Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 10 (394), 2021 г.



УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН

Уистан Хью Оден (родился в 1907 году в Англии в городе Йорке, умер в 1973 году в Австрии (Вена) — англо-американский поэт, ставший после Второй мировой войны гражданином США. Стал почетным доктором литературы Оксфорда в 1971 году и на следующий год почетным доктором литературы Лондонского университета. Похоронен в Кирштеттене (Австрия).



ПАМЯТИ ЗИГМУНДА ФРЕЙДА

Когда так много тех, кто должен быть оплакан,
Когда публична скорбь, и обнажилась вдруг
Посредством критики эпохи целой
Сознания мучительная хрупкость,

О ком нам говорить? Уходят каждый день
Те, кто, живя меж нас, творил для нас добро,
Кто знал, сколь труд их мал и скромен, но
Надежды не терял, пока был жив.

Сей доктор был таким: и в восемьдесят лет
Хотел обдумывать он жизнь вне жестких правил,
Тогда как те, кто был моложе, предпочел
Под действием угроз и лести сдаться.

Но вот, желанью вопреки, сомкнул он веки,
Не досмотрев объединивший всех финал,
Когда, родне подобно, сгрудились проблемы,
Объяты ревностью при виде нашей смерти.

Ведь ночи фауна была с ним до конца,
Им изучаемые тени дожидались,
Вплотную обступив его, когда же
Он в светлый круг познанья впустит их.

Но отвернулись в разочарованье,
Едва, утратив к жизни интерес,
Уехал вынужденно в Лондон и в изгнанье
Вернулся в землю выдающийся еврей.

Ликует только Ненависть в надежде
Расширить практику его, да те «клиенты»,
Что, не очистившись, решили исцелиться,
Убийства множа и сады засыпав пеплом.

Пусть они живы, но их мир преобразован
Всего лишь тем, что смог он оглянуться
Без ложных сожалений, как тот старец,
Что памятлив, и, как ребенок, честен.

Он вовсе не был мудрецом: он лишь сказал,
Что горе нынешнее, вчитываясь вновь
В минувшее, — как школьник на уроке
В стихи, — однажды подойдет к черте,

Нас отделившей от вины неискупленной.
И мы узрим внезапно нашего судью,
Поймем, как жизнь была богата, как глупа,
И, от нее приняв прощение, смиренно

Приблизимся к грядущему, как к другу,
Без гардероба оправданий, без
Застывшей маски правоты и жеста
Неловкости, что сделалась привычной.

Не диво, что тщеславный древний мир
Связал с его методой низверженье
Престолов и закономерный крах
Столь прибыльных систем закрепощенья.

Когда б добился он успеха, наша Жизнь
Избегла бы диктата обобщений,
И дал бы трещину Всевластья монолит,
Убийцы не смогли бы сговориться.

Они взывали к Богу, он же брел
К заблудшим вниз, своим путем, как Данте, — вниз,
В зловонную лощину, где страдальцы
Вели отвергнутых уродливую жизнь.

И он нам показал: зло не в деяньях,
Что, как считали мы, достойны кары,
Зло есть безверие, бесчестность отрицанья
И притеснителя разнузданная похоть.

И пусть порой сквозила деспотичность,
Ему претившая суровость патриарха
В том, что и как он говорил, в его чертах, —
Все это было лишь защитной маской,

Ведь в окружении врагов он жил так долго,
Да, ошибался, и порой абсурдно,
Но он для нас уже не просто личность,
Его воззрения отныне — словно климат,

В котором разные мы проживаем жизни,
Погода так же не стремится нам потрафить;
Гордец и дальше будет пестовать гордыню,
Но с ним в уме не так-то это просто,

Тиран считаться будет с ним, о том не зная:
Ведь им осенены попытки роста
Повсюду, простирается влиянье
Его до самых захолустных герцогств,

Оно везде до мозга костного проникло:
В тоске ребенка в его детском государстве,
У очага, что исключал свободу,
И в улье, где тревога вместо меда,

На избавление надежда ощутима,
С тех пор, как скрытые травой забвенья
Столь многие и важные предметы
Проявлены его упорным светом

И драгоценными к нам возвратились вновь;
Во взрослом возрасте заброшенные игры,
Слова и звуки, что постыдными казались,
Гримасы, что мы корчили тайком.

Но большего он нам желал. Свобода
Порой нас одиночит. Он пытался
Связать все, что разъяли мы в угоду
Благонадежности и чувству правоты,

Вернуть нам остроумие и волю —
Мы ими пользовались только в спорах,
Что иссушили разум, — сыновьям
Всех материнских чувств вернуть богатство.

А сверх всего хотел он, чтобы мы
Не забывали поклониться ночи,
Не только восхищаясь тем, что чудо
Вершится постоянно в ней, но так же

И потому что ей нужна любовь:
Ее создания печальными глазами
Взирают из низин в мольбе безмолвной,
Они, изгнанники, о будущем тоскуют,

Что только в нашей власти, просвещенью,
Как он, они хотели бы служить,
Снося, быть может, окрик наш «Иуда»,
Как он сносил и все, кто делу предан.

Глас разума умолк. Скорбят безмерно
Все наши страсти над его могилой,
В кручине Эрос, городов строитель,
И анархистка Афродита безутешна.

Ноябрь 1939

Перевел с английского Илья ИМАЗИН



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru