Материалы номера № 17 (325), 2018 г.

Сбросить напрочь познанья вериги,
затеряться в узких улочках Риги,
стать никем, безымянным прохожим,
не похожим не всех и похожим.
А балтийское небо во взоре —
витражи в вечном Домском соборе,
и вся жизнь —
            это только дорога,
о которой мы знаем не много,
только то, что кончается где-то.
Но на улице май, скоро лето,
легче верить в исход благодатный.
И на улице Риги опрятной
так вкусны сигарета и кофе,
можно вовсе забыть о Голгофе,
катастрофе,
          печалей — излишек,
лучше стать миловидных латышек.
Вы, рижане, — почти парижане,
москвичи, мы почти что южане.
И холодная синь Даугавы
тащит к морю земные отравы.

Балтийскими ветрами проштормлен
средневековый городок прибрежный.
Я старину люблю, и мил мне он,
уютный, пасмурный, неспешный, нежный.
И воздух лютеранства я люблю —
восх’ищенно-возвышенные ноты.

Доверюсь маленькому кораблю,
оставив все печали и заботы.
Мы проплываем под большим мостом,
в сравненье с ним кораблик наш — как чайка.
Здесь, в Риге,
            есть гостеприимный дом,
а в доме — просветленная хозяйка,
которая мне сварит русский борщ
и пиво расплескает по стаканам.
О, Балтика, твоя любима морщь,
хоть наглый ветер шарит по карманам,
ерошит шевелюру.
                Мне знаком
сей зов морской — пираты, бригантины.
Сидим в порту и пьем крепчайший ром.
И твердо верим в райские притины.

Вхожу в католический храм.
Бормочет орган неустанно.
Здесь месса звучит по утрам,
звучит по-латыни "осанна!"
И зыбятся всклянь витражи —
в них небо над Ригой дробится.
Пейзажи они,
            миражи?
В поклоне застыла девица.
Мне нравится стрельчатый свод,
таинствен алтарь в затемненье.
Балтийских неласковых вод
покой.
      И души воспаренье.

Мы в ресторанчике сидим,
пуская сигаретный дым.
В окне — Средневековье, по цветочку
безумному, как Божий рай в рассрочку.
И пьем, конечно, рижский мы бальзам.
И ты тоскуешь, видно по глазам.
Тебе б квадрат
             московской "одиночки",
и Богу слать свои тире да точки.
Но Рига благодатная вокруг!
И знаешь ли, в душе моей испуг:
обратно возвращаться в Азиопу,
где хорошо лишь смерду и холопу.
Здесь — королевной чувствую себя.
И Балтику изрядно возлюбя,
оставлю завещанье:
                  пусть развеют
над этим морем, что белесо мреет.
Что толку, что всю жизнь стремлюсь на Юг?
Видать, не суждено, мой милый друг.
Я знаю: ангелы летят на Север,
и нам, как сказано, не спать на сене.

В блондинистой местности иноязычного люда,
где в море перемывается чья-то посуда
и белые чайки кричат голосами вакханок,
бродила я, Будда и хиппи, и ангел-подранок.
И мысль в высоту уносили ажурные шпили,
и мысли другие мои
                  Даугавою плыли,
и домиков старых запомню цветные оконца,
в которых гуляло нещедрое местное солнце.
И сосны запомню — смолистые хвойные струи
средь ветра соленого — Рига, твои поцелуи!
И кошку запомню трехцветную в низком окошке,
ведь это так здорово — в Риге есть место и кошке!

А в Риге есть место еще голубям и собакам,
и русским поэтам, и скомканным ими бумагам,
и дивным стихам,
                что когда-нибудь Бог прочитает.
И Ригу, как книгу, прилежная память листает,
ее старину и сегодняшний день скороспелый,
и муза стремится за быстрою чайкою белой.
Две птицы над Балтикой встретятся
                                              и — разминутся.
И тает на столике след от кофейного блюдца...

Уходят в будущее корабли.
В кармане память —
                 шишкою сосновой,
что я топтала этот край земли
в изножье синей Балтики суровой.
Я шишку из кармана достаю —
она глазаста, словно я и Лайма.
Я горькое прощание запью
водичкой сладкою со вкусом лайма.
Уходят в будущее поезда.
Уходит прошлое
               в фотоальбомы.
Над Ригой одинокая звезда —
она же лампы свет в окне вагона.
Прощай, не буду врать, что я вернусь,
столица Латвии, все хорошо впервые.
Но на губах — сосновой хвои вкус,
и крестик, в Риге купленный, — на вые.

Была я в Риге или не была?
Воспоминанье —
               родственник фантома.
Нам трудно верить, что Земля кругла.
Но вот бесспорный факт: я снова дома.
И мы с тобою рижский пьем бальзам,
и жадно созерцаем фотоснимки.
И очень рад ты — вижу по глазам, —
что я вернулась.
              Русские суглинки
в окне цветеньем одаряют глаз.
И старый дом наш для меня — как новый.
А киска на ковре, забыв про нас,
играет резво с шишкою сосновой.