 |
Материалы номера № 11 (383), 2020 г.

ВИЗАНТИЙСКАЯ СЛОВЕСНАЯ РОСКОШЬ ВЛАДИМИРА АЛЕЙНИКОВА 1
 В грустном раю дышится более вольно, чем на юношеских, легко одолимых кручах, но грусть эта связана с мудростью, позволяющей утверждать, что душа не имеет возраста… Или все же?.. Стихи Алейникова насыщены и мелодикой, и мыслью, и собственным видением мира, и каталогами картин реальности; они предметны по большей части, а когда касаются мира метафизических основ становятся воздушными, прозрачными:
Она без возраста, душа, Но так идет ей, право слово, Все то, чем юность хороша, — И молодеть она готова. Да только зрелость — грустный рай, В котором всякое бывает, — И чувства, хлынув через край, Свой тайный смысл приоткрывают.
Сложно анатомировать то, что анатомии не поддается, но поэту приходится подчас. Иначе — не вызреет мед тончайших стихов, не насытит эстетическое чувство еще способных слышать поэзию, да и тайный смысл чувств останется закрытым. И — музыка, определяющая часто жизнь стихотворения, зажигается вновь, играя и переливаясь звуковыми оттенками: а их много у Алейникова в палитре:
Откуда бы музыке взяться опять? Оттуда, откуда всегда Внезапно умеет она возникать – Не часто, а так, иногда. Откуда бы ей нисходить, объясни? Не надо, я знаю и так На рейде разбухшие эти огни И якоря двойственный знак.
Версты жизни и вехи возрастных рубежей, крымские красоты и звездные мерцания — стихи Владимира Алейникова, касаясь галактических бездн, живут самым важным — не срываясь в пустоты, не рассыпаясь искрами тщетных игр, но конденсируя ту меру соли, которая необходима подлинной поэзии.
2
СМОГ бушевал, турбулентно закручивая реальность, СМОГ призывал изменить угол зрения, постигая скрытые краски мира и расшифровывая очевидные; СМОГ сходил на нет постепенно, оставляя поэтические следы; и В. Алей-ников, вышедший из недр этой группы, пошел дорогою своей: звездчатых строк, крепко врезанных в реальность:
Из детских глаз, из вешнего тепла Восходит это чувство над снегами, — И если жизнь к окошку подошла – Быть музыке и шириться кругами, Быть музыке великой и звучать, Так бережно и пристально тревожа, — И если ты не знаешь, как начать, То рядом та, что к людям всюду вхожа.
Вот великая, вечно рядом кружащаяся музыка: музыка бытия, услышанная поэтом, музыка, чьи мелодии и аккорды зафиксированы в лентах строк, идущих накатами волн — но песок, на который они ложатся: солнечный песок вечности.
О! алхимически смешанные рай и ад! Великое время краткой жизни, включающее все!
Киммерия, северные области Ойкумены, расширенной до пределов всеобщности, сжатой до возможности стиха:
В киммерийском раздолье, чей лад – Сущий клад, Божий сад, рай и ад, Больше — все-таки рай, ибо в нем Реже страхи да игры с огнем… В жизни больше рая или ада?
Не то, что каждый решает для себя, но анализ, в сущности, невозможен, ибо ад одного обернется раем другого. В стихах Алейникова метафизика дается через образный строй, раскрывающийся густо, с обилием деталей, с разнообразно нагруженной строкой. Емкой, как правило; с нотами византийской величественности порою. Храм усложняется, он множится на современность, он сияет своеобразием поэтического мастерства Алейникова:
В пальто обшарпанном, изранен и упрям, Не ты ли рощу видывал нагую, Что листьев ждет, открытая ветрам, А ночь ведет, подобно входу в храм, Хранящий нашу веру дорогую.
Кажется, разные голоса бушуют в лаборатории поэта, ничуть не уменьшая его самостоятельности: то львинораскатный Державин, то мощногласый Ломоносов, то мудрострокий Волошин… Мерцания, игра смыслами, тени, наползающие на реальность, чтобы быть отогнанными силой строки, как заклинанием. …и все же крутится, заверчиваясь туже и туже, турбулентность некогда шумевшего СМОГа, крутится, поднимая руду стихов к космическим пространствам вечности.
Александр БАЛТИН
|  |