 |
Материалы номера № 12 (408), 2022 г.

ВЛАДИМИР АЛЕЙНИКОВ 
Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
ЗВОНКАЯ СТРУНА СРЕДЬ ЯНВАРСКОЙ КИЕВСКОЙ ТЬМЫ
Сохрани мне зрение, небо! Не томи зрачок слепотой! — Ах, встречаться б нам не в огне бы — В повседневности непростой. Сохрани нас, Господи, грустных, Средь январской киевской тьмы, Чтоб в движениях безыскусных Не могли раствориться мы. Говори нам, Господи: «Братья! Вам впервой ли здесь зимовать?» — Пред небесною всею ратью Не пристало озоровать. Как воробышек незамерзший, Скачет сердце — за веткой ствол, — Не умерший и не умолкший, Ты куда, словно день, забрел? В города, застывшие мнимо Пред Рождественской красотой! — Что любимо нами в даримом, Обозначенном простотой? Ты, о Господи, разберешься — Нам же, сгустками по глазам, Как ни рвешься и как ни бьешься, Поначалу узнаешь сам, Каково оно, расстоянье, И каков он, сумерек снег, — Вот и выбор, вроде бы ранью Просветляется человек. И опухшие густо веки, И гульба воробьев по ветвям Не скрываются в человеке, А острастку дают кровям. Не златою сенью парчовой, Не отчаяньем на ветру Я воспринял что-то толково — И, почуяв, здесь не умру. Не страной крыла воробьиного, Не звездами над головой Реет веянье для невинного, Облетевшей лежит листвой. Вот он, клок над крышею серою, Там, за проблеском, как в очах, — Не напрасно с такою верою Пробуждаемся мы в ночах. Что бессонница? — тень бездомицы, Неуюта кривая прядь, Чтоб кормилицу от питомицы Научились мы отличать. Что беспамятство? — след безвестности, Закрывание тех же вежд, — Заплутается в неизвестности Трижды принятый без надежд. Я опять-таки — и скажи теперь — Что же кружится? — что же кажется? Не открыта ли для набега дверь И веревка в узел не свяжется? Вот звезда стоит, вот звезда, Проявляются города, — И чудовищный негатив, Как ни странно, и сыр, и жив.
ГРОЗА ВБЛИЗИ
Покуда нет еще причин, И надвигается нелепость Рыбацких взмыленных путин На Петропавловскую крепость, Хоть видит око, зуб неймет И нет покоя Атлантидам, Кому, скажи, на ум придет Внушить мигрень кариатидам? Покуда срок, неукротим, Вбирает вишен каротин, Глотает выси витамины, И львы лежат, неутомимы, На страже доблести морской, Зачем повеяло тоской? Кому, скажи, душа моя, Чужие грезятся края, И растворяется в молве Купанье темное в Неве, И пересохших губ обман Отринет нови атаман? Кому там в голову взбрело Всыпать по первое число, Шифровкой пользуясь извечной, Жаре совсем бесчеловечной? Кому взорваться довелось? Кому в азарте удалось Пробраться в наши Палестины? — Бумагой тихо шелестим мы, Свои каракули щадя, Внимая трепету дождя. Для полноты его сначала Одежда к телу прилипала, Стоял собор Петра и Павла, И кто-то кофе недопил, Глупили, лязгая, трамваи, Сигнал к восстанию срывая, И, заговорщиков скрывая, Июль волнение топил. При полнокровии змеистом Шаляй-валяй дарили листьям, Цыплят для осени считали, Шептали милые слова — И просчитались, задыхаясь, В объятьях дури чертыхаясь, И убежали, спотыкаясь, И не догнать их, — черта с два! Не привередничая с нами, Грядущий дождь играл челнами, Шутил звонками, именами, Колоду лени тасовал, Бодрился в ревности бесплодной, Читая все поочередно, И на концерты, что немодно, Нам приглашенья раздавал. Неуязвимые порядки Теперь он сгреб единой хваткой — Лихая мгла его несла От коромысла до весла — И в подчинении невинном Томиться нечего лавинам, — От тучи к туче по цепочке Крадутся молний коготочки — Грозе, пришедшей с посошочком, По нраву города гранит, — Разливы нильские милее, Но царскосельские аллеи Снесутся с влагою смелее, Покуда Ладога темнит. Гроза извилины вбирала, Но никого не выбирала, Мечи меняя на орала, Ораву радости даря, — Не так ли мы в пылу полночном, Необъяснимом и бессрочном, Вверяясь правилам неточным, Бредем, судьбу благодаря? Готовя давеча котомку, Уже оплавленная кромка Хотела в странствия податься И в небосводе разобраться, И горизонтом называлась, И без резону раззевалась — Волынил попросту закат, Пока разлеживался полдень, Покуда ртутный перепад На шею ночи вешал орден, И чушь несли на огород Для бальных тапочек острот, И всплеск хотел, неугасим, Сравниться с ластами гусынь Да кур нечетким отпечатком, — Вином почета непочатым Чухонский привкус, перегрет, Готовил вкусов винегрет, Отождествляя понемногу Нагую горестей подмогу С недомоганьем новостей, Оставив происки гостей, — Любви несжатая полоска Слепила пальцы, как известка, Уже ни в чем не сомневалась, Пологой влагой наливалась, — Вовсю чинили ералаш, Долготерпение упало, И пятипалый прилипала Разрушил Душенькин шалаш, — Излишки слов перебродили, Ему виски посеребрили И, чтобы сдуру не отвык, Вручили вычурный язык Для пониманья побратима, — Отсюда краткая картина, Покуда сплыл и был таков, — И отпущение грехов. Уже отсюда в двух шагах Колосс на глиняных ногах, Уже забросил в Нагасаки Глазное яблоко Исаакий, Накал каналов расплескал Неповторимый зубоскал, Улыбку ладную скрепляя, Как паруса при Николае, И славен гул его лагун, И сладок думе, кто не лгун. Он из намерений благих Придет, весомее других, Коль не забудем мы тогдашних Умений выбраться из зряшных Так называемых пригод, Как говорят на Украине, — Не приберечь ли окарине Лады для лагоды и льгот? Да наплевать! Не тот ли ход Нам сообщал, чему поверим, Чтоб не водились вы со зверем? Уж не подземный переход Придет, весомее несметных Передвижений несусветных, Рассвета полчищ безымянных, Напевов точных и желанных, — И на земле, что вдаль легла, Делам людским не помогая И берега оберегая, Зажжется, может быть, другая Адмиралтейская игла.
НА СОН ГРЯДУЩИЙ
Едет едет Митридат умудрен и бородат полон ненависти к Риму и сердит неукротимо а вокруг его солдаты скифы тавры и сарматы и высокая стрела в небе птицею цела и суда играя смело с невозможностью предела бороздящие моря поднимают якоря и звенящая струна словно действие вина под горячими перстами правит дерзкими сердцами ах струна и тетива! где сложила синева утомившиеся крылья стала памятью и пылью? где широкого меча ревность к плоскости луча? резких выкриков горячесть уж не статуи ль незрячесть? не слыхать ли на Боспоре где разгуливает горе? не подспорьем ли ему служат выходы во тьму? — я-то видывал немало! но виденье миновало — и походы не с руки и невзгоды нелегки я-то хаживал в пыли видел в море корабли на холмах и берегами век измеривал шагами где упала синева уцелела голова а струною с тетивою станут любящие двое в небесах касатки целы но теперь другие стрелы при себе несет Амур шаловлив и белокур спи любимая! коль скоро с морем обнятые горы даровали нам крыла ты Тавриду поняла будет зимнее открыто — в тетиве твоя защита выйдет полная луна — с нами звонкая струна новолуние наступит — в небе птица приголубит от горячего луча хороши твои плеча донесут ли нам цикады Митридатовы тирады? небылицы прилетят поклониться захотят помолись за тех кто в море кто растаял на Боспоре кто изведал ведовство и победы торжество спите славные солдаты скифы тавры и сарматы — ехал ехал Митридат прямо в пение баллад под окном трава степная пахнет дрему нагоняя веет шорохом в саду смотрит город на звезду ходит в гости к нам сверчок дверь закрыта на крючок дремлют в золоте ресницы — это осенью приснится.
ГДЕ ВСЯ ОДЕССА
Сюда, где вся Одесса на виду Иль на людях — пока еще не знаю — Негаданнее, стало быть, приду — А ныне говорю, припоминая, Чтоб выплеснулись всласть, как никогда, Листвою воспаленною увиты, Трамваев беспокойная езда И обнятые полуднями плиты. И прелести немеркнущий намек Оттуда, где Левант изнемогает, Разнежился и словно занемог, Но исподволь томит и помогает. И воздух, укрупняющий черты, В завидной невесомости сохранен, И некогда расспрашивать цветы — Их перечень заведомо пространен. Так мягко надвигаются дожди, Что поступью красавицы осенней Биение, возникшее в груди, Мелодии верней и совершенней. Столь много зародилось не вчера Попыток отрешенья и порыва, Что моря безмятежная игра Очерчена изгибами залива. Хождения по мукам не видать — Найди его, приметы разглашая, — Ведь будущему проще помогать, Хождение по крышам разрешая. И что тебе раздумия судьба, Когда не донимают из туманов Акаций средьсентябрьская резьба И целая колония платанов. И что за безнаказанный каприз Помог неописуемо нарушить Лепнины сплин, осыпавшийся вниз, И помыслы досужие на суше? Теперь я вопрошаю у тебя, Раскаянья раба и упованья, — Куда ты подевала, разлюбя, Авзонии одно воспоминанье? Не слышала ль, кого я навестил, Где подняли наполненные чаши — И кто меня и принял, и простил? Ужо тебе, кормилица-мамаша! Постигну ли когда-нибудь с утра Торжественнее благовеста ветры И это воплощение добра Под флагами Гермеса и Деметры? Так трогательно вышептаны ртом Ограды, как привет из океанов, Фронтон, балкон — и скошенный притом, И странная традиция Фонтанов! Но что же безвозвратное внесу Из молодости, горькой и чудесной, Сюда, где вся Одесса на весу, Как чайка одинокая над песней?
ФЕОДОСИЯ
Богом дарованный город! Где ты открылась? кому? — Там, где захлестывал холод, Еле вглядишься во тьму. Там из узоров оконных Еле видны вдалеке Пастбища запахов сонных Или следы на песке. Там различаю невольно И постигаю вполне, Как широко и привольно Ты прикоснулась к волне. Что старина? — словно локоть — Ну-ка опять дотянись, — Только минувшее трогать Мы наклоняемся вниз. Там, в этой шахте догадок И наслоеньях пластов, Голос минувшего сладок И отозваться готов. Это смятенное эхо — Словно разбуженный сад, Где, что ни шаг, то утеха, Слога дремотного лад. Если же голову вскинуть — Может гордиться душа, Что заповедные вина Пили и мы из Ковша. Льется ли звездный напиток Прямо в сухие уста — Соль застывает попыток, Затвердевает, чиста. Что ж! — запрокидывай лица С болью чела от венца — Мне ль пред тобой повиниться? Ты — половина кольца. Где же частица другая? Созданы мы для зари — Только, небес достигая, В сердце чужих не бери. Кто же кольцо воедино Соединит навсегда? Это — уже поединок, Это еще не беда. Так принесите же, Музы, Хоть песнопенья мои К берегу прежних иллюзий, К мысу святого Ильи.
ДОМ
Где солнца явленье, как выварка соли, В кипящей от счастья садов гущине Иглою коварства кольнуть не позволю Крамолу пространства, — ведь силы при мне. Пусть яма воздушная, вроде ловушки, Разбросанных в небе летающих ждет — Еще на реке распевают лягушки И ближе к полудню паденье не в счет. И думы, в отличье от мыслей невнятных, Забытых, как листья, в скупой синеве, Яремными венами лоз виноградных Протянутся к дому — к его голове. Ему не впервой, отодвинувши шторку, К затылку прикладывать влажность теней — И гостеприимство войдет в поговорку — Ведь он, как хозяин, скучает по ней. Он взваливал на плечи наши разлуки, Забыв, что смешон, и признав, что нелеп, — Он так по-отцовски протягивал руки И даже сегодняшней выпечки хлеб. Он выразил окнами волей-неволей Все то, что слыхал в фортепьянных азах, — И как-то сдружился с неслыханной долей, И выплакал очи, и вырос в глазах. И если сейчас, отстранясь от разбоя, Себя он по-прежнему в жертву принес, Стеной защитив и всецело с тобою, Ты с ним воедино? — ну что за вопрос!
|  |