Материалы номера № 38 (346), 2018 г.

Накуролесил дождь в ночной Москве,
Декабрь бородатый растревожен,
Ступает по разбуженной траве —
И ни снежинки на сапожной коже.

Грохочет в жестяной отлив горох,
Нахохлились синицы и сороки,
А вместо птичьих игрищ, суматох —
Вода, журча, несет свои потоки.

Зачем гремит она под Новый год,
Где все молчало, словно в царстве сонном?
И тяжко охнув, фонари вот-вот
Исчезнут в этом омуте бездонном.

Вертится шар волчком вокруг светила,
Свой срок прожив, под снегом спит листва,
А мы все ждем, чтоб вечно так и было,
Но у природы есть свои права:

Печаль к лицу ей, радость юных лет,
И соблазнительна любая шалость.
Простим ей этот милый, детский бред,
Что для веков, мой друг, такая малость...

Я оставлю то, что было —
Самое хорошее.
Пеленою не покрыла
Брошенное прошлое.
Бесполезны разговоры,
Страшны и воинственны.
Я закроюсь на затворы
От тебя, единственный.
Ты равнял меня с цветами,
Навсегда отцветшими,
И пугал меня годами,
Якобы прошедшими.
Я оставлю то, что было —
Самое хорошее!
Мое сердце не остыло,
Обернулось в прошлое.

Скамейка цвета рыжего лангуста —
Мне снился сон, а, может быть, в бреду…
На ней я перечитывала Пруста —
«A la recherche du temps perdu».

Там время ускользало без возврата,
Оставив увядать в саду цветы.
И отблеском туманного заката
Всю память детства воскрешаешь ты.

Где дедушка тайком копил ирис,
И вечерами, строго перед сном,
В карман пижамный, мудрый лис,
Подкладывал конфеты, точно гном.

И колкий поцелуй его в висок
Был мне дороже леденцов и басен,
В моем окне валторны медный рог
Трубил о том, как мир разнообразен.

Мне виделась и первая любовь
С щеками марокканского томата.
Когда от страсти закипала кровь,
А я, дрожа, шептала: — Нет, не надо…

Все пронеслось, как кадры из кино,
И те, ожившие, картинки улетели…
Казалось, это было так давно,
И не со мной, и не в моей постели…

Все началось в чернильной душной ночи,
Когда из одинокой пустоты
Слеза течет и острый камень точит,
Как гром небесный, вдруг явился ты.

И образ твой ожил и возродился
В моей душе, и голос зазвучал.
— Поверишь ли, но ты мне тоже снился,
Тогда еще, в начале всех начал.

Твоей судьбы истерзаны страницы:
И прошлой болью, и тоской души.
Не оттого ли ты, как раненая птица,
В пронзительной скрываешься тиши?

И если я случайно, ненароком,
Задела твои раны, милый мой.
Пусть это будет для меня уроком,
Что ты найдешь себя в другой, в иной...

На авто мое рыжий, кленовый
Прилетел бог невесть откуда.
Вот такое осеннее чудо
Потерялось, как пес бестолковый!

И прибилось к холодной карете
И не ждет никакого коварства.
Может, листья — они как дети?
Не для них ли Небесное Царство?

Или этот подарок без повода
Только мне лишь доверила Вечность?
Он теперь оголеннее провода,
Беззащитность весь и беспечность.

Коли выйдет седой дозорный,
Так метлой помахать для вида:
Не отдам тебя, мой беспризорный,
Цвета охры — звезда Давида.

Раз, два, три — я считаю дни.
Вот и время вдруг остановилось,
И глядят печальные огни
На меня, на то, что не свершилось.

Снег, лед, дождь — ворохом зима
Заметает нежно, понемногу
То, что я придумала сама:
Будущность и в никуда дорогу.

Глаз, век, слез — полная водой
Буря вдруг сменяется затишьем.
Раз, два, три — я напьюсь тобой
И прольюсь на лист четверостишьем.

Смотрю в твои печальные глаза
И душу в них читаю. — Вспоминаешь?
Сирени распускается лоза,
А слышу я, как Ты благоухаешь.

В глубоком омуте скупа слеза,
Там тихо страждет скрипка по Матфею,
И даль за окнами таинственно-сиза.
Я целый мир твой жажду и лелею.

Не думай, что глуха к твоим словам.
Я вся из слухового нерва — это данность.
В делах воздам, в речах не передам:
Нема как рыба я — такая странность.

Посмотри над собой,
Ты увидишь бездонное, вечное нечто,
С вереницами меди из ярких и тусклых огней,
Где медведи веками пасутся беспечно,
А у млечной реки полубоги купают крылатых коней.

Абсолют и химера
Сакрально сплелись в том мистическом крае,
И божественной мерой отмечено все:
от начала времен до конца.
Мне не страшно исчезнуть,
Я тихо, безмолвно сгораю,
Как сгорает печальный Поллукс в голове Близнеца.

Вот уж полночь, конец сентября. Урожаем
собираю я звездный, холодный, туманный эфир.
И шепчу лишь одно:
— О, Создатель, ты неподражаем!!!
Как постичь твой великий, таинственный, сказочный мир?!

Разливает чернила ночь,
Рассыпает звездную медь.
Я качаю малютку-дочь
Белых башен и гула средь.

Не познал этот город сна,
От того, что все слишком в нем!
А теперь еще и весна:
Запах почек и чернозем!

Все зовет окунуться в тушь —
Оборотную часть дня.
Зеркала бесформенных луж
Только звезд и влюбленных для.

В низовьях вен блуждает стук
Крови мятежной.
Пульсирует в запястьях рук
Мой голос нежный.
Он не творенье моих губ,
Он весь под кожей,
А звук, рожденный мною, груб
И односложен.
Все, что живет-кипит во мне,
Стекает лавой
Сквозь пальцы на моей руке,
Усталой, правой.
Моя душа теперь чиста
И неприкрыта.
А в сердце белого листа —
Клинок графита.