|
Материалы номера № 03 (387), 2021 г.
ЕМКОСТЬ И ГЛУБИНА В ПОЭЗИИ ЕВГЕНИЯ СТЕПАНОВА I
С ветвей верлибра осыпаются серебряные звезды смысла: срываются смысловые листки, чтобы нечто прояснить в запутанном, сумбурном мире:
вспышки памяти пра-памяти тоннель выход в свет-свет-свет — ослепляющий лица глаза свет-свет-свет — освободительный
Память, чьи механизмы так сложны, словно раскрывает — приоткрывает — свои лабиринты, тоннели, и ощущение реинкарнации становится более отчетливым: как закон, не сформулированный наукой… Антропологией, например. Но вектором более сильного сияния остается в своде творчества Евгения Степанова рифмованный стих, связанный с классической традицией, которая, в сущности, и дает хлеб, насыщающий алкающую душу.
— Я не пожелаю и врагу Времени, когда судьбу итожишь. Господи, я больше не могу. — Можешь. — Господи, я больше не хочу Горького земного шоколада. Больше не хочу ходить к врачу. — Надо. — Господи, я жить устал в борьбе, Мучает нечаянная рана. Господи, возьми меня к себе. — Рано.
Стих сделан жестко и четко, он не допускает альтернатив и дышит мужеством — и мужество это отливает синеватой сталью: которую не согнешь. Или сверкает огнями стоицизма: простого, как вода, сложного, как устройство космоса. Космос в нас: о чем хорошо пишет Евгений Степанов:
Это надо тебе, это надо Уяснить как последний наказ. Нет, похоже, ни рая ни ада. Если есть — исключительно в нас.
Этот космос достаточен и велик, разнообразен и насыщен, и полыхающие адские полосы вполне могут наслаиваться на великолепные картины малинового рая… Сознание — особенно человека нашего времени — двойственно, амбивалентно, плюс бесконечные ленты ассоциаций, ассоциативные ряды, где одно цепляется за другое, все сложно соединяется, переплетается, увеличивая сложность бытия; и Степанов хорошо фиксирует это в стихах, внешне простых, строго исполненных, внутренне — углубленных, тяготеющих к безднам.
Я прошел сквозь года. Накопилась усталость. Кроме чувства стыда, Сильных чувств не осталось. Кроме чувства стыда За грехи и огрехи. …Нет кромешней суда И печальнее вехи…
Своеобразна и религиозность, пронизывающая стихи поэта: она как будто не имеет ничего общего с церковностью: но — более высокой меры: судить себя предельным судом, не дожидаясь высшего… Интересен и иронический аспект поэзии Степанова: недопустимо для него соскальзывание в стеб, в низовую иронию — поэту присуща скорее самоирония. Вот уж над кем он с удовольствием посмеивается — так это над самим собой. Еще интереснее, когда линии иронии проникают в пространство метафизики: живописуемая картина становится выпуклее, объемнее:
Скрипит колымага моих полушарий И катит — незнамо куда. Чем юность безумней, тем старость кошмарней. Так было и будет всегда.
Евгений Степанов зажигает яркие звезды своих стихотворений — и хочется наде-яться, что свет от них будет исходить долгие гирлянды лет.
II
Картина, нарисованная просто — с виртуозным использованием инструментария поэзии, завершается феноменально-неожиданно: дыханием булыжников, как доказательством того, что все одушевлено:
Идет сам к себе и пытает судьбу, Не зная тепла и почета, Невзрачный старик. И бубнит «Бу-бу-бу…», Невнятное, странное что-то. А может, он шепчет святые слова, Которые нынче не слышат? А ветры гудят, и скрипят жернова Времен, и булыжники дышат.
Старик, привлекший внимание поэта, точно получает другую жизнь: или — продолжается в жизни стихотворения, живущего сложными смыслами… Скрип жерновов времени — это лейтмотив многих стихотворений поэта. Евгений Степанов часто использует контрасты — для большей яркости зажигаемых огней. …Ибо стихи, не вспыхивающие огнями, бессмысленны; ибо неоправданная творческой сверхзадачей словесная игра чревата дебрями бессмыслицы, в которых бедная мысль будет плутать без толка… Краткость верлибров‑афоризмов напоминает полет стрелы:
На каждом шагу предательство. На каждом шагу любовь. Что ты увидишь?
Туго спущенные с тетивы таланта стрелы поражают цель с математической точностью: убивая штампы, обогащая мировосприятие читающего. Евгений Степанов использует все средства выразительности: от классического стиха до верлибра, от палиндрома до белого стиха; и естественность дыхания поэта создает картины столь изначальные, будто стихотворение существовало всегда:
Жизнь бежит, полосатая зебра, Огибая леса и моря. Я иду вдоль родного Несебра, На декабрьские волны смотря. Здесь зима не зима, просто слякоть, Просто на сердце грустно чуть-чуть. И не хочется много балакать О годах, что уже не вернуть.
…Ко всему прочему — жизнь бессмысленна, если не зафиксирована в слове, и то, как делает это Евгений Степанов, заставляет — через эстетические переживания — задуматься о многом.
Александр БАЛТИН
| |