкальное училище поступать, — говорит директор, намекая на одну из пятерок.
— Нас оттуда уже сегодня попросили, таланта не нашли, — устало отмахнулась мать, — велели сюда обратиться.
Седенький директор громко рассмеялся над нашей наивной простотой, веселыми глазами посмотрел на меня и сказал: «Нам спортсмены нужны, очень нужны». И здесь я не ко двору пришлась, подумала про себя, издевается старичок насчет второй пятерки. Тут он вдруг посерьезнел, еще раз просмотрел документы, задумался.
— Дело в том, что вы опоздали. Похоже, слишком долго разыскивали наш адрес, — издалека начал он вести разговор. — Вступительные экзамены в училище, к сожалению, сегодня закончились.
Мать не выдержала нервного напряжения, свалившегося на ее голову за день, и уже по-настоящему расплакалась.
— Но мы решили набрать дополнительную подгруппу, — с улыбкой на лице объявил директор, убрав мои документы в стол, — ждем вас завтра на первый экзамен по русскому языку.
Счастливые, мы отправились искать двоюродного дядю, чтобы приютил меня на время экзаменов. Нашли, поужинали, после этого мать отправилась на вокзал, чтобы уехать домой, где ее ждали еще четверо моих братьев и сестер. На прощанье она поцеловала меня и строго так напутствовала: «Ты, паразитка, как хочешь, но поступи в училище, иначе домой не появляйся». И началась с этого момента моя самостоятельная жизнь. Вот так-то…
— Вы расскажите про сами экзамены, трудно было сдавать или нет? — попросила медсестра, которая была поражена с какой легкостью, юмором человек описывает сложные моменты в своей жизни.
— Утром отправилась на экзамен, а дорогу забыла, мы с матерью целый день перед этим по городу кружили, где не пройду, все знакомые места. Спросить у прохожих стеснялась. Когда нашла училище, там народ уже вовсю писал диктант. Я тихонько дверь приоткрыла, зашла в просторный класс, села около стенки, наблюдаю, как хроменький ассистент ходит между рядов, читает текст. В голове крутятся материны последние слова, где паразитке дорога домой заказана. Надо что-то делать. Вот в очередной раз мимо меня проходит тот ассистент, я его хвать за штанину. Он как вскрикнет, аж подпрыгнул на здоровой ноге от неожиданности. «Вы что здесь делаете?» — строго спрашивает меня.
— Экзамен пришла сдавать, — отвечаю, а у самой от страха все во рту пересохло, голоса почти не слышно.
Но дядечка оказался добрым, не стал мне нотации читать, принес листок и велел писать дальше вместе со всеми, а начало, сказал, отдельно продиктует. Русский язык я сдала на четверку. Следующий экзамен был по математике. Как-то надо выкручиваться. Пришла на консультацию. Смотрю, многие из группы руки тянут, вопросы учителю задают, тот подробно объясняет, на доске формулы разные мелом пишет, а для меня это китайская грамота. В перерыве приметила около окна девчонку, длинную, как каланча, которая, видно, тоже стеснялась с незнакомыми людьми разговаривать. Я к ней подошла от отчаяния и, глядя снизу вверх, спрашиваю:
— Тебя как звать?
— Коровина Тоня, — еле слышно отвечает она.
— Какая у тебя оценка по математике?
— Четверка.
— Завтра сядешь впереди меня, решишь и дашь мне списать, а не дашь, я тебя, Коровина, убью, — развернулась и отправилась домой к дяде, больше мне на консультации делать было нечего.
Марго вновь так заразительно принялась смеяться над своей хулиганской выходкой, откинувшись на мягкую подушку, что на минуту медсестре показалось, будто рядом веселится не пожилая женщина, а нашкодивший ребенок, которому проказа сошла с рук.
— Так вы сдали математику? — выждав паузу, спросила заинтригованная медсестра, у которой еще много дел нужно было переделать за время концерта, а дослушать хотелось до конца.
— Пришла я утром на экзамен, села за Коровиной, жду. Та решила все задания, отодвинулась в сторонку, жить-то хочется, дает мне списать, а почерк мелкий. Я тырк-пырк, ничего не вижу. Вот попала, думаю, близок локоть, да не укусишь. Сижу, наблюдаю за ассистентом хроменьким, провожаю от отчаяния его взглядом туда-сюда. Мысленно придумываю, что дома матери говорить буду. Он, проходя в очередной раз мимо, взглянул на мой листок, а там кроме фамилии ничего нет. Видать, сжалился над горе-ученицей, черканул решение на промокашке, а пример с одним неизвестным я кое-как сама решила. Трояк заработала совместными усилиями. Когда уже все экзамены закончились, меня, помню, пригласили на комиссию, где сказали, что приняли на первый курс, но при одном условии: стипендию платить пока не будут. Теперешним умом я понимаю, что сыграла роль наша с матерью отчаянная выходка в директорском кабинете. Он по-человечески нас пожалел, и не в оценках дело было. А там, перед всеми учителями стою, что означает слово «стипендия» — не понимаю, впервые слышу, но раз студенткой стала, умничать надо.
— Да какая мне еще стипендия… Шутите? — громко заявляю, чтобы все слышали про мою осведомленность. — У нас в семье пенсию только старая бабушка получает.
Вся комиссия покатилась со смеху от такого бойкого ответа, но позже, когда увидели мое рвение к учебе, пособие назначили.
От воспоминаний Марго отвлекло внезапное появление в дверях «Штирлица». Перемещаясь по санаторию в мягких тапочках, она всегда возникала неожиданно. Разговор прервался. Гостья нерешительно топталась на месте и молчала.
— Как концерт, понравился? — первой задала вопрос медсестра и поднялась со стула.
Марго тоже с интересом ожидала услышать мнение о гастролерах вездесущей «разведчицы».
— Ничего хорошего. Певица на утицу похожа в своей красной обувке. Руки вперед вытянула, как в телевизоре артисты делают, даже ладони вареником сложила, а слушать нечего. Ни одной песни душевной не спела. Мужик этот тоже хорош, стучит как дятел со всей дури по пианине, неужели не понимает, что вокруг больные люди. Но я зашла по другому делу, хочу отпроситься.
— А что случилось?
— Домой мне надо сходить.
— Муж напился, и соседи позвонили? — подсказала вескую причину Марго.
— Нет, он вешаться завтра собрался, а у дочери юбилей. Надо сходить, уговорить, чтобы вешался послезавтра, ему же не срочно, а праздник дитю может испортить. Отпустите на часок? — на одной ноте проговорила «Штирлиц».
— Ну, конечно, какой может быть разговор.
Когда дверь со скрипом закрылась, медсестра снова опустилась на стул, расстроенная услышанным.
— Бедная женщина! У нее даже жалости к своему мужу не осталось. Так спокойно сообщает о трагедии в семье, просто страшно слышать.
— Там еще неизвестно кого надо жалеть, — вступилась за чужого мужа Марго. — Попробуй пожить с таким «автоответчиком» с годок, на стену полезешь без водки. Вот я, например, когда заскучаю, начинаю домой гостей собирать, праздники устраивать с песнями, конкурсами, сценарии заранее пишу. Из меня радость прямо фонтаном брызжет, заодно всех людей вокруг заряжает. С детства терпеть не могу скуку и однообразие. Правда, не все меня правильно понимают. Недавно увидела по телевизору передачу про модную скандинавскую ходьбу. Выглянула в окно, смотрю две женщины вышли погулять. Я лыжные палки в руки и к ним. Догоняю рысью, спрашиваю, чтобы значит их просветить: «А вы, дамы, не подскажите, какой актер сыграл роль Бывалого?». Одна тетка лениво так повернулась ко мне и говорит: «Иди, лыжи найди, припадочная, ты же с одними палками по улице ходишь». Я так и покатилась от смеха, наверное, с полчаса на этих палках висела, не могла в себя прийти от такого поворота событий.
В это время в коридоре послышался шум, разговоры, стук дверей. Концерт, похоже, закончился.
— А почему вы в санатории находитесь, если абсолютно здоровы? — поинтересовалась напоследок медсестра, стоя уже на пороге.
— В воскресенье мне исполняется восемьдесят лет, дорогуша, гостей напросилась уйма, а еще куча народа собирается прийти, как обычно, без приглашения и все потому, что людям очень не хватает позитива. Только места в моей двухкомнатной квартире мало. Вот я и уговорила доктора спрятать меня сюда на несколько дней, чтоб никто не обиделся, мол, уважительная причина, срочно понадобилась госпитализация. А позже я уж самых близких соберу и закачу им праздник. Сценарий, как всегда, готов, сувениры куплены для каждого.
Медсестра усмехнулась, неопределенно пожала плечами и пошла исполнять свой профессиональный долг, не до конца понимая, откуда берутся силы и оптимизм в столь преклонном возрасте.



ГРЕЦИЯ

Летний отдых было решено провести на заграничном курорте. В туристической компании бойкая девушка убедила семейную пару отправиться в Грецию, где только что открыли на чудном острове новый пятизвездочный отель. Яркие фотографии природного ландшафта в окрестностях пока единственной зоны отдыха впечатляли, особенно поразила выступающая из моря скала, на которую якобы когда-то выходила Афродита. И если проплыть вокруг нее три раза, заметила про между прочим туроператор, то женщины на глазах молодеют, избавляются от многих болезней. Кстати, мужчины тоже. После такого заявления стоимость путевок уже не удивляла.
На место прибыли поздно ночью, а наутро, выйдя на смотровую площадку около отеля, Анна с мужем увидели с одной стороны скалистый берег, плавно уходящий в море, с другой — проселочную дорогу, которая, по-видимому, вела к перешейку, соединяющему материк с островом.
— Что-то кипарисов с шикарными олеандрами не наблюдается, — со вздохом произнес Борис, осматривая склоны, сплошь покрытые низкорослыми кустарниками. Похоже, не те фотки девица нам в офисе перед носом крутила. Если еще и с Афродитой кинут, поедешь, мать, домой пожилой женщиной, не видать тебе молодости, как своих ушей.
— Перестань тоску наводить, — грубо оборвала Анна рассуждения мужа, хотя сама была полностью с ним согласна, да и денег потраченных вдруг стало жалко, лучше бы кухню отремонтировали.
Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, они решили поначалу пешком прогуляться по острову для более подробного ознакомления с местными красотами, а заодно и сфотографироваться на память возле экзотических растений, если повезет.
Ради такого случая приоделись в купленные на рынке яркие наряды, из отдельного пакета достали соломенные головные уборы, пошли. Когда обогнули у подножья скалу, увидели рядом с дорогой фруктовый сад, в глубине которого просматривался одноэтажный домик. Прямо у обочины седовласый грек в похожей шляпе собирал упавшие с деревьев желтые плоды и ссыпал их в повозку, запряженную ослом. Заметив незнакомых людей, он замер с корзиной в руках, да так и остался стоять в неподвижной позе, пристально разглядывая праздно шатающихся отпускников.
— Интересно, — продолжила разговор Анна, после того, как они на приличное расстояние отошли от местного жителя, — о чем он думал, глядя на нас?
— Думал, откуда понаехало столько ослов, желающих за бешеные деньги на моего посмотреть.
— Вечно ты все испортишь, — разозлилась жена, даже топнула ногой от избытка чувств, обдав при этом облаком придорожной пыли белые брюки своего благоверного.
— А что тут портить? — гнул свою линию Борис, тщательно отряхнув свою обновку. — Сколько уже идем, а вокруг только бурьян колосится. У нас, оказывается, за гаражами такая же греческая природа раскинулась, а мы сюда приперлись. В следующем году я могу тебя в цветной панамке за третьей линией нашего общества «Автомобилист» сфотографировать, и иди, показывай подругам новую «курортную зону». Кстати, наш пустырь намного зеленее выглядит в июне месяце, поэтому к стоимости «купленной» путевки можешь, для хвастовства, смело тысяч десять накинуть сверху.
Конечно, им обоим было понятно, что места еще не обжитые, автобус и тот приходил с материка только утром и вечером, но любоваться на высохшую и даже не скошенную вдоль обочины траву действительно становилось грустно. Как говорится, от чего уехали, к тому же и приехали.
— Пойдем обратно, — скомандовала Анна, желая последнее слово всегда оставлять за собой. — Сейчас пообедаем и на пляж отправимся загорать. За вашими гаражами, я думаю, до следующего лета моря не предвидится, поэтому будем довольствоваться местными красотами.
Нарастающая жара уже давала о себе знать, хотя морской ветерок еще приносил с собой на сушу легкую прохладу и свежесть.
Развернувшись с половины намеченного пути, они бодрым шагом направились к отелю. Возле сада им дорогу переехал уже знакомый грек, который, сидя верхом на осле, проворно катил свою груженую повозку к обрывистому берегу.
— Странно, куда это он опавшие фрукты повез? — удивилась Анна.
— Афродиту кормить, — попытался развеселить жену Борис, — куда же еще! Небось, с самого утра ерзает девка на холодном камне, ждет витамины, рыба-то каждый день на обед надоела.
Они оба рассмеялись веселой шутке, снявшей возникшее напряжение при разговоре. До отеля оставалось совсем рукой подать.
На другой день народ спозаранку отправился на единственный пляж для принятия солнечных ванн. Пологий каменистый берег с двух сторон огораживали небольшие скалистые выступы, песка было мало, зато пустых ракушек, перемешанных с тиной, морским прибоем разбросало по отмели в большом количестве. Лежаки частично прикрывали от солнца навесы, для экзотики или от безденежья сооруженные из веток.
— Прям сидим с тобой, как в деревне на полевом стане, — бубнил муж, раскрывая новую колоду карт. — Для полного счастья наспех сколоченного стола не хватает, удобнее было бы в «дурака» играть.
— А если посмотреть в другую сторону, — в пику ему продолжила развивать тему Анна, — то взору открывается красота неземная. На небе ни облачка, чистейшее море сливается с ним синевой у горизонта, и только чайки плавно парят, успокаивают суматошных людей своей безмятежностью. Хорошо, что здесь пока единственный отель, мне начинает нравиться такой отдых.
— Внимание! Внимание! — раздалось над самым ухом.
Это местный аниматор с помощью громкой связи приглашал всех желающих на экскурсию к скале Афродиты. Расхаживая по пляжу с микрофоном в руке, он коротенько воспроизвел кусочек текста из греческой мифологии, упор делая на то, что еще с тех давних времен пена, выбрасываемая волнами на знаменитую скалу, исцеляет и омолаживает. Якобы были тому подтверждения.
— Еще бы не быть пене, — веером раскладывая карты, спокойно рассуждал Борис вслух, — мужик столько фруктовой падалицы вывалил с берега. Там, если воды досыта нахлебаться, и пива не надо.
— Вот вечно ты так, никакой романтики.
— Это — не романтика, а дополнительное «налогообложение». Как ты не поймешь! Видишь, сколько народу изъявило желания искупаться за наличные деньги, а что мешало им самим туда бесплатно сплавать. Или Афродите, которую в глаза никто не видел, доллары на мелкие расходы нужны? Да здесь даже магазина поблизости нет!
Крупного телосложения, спокойный и рассудительный Борис внешне напоминал деревенского кузнеца. Рядом с ним маленького росточка, но деятельная Аннушка чувствовала себя как за каменной стеной. Однако ее постоянно раздражало то, что она всегда проигрывала в спорах, уступая его железной логике.
— И почему я с тобой живу? — в очередной раз задала философский вопрос Анна, внимательно разглядывая своего благоверного.
— Потому, что Бог меня в помощь дал. Иначе, вот такие ухари развели бы тебя на деньги, как дите малое, грамотно используя врожденную наивность и романтизм, что я считаю одно и то же.
Слова мужа вновь прозвучали убедительно. Анна, как послушная ученица, вернулась на свой топчан доигрывать начатый кон и уже другими глазами стала наблюдать за людьми, наперебой сующими деньги проворному пареньку, который, небрежно упаковав валюту в набедренную сумочку, повел их к воде, из которой многие только что вышли. Вдали заурчал катерок, доставляющий верующих в чудеса к намеченной цели.
Завершая свое пребывание на греческом острове, слегка обгоревшие с непривычки, но довольные собой, отпускники, накануне отъезда, решили вместе со всеми посетить ферму по разведению павлинов. Автобус подали к назначенному часу, народ занял места, оставалось дождаться последнего пассажира. Прошло минут десять, затем двадцать. Терпение у людей заканчивалось. Экскурсовод провела перекличку, не отозвалась дама по фамилии Васечкина. Оказывается, из-за нее и задерживался выезд. В звенящей тишине с последнего ряда вдруг прозвучала реплика: «Поехали, сколько можно ждать? Проучим Васечкину!». Весь салон молча согласился с выдвинутым предложением, и автобус медленно порулил в сторону материка.
Миновав узкий перешеек, водитель вдруг резко затормозил, расслабленный народ в салоне неестественно дернулся, снаружи послышался настойчивый стук в дверь. Когда с шипением створки распахнулись, по ступенькам поднялась раскрасневшаяся от жары женщина. Она прямо с порога заголосила:
— Простите меня, люди добрые!
Далее последовал земной поклон, после которого химическая завивка на ее голове осталась стоять дыбом.
— Я, по своей дурости, села не на тот автобус. Когда уже прилично отъехали, иностранцы, видать, сообразили, что рядом птица сидит не ихнего полета, — размазывая по пыльным щекам слезы, жалостливо рассказывала ошарашенным соотечественникам свою историю Васечкина, — остановили автобус и высадил меня среди дороги. Страху натерпелась и наплакалась вдоволь, пока вы не подъехали.
Люди с пониманием отнеслись к случившемуся, пожалели бедную женщину, сами успокоились и до места назначения доехали уже без приключений.
На огромной стоянке для туристических автобусов было много свободного места. Прежде, чем покинуть салон, экскурсовод провела инструктаж для своих подопечных, назвала время, отведенное для посещения фермы, и строго-настрого запретила в качестве сувениров выдергивать у павлинов перья из хвостов. Это каралось законом, да и при выезде из страны могли возникнуть проблемы.
Осведомленная группа вразвалочку направилась вслед за гидом к входу на огороженную территорию. Борис за локоток оттеснил Анну в сторону и громким шепотом предложил:
— Давай-ка, мать, лучше сходим в местный ресторанчик, попробуем перед отъездом национальную кухню, винца самодельного попьем, чем два часа по этому курятнику топтаться.
— Столько ехать и красивых птиц не увидеть? — сопротивлялась жена.
— Нашла о чем горевать! Сейчас набор цветных открыток купим в киоске и будешь любоваться «райскими» созданиями в любом ракурсе, подружкам на работе покажешь, — наседал муж. — В такую жару там, небось, запашок стоит неимоверный, клетки-то чистят по вечерам. Вспомни, как пахло в зоопарке, что к нам в город приезжал. Тебе оно надо?
— Ну, я не знаю, зачем тогда согласились на экскурсию?
— Затем, чтобы хоть раз в городе побыть, новых впечатлений набраться и деликатесы попробовать. Дома люди спросят про греческие блюда, а мы им что, про павлинов рассказывать будем?
Анна понимала, что сдастся под натиском своего практичного мужа, но молча тянула время, дабы не выглядеть в его глазах безвольной исполнительницей чужих причуд.
— А потом, ты уверена, что павлины перед тобой хвосты распушат? — приводил последний аргумент супруг. — Может, у них сегодня выходной или желание пропало народ развлекать. Видишь, стоянка полупустая.
— Ладно, пошли, — с глубоким вздохом дала согласие Анна, наблюдая, как последний посетитель фермы из их группы скрылся в арочном проеме с витиеватой надписью поверху.
Небольшой частный ресторанчик выгодно расположился на живописном предгорном местечке по соседству с разрекламированной павлиньей фермой, привлекающей массу посетителей из местных курортных зон. Когда семейная пара переступила порог этого заведения, к ним навстречу из глубины зала поспешила, по всей видимости, хозяйка в национальном наряде. Средних лет полноватая женщина, минуя импровизированную сцену, обратилась на родном языке к группе немолодых музыкантов в расшитых жилетках. Они слаженно заиграли ритмичную мелодию, демонстрируя тем самым радушие и гостеприимство.
— Калимэра! — с улыбкой обратилась она к вошедшим.
Гости поняли, что их приветствуют на греческом языке. Анна тоже ответила: «калимэра!», желая сделать женщине приятное.
— Здравствуйте, — членораздельно отрапортовал Борис встречающей стороне и повел жену под руку к столику возле окна, откуда был виден автобус.
— Ты что, не мог поздороваться по-ихнему?  — спросила Анна, усевшись на свое место. — Смотри, как они расшаркиваются перед нами.
— Ну, знаешь… Деньги им вези, язык их учи. Не многовато ли? Пусть они русский учат, если иностранцев взялись обслуживать. Нечего из-за чужой похлебки свое достоинство терять.
В это время к ним подошел официант и подал меню. Названия блюд были напечатаны на греческом и английском языках, картинки на вложенных листах отсутствовали.
— И как будем заказывать? — спросила Анна своего предприимчивого мужа. — Мы не спросить, не прочитать не можем.
— Выберем те кушанья, где короче название. В любом случае они все съедобные, а дома друзьям опишем вкусовые ощущения и хорош… Скажем, что иностранные слова забыли.
Официант терпеливо ждал заказ, держа наготове блокнотик и карандаш.
— Значит так, парень, — обращаясь к нему, заговорил Борис, толстым пальцем тыча в меню, — нам вот это, это и это. Понял?
Тот учтиво раскланялся, пробормотал набор непонятных слов и поспешил на кухню. Музыканты тихо наигрывали незатейливые мелодии, почти домашняя обстановка расслабляла, огромный вентилятор под потолком создавал ощущение легкого морского бриза. Наблюдать через окно за передвижениями разомлевших от полуденного зноя туристов было одно удовольствие. Отвлек их от приятного созерцания подошедший с большим подносом официант. Он перед каждым поставил по керамическому кувшинчику, затем на больших тарелках выставил рыбные блюда, украшенные запеченными дольками красного и желтого перца с ароматной зеленью, отдельной стопкой в плетеной вазе водрузил по центру стола лепешки, усыпанные семенами.
— Ну, и что мы тут натыкали? — вслух рассуждал любитель национальных блюд, с интересом разглядывая представленный ассортимент. — Рыба — это понятно, а в кувшинчиках, наверное, местного приготовления соус. Его, я думаю, пробовать не стоит, мало ли. Давай, мать, приступим к заграничной еде.
Когда они начали пробовать вилками рыбу, к ним неслышно подошел приятный молодой человек, представился переводчиком и на сносном русском спросил:
— А почему синьоры вначале не попробовали суп по-домашнему? — и указал на керамические бутылочки. — Вас что-то смутило?
Гости растерялись и не знали, как теперь поступить с этим первым блюдом: пить из горлышка — они не алкаши, перелить в привычную посуду, но ее на столе просто не было. Переводчик не уходил, демонстрируя свою готовность в любой момент прийти на помощь неосведомленным клиентам.
— Ждем, когда остынет, — выпалил Борис первое, что на ум пришло.
— Да, нам по состоянию здоровья противопоказаны горячие блюда, — поддержала мужа Анна. — Мы, молодой человек, попробуем ваш суп немного позже, спасибо за заботу.
Отбившись от услуг переводчика, супруги почувствовали себя перед молодым человеком неловко, настроение испортилось еще и оттого, что за ними, оказывается, пристально наблюдали, если указали на последовательность принятия блюд. Они наспех доели рыбу, не ощутив всей гаммы вкусовых ощущений, ради которых пришли сюда, рассчитались и покинули ресторан с единственным желанием поскорее оказаться у себя дома.
А в это время срок пребывания на павлиньей ферме подошел к концу. Когда в автобусе все расселись по своим местам, а экскурсовод провела перекличку, опять не откликнулась Васечкина. Уставшие от длительной прогулки под палящим солнцем пассажиры были явно недовольны задержкой рейса, но молчали, с нетерпением ожидая справедливую реплику «гласа народного» из последнего ряда. Тот почему-то тянул время, может пиццу доедал. Наконец прокашлялся и громко заявил: «Поехали, сколько можно ждать? Проучим Васечкину!» Все облегченно вздохнули от того, что их сокровенные мысли были озвучены. В последний момент влетела в салон растрепанная опоздавшая с охапкой павлиньих перьев в руках.
— Простите, люди добрые! — разнеслось по автобусу знакомое покаяние, с ритуальным земным поклоном.
— Женщина! Я же предупреждала, — только и смогла проговорить пораженная увиденным экскурсовод.
— А я не дергала. Клянусь! — Васечкина, пробираясь к своему месту, зачем-то бойко отдала пионерский салют, как на школьной линейке. — Вы не подумайте плохого, это столько их на земле валялось. Не пропадать же добру.
— Видела, — наклонившись к жене, шепотом заговорил Борис, — полфермы без хвостов оставила и хоть бы хны, а мы из-за какого-то кувшинчика расстроились.
Она в ответ заулыбалась.
— Эх, надо было прямо перед этим толмачом в черном фартуке из горлышка выпить их суп по-домашнему и пустую тару ему в руки отдать, пусть бы думали, что у нас обычаи такие, — продолжал бубнить Борис, игриво толкнув жену в бок. — И что мы растерялись?
Анна, живо представив эту картину, уже не могла сдерживать смех, ее настроение передалось рядом сидящим отпускникам, затем волна громкого хохота покатилась по всему салону.
Развеселившийся за компанию водитель завел мотор и порулил на остров, с улыбкой посматривая в зеркало заднего вида на непредсказуемых русских, с которыми не соскучишься.

Иллюстрация: фрагмент картины «Афродита» Герберта Дрейпера



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru