Материалы номера № 52 (360), 2018 г.

Ты сам не сможешь оценить
Тобою свитое пространство,
Ты лишь нанизывал на нить
Бег времени и постоянство,
Пока ты с небом говорил,
Не ты, увы, — оно решало
Дать иль не дать тебе тех сил,
Которых вечно мало, мало.

Пока твой брат каменотес
С усердием строгает камень,
Перед тобой стоит вопрос:
Как сделать тоже, но словами.
И живописец, и актер —
Они с тобою в той же лодке,
Но вот печально и не вздор —
Все вы безумно одиноки.

Твори, художник, но всегда
Пусть на прицеле будет вечность,
А не друзья и не судьба —
Судьба почти всегда конечна.
Увы, без славы, но твори,
А небо пусть умножит силы,
И кто бы что не говорил,
Не все искусству мы служили.

Когда строка берет за горло
И плакать легче, чем кричать,
Не поступи с собою подло,
Власть продолжая величать.

Они назначены — и только!
Они рабы своей судьбы.
Ты тоже б смог, да что в том толку,
Когда тебе пророком быть.

Учти — за звоном славословья
Венок тебе уже плетут,
Который встанет к изголовью,
А ты погаснешь на лету.

Любовь в своем лелея сердце
К земле, преданиям, друзьям,
Тебе дарует небо средство,
И им манкировать нельзя.

Ты одинок, ты независим,
Не видя своего лица,
Ты проводник одной из истин —
Быть только честным до конца.

А, Дедал — он мой друг, он — мастер.
Он придумал летучие крылья,
Он натер их воском, покрасил,
Наделил их мускульной силой.
И летал он с Икаром, с сыном…
Вот сидим мы — седой он, старый,
Вспоминает, как в небе синем
Потерял он сына Икара.

Друг мой Пигмалион — художник,
Он себе Галатею сделал —
Грудь и бедра с матовой кожей,
Дышат жизнью детали тела.
Он влюбился в творенье это,
Позабыв про возраст и сроки…
У творений вечное лето,
А состарился он одиноким.

Мой учитель Гомер пел людям.
Ах, какие  поэмы и песни!
Мы его похвалить не забудем,
Хотя он не нуждается в лести,
А вот чашу вина он взалкает
Да и фиников горсть примет.
У него жизнь была слепая,
Да и помним мы только имя.

Все они — без прицела на вечность,
А, поди ж ты, и получилось!
Время судит, и время лечит.
Есть у времени право и сила.
И поэт, и художник, и мастер,
И любой проводник мысли
Встретит вечность, а только счастье
Не создать пером или кистью.

Аплодисменты, шурша о стены, ползут по залу,
Поклон последний, артист усталый — в столбе софита.
Но вдруг покажется на миг, что сделал мало,
А "бис" провисший, он — не ему, а так, для свиты!

Снимался грим легко: как шкура с вареной щуки,
Он бросит в угол сюртук тяжелый — промок от пота.
И дрожь в ногах, от напряжения пляшут руки,
А в дверь с опаской стук — заявился зачем-то кто-то.

Вошел знакомый, вошел банальный и серый вечер,
Принес коньяк, цветы и грубо улыбку срезал.
Была усталость и было просто ответить нечем,
А вечер мягко облокотился на спинку кресла…

Он панибратски был неприветлив с моим героем:
Он хороводил, не мямля глупо пустое "здрасьте!"
Своим молчанием он восхитился его игрою,
Но в тишине артист расслышал: "А ты, брат, — мастер!"

А хотелось ведь подчас,
Звонко щелкнув каблуками
И по-птичьи щебеча,
Глупо развести руками.
И не думать ни о чем,
Слепо следовать по кругу
До команды "горячо",
До сердечного испуга,

Но ведь был окончен бой,
Просто не было салюта,
Ни победы, ничего —
Просто наступило утро,
Растворилась дура-ночь,
И не надо ждать приказа —
Прочь устав, казарма прочь,
Дальше — матерная фраза!

Не крылья — укрепились костыли,
Не подвспорхнуть мне больше от земли.

Тащусь — меня устраивает мой лес,
Я по нему хромаю до небес.

Еловой шишки нераскрывшийся бутон,
Как чешуею рыбьей оплетен.

Вот — муравья-друида Эверест,
Его предназначение и крест.

Неспешна комариная возня:
Они как дома у себя в сенях.

А солнечной лучиною луча
Лес освещен — горящая свеча.

Соломенная суть, соловый путь,
И силы нет, чтобы с него свернуть.

С кем разделить открытия свои?
Есть днем синицы, ночью — соловьи.

Чтобы глаза не выхлестали ветки,
Иду, почти смыкая напрочь веки,
Иду на ощупь или наугад,

Бреду, уже мечтая о ночлеге,
Своей судьбы погонщик или пленник,
Не чувствуя: дождь, град или пурга.

Освоив междометья и артикли,
Мы к чужеродству так и не привыкли.
Я не привык и все мои друзья —
Размазывать оскомину по небу.
Оставшись гордецом, мальчишкой, снобом,
Не поверну, не возвращусь назад.

Наверняка я — пасынок эпохи.
Мне тоже предлагался твердый посох,
С которым можно было… Я — не взял!
Ну что такое: быть одним из многих
И не иметь своей судьбы, дороги?
Не сомневаюсь — я пошел не зря.

Кончается мое грибное лето.
Могу сравнить с холодною котлетой
И женщину, и книгу, и мечту,
Которых даже сравнивать не надо
С той бурей, тем безумным водопадом,
Которые мне были по плечу.

Пишу не от души, а от безделья.
Пишу не от тщеславья, не для денег,
Не исповедь пишу и не дневник,
Не мучаюсь из-за негодной рифмы:
Нужны уже другие алгоритмы,
Чтоб радоваться и купаться в них.

Дарил цветы и на свиданья
Я приглашал прекрасных дам.
Там были ручек целованья,
Горели щеки со стыда
При неприличных комплиментах,
Там были вздохи и мечты,
И были тонкие моменты,
И ощущенье пустоты.

Они прошли, все дамы, мимо,
И потому я, верно, жив,
Что называл своей любимой
Свою жену, а не чужих.