|
Материалы номера № 06 (366), 2019 г.
СВЕТЛАНА ЛЕОНТЬЕВА
КОЛЬЦО МИРОЗДАНЬЯ
Светлана Леонтьева — поэт. Родилась в городе Свердловск. Окончила Высшие Литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького. Главный редактор альманаха "Третья столица". Живет и работает в городе Нижний Новгород. Автор многих книг и публикаций.
БРАТЬЯ
1.
Они уже старше не станут. Замкнулось
кольцо мирозданья. И оси, как спицы
тугих колесниц — искривленье, сутулость
за линией. Тропки, дороги, станицы.
Теперь мои братья, что Каины. Им ли
выкрикивать грубо: "Я брату не сторож!"
Как нас размосковило-то. Ели-пили.
"Не сторож я брату. Не сторож сестре я!" —
а нынче мы порознь.
2.
Мы — братья по вере. Хорош отрекаться:
"Не будем мы братьями…" значит, паяцы,
шуты, скоморохи, петрушки, моркохи.
Стреляй! Вместе сдохнем.
3.
В обнимку! Каким местом в сердце
ты думаешь? Киевским думай вокзалом!
Ты думай вот этим каштаном. И берцем
на раненой пулей ноге. Слободаном
Милошовечием, думай Фиделем Кастро.
У нас еще есть время. Аннушка масло
не все разлила. Мы еще страстотерпцы.
Ты целишься?
Целься!
4.
Жду тебя. Не выпадай из ребер. Из груди.
Тем более этой ночью.
Жду тебя. Хотя я безумно, безмерно стара.
Брат, Иванушка, что же ты сердце так в клочья?..
Тело здорово, душа – словно спиды да рак.
Клиника. Здесь бесполезна совсем медицина.
Даже больница, что на Фиваиде, на острове,
может быть, Ноя позвать?
Души спасти! Чтоб виновную вместе с невинной.
Душу обиженную и обидевшую. Сына, мать.
Тварь я дрожащая! Жду тебя, братец, где б ни был!
На переправе. У Припяти. Возле былинных мостов.
Телом над болью витаю. Ты боль мою выпей.
Раны мои забинтуй у могил и крестов.
Хочешь сама мостом лягу, чтоб плавились кости?
Хочешь, племянниц тебе нарожаю. Племянников! Все
богатыри! Селяниновичи, Даниилы да Кости.
А богатырши Настасьи в девичьей красе.
5.
Знобит. Рожаю ли. Болею. Иль катком
по мне асфальтовым прошлась моя земля.
Полынною звездой, разодранной, ползком
восходят небеса. Они из хрусталя.
О, если мне рожать. О, если мне болеть.
Когда в тех самых днях я женских занялась.
Подушек кружева. Овечья шерсть. Исеть,
и Волга, и Ока – отходят воды враз.
Отход вод из меня, морей во мне отход.
Считаю корабли, как Мандельштам считал их,
околоплодных рек, околоплодных вод.
А где-то Крестный ход, базар, гудки, вокзалы.
Там кладбища, кресты, там церкви кружева.
Моя мне плачет жизнь в рубаху расписную.
И сквозь меня исход, и сквозь меня Москва,
весь мир меня смолол, теперь я существую.
За то, что ночевал. Пережидал снега
со мной, при мне, в моем распахнутом сном теле.
Не выжить я должна. А высмолить века —
продлиться, перелить Спас яблочный. Спас Велий.
Вымучиваю. Длюсь. Я — рана. Женский путь.
Затылочек, висок и слабенькие кости.
О, как я жить хочу. Безумно пить хочу.
Реву, ору, кричу и плачу я от злости.
А воды из меня — уже красны! Страна
у нас такой была, и флаг, и галстук в школе.
Когда восходишь так, нет в теле выси, дна
и срама нет! Одна есть воля, бабья доля!
Есть тело. Стоны. Хруст. И мокрый пот со щек.
И колыбель. Купель. Бинты и одеяло.
Рожаю Русь. Народ. И слово, что изрек
былинный братец мой, когда его разняло.
Гончарный круг, фру-фру, всех горлиц и зегзиц.
Брат, слышишь? Подойди! К груди кладу младенца.
Я — раненая мать.
Склонюсь, паду я ниц,
лишь только возвернись!
И не стреляй мне в сердце!
6.
Но строчит пулемет.
"Град" бьет.
ИЗ ЦИКЛА "ЗИМНИЕ ЛЮДИ"
1.
Раздробленный архипелаг,
пишу тебе, солнечный луг.
Мне друг нынче больше, чем враг,
мне враг нынче больше, чем друг.
Пишу тебе, твой алый флаг,
березовый твой хоровод
разбит!
И к добру кулак
и к злу он пришит, притерт.
Раздробленный, скошенный на
частицы. Лежит хребтом
наружу. Вот так из окна
вываливаются пластом.
Чего же я здесь сижу.
И с кожей — так больно, что жуть!
И с кожей, какого рожна
читаю твои имена.
Лежишь ты: наружу хребтом!
Скукоженно тело прижав,
всю землю, леса, дебри, ржавь,
вокзалы, матрешки, дом.
И много еще домов
в груди твоей! Городов
сгоревших, затопленных, сном
забывшихся! Не умирай!
Мы с яблоком — через рай,
дорогу, село, очаг
в раздробленный архипелаг…
2.
Было бы чужое, не болело бы так.
Было бы чужое, не горел бы кулак.
Я тебя вынашивала, словно сына
здесь под сердцем близко, радостно, невыносимо
боясь потерять
ее, выскальзывающую, тонкую, крошечную.
Я тобой бредила, что короной царя,
тутовым деревом, что шелкопряд.
Бредят так редкою ношею.
Накопленьями бредят так в теле сберкасс,
выигрышем, как лотошница.
Пылинки сдувала. Горлом выхлестывала слова,
видишь, вон тот хоровод, что на Троицу?
Белояндрик былинный не стал бы так рвать
за тебя вточь, как я, и не стал бы так ссориться
против стайки усталых, подросших, седых,
зарифмованных женщин под небом, под пеплом.
Разве им объясню разницу звуковых
и беззвучных согласных? Оглохла б, ослепла
за тебя! Помнишь, Баха токкату минор,
неуживчивый город, трубач, капельмейстер.
За тебя я не только бы ринулась в спор,
за тебя бы не только погрязла в протесте.
За тебя я прозябну в далеком Асбесте.
Хоть не ведьма, пойду за тебя на костер!
| |