|
Материалы номера № 12 (432), 2024 г.
«ПУТЬ ГОРЯЧЕЙ ЛЮБВИ И ПЕЧАЛИ…»
Семён Яковлевич Надсон (1862–1887) — замечательный поэт, продолжатель лермонтовских и некрасовских традиций, оставивший свой яркий след на звездном небосклоне русской литературы. Судьба щедро одарила его поэтическим талантом, но в то же время отмерила слишком мало лет — всего 24 года. На 25-м году жизни Надсон скончался от чахотки. Он долго боролся с мучительным недугом, пережил несколько неудачных операций, однако в то время болезнь была практически неизлечима.
Умер от чахотки, умер одиноко, Как и жил на свете, — круглым сиротою; Тяжело вздохнул, задумался глубоко И угас, прильнув к подушке головою. Кое-кто о нем припомнил… отыскались Старые друзья… его похоронили Бедно, но тепло, тепло с ним попрощались, Молча разошлись — и вскоре позабыли*.
Так заранее хоронил себя 20-летний юноша-поэт в 1882 го-ду. В этих предсказаниях он был недалек от истины. Сегодня о его литературном наследии мало кто вспоминает, имя Надсона известно лишь специалистам и редким читателям — страстным любителям поэзии. Между тем в 1880-е годы, на которые пришелся расцвет творчества поэта, он был необыкновенно популярен среди своих современников. Надсон сумел лирически выразить мироощущение своего поколения, вот почему читающая публика с восторгом встречала каждое его новое стихотворение. Демократическая молодежь видела в Надсоне своего кумира. Но душе поэта были чужды славословие и дифирамбы:
К чему мне шум похвал <и> гром рукоплесканий, Когда никто из них всем чувством и душой Не пережил со мной былых моих страданий И не измучился житейской пустотой… (332).
Поэтическое призвание для Надсона не поприще для собственной славы, а путь служения отчизне во имя ее избавления от страданий и горя:
Не гонись за высотой призванья, Не ищи заметного пути – Верь, везде, где только есть страданья, Честный труд немудрено найти (334).
О горестях и бедах молодой человек знал не понаслышке. Они буквально преследовали его чуть ли не с рождения. Еще в младенчестве он остался без отца. Яков Семёнович Надсон — православный, крещеный при рождении еврей — умер, когда сыну было всего лишь два года. Мать поэта — Антонина Степановна (в девичестве Мамонтова), происходившая из старинного русского дворянского рода, — вынуждена была скитаться с маленьким сыном и младшей дочерью-крошкой по чужим людям и родственникам, у которых семья жила из милости. В десятилетнем возрасте Надсон лишился матери и стал круглым сиротой. Поразительно, что все эти неслыханные беды, выпавшие на долю ребенка, не озлобили и не ожесточили его. Напротив — научили состраданию и любви:
О, спасибо вам, детские годы мои, С вашей ранней недетской тоскою! Вы меня научили на слово любви Отзываться всей братской душою. Истомивши меня, истерзавши мне грудь, С глаз моих вы завесу сорвали, И блеснул предо мною неведомый путь – Путь горячей любви и печали… (112)
Ранняя юность Надсона нанесла ему новый удар. Внезапно скончалась его любимая девушка. Поэт — в то время еще 16-летний гимназист — посвятил памяти возлюбленной стихи, потрясающие трагической силой и глубиной скорби, «Над свежей могилой. Памяти Н. М. Д.», датированные 14 марта 1879 года:
Я вновь один — и вновь кругом Все та же ночь и мрак унылый, И я в раздумье роковом Стою над свежею могилой: Чего мне ждать, к чему мне жить, К чему бороться и трудиться: Мне больше некого любить, Мне больше некому молиться!.. (70)
До конца своей короткой жизни Надсон трепетно хранил свою любовь во всей свежести юного чувства:
Горячее солнце так ласково греет, Так мирно горит голубой небосвод, Что сердце невольно в груди молодеет И любит, как прежде, и верит, и ждет (97); Нет, видно, в эту ночь мне не задуть лампады! Пылает голова. В виски стучится кровь, И тени прошлого мне не дают пощады, И в сердце старая волнуется любовь… (173)
Он беседовал с возлюбленной в стихах, посвящал ей свои поэтические сборники.
Мне места не было за праздничным столом, Но, посылая мне невзгоды и лишенья, Жизнь мне дала мечты в безмолвии ночном, И звуки сладкие, и счастье вдохновенья… (356)
Сберегая в сердце память о своей «Н. М. Д.» — Наталье Михайловне Дешевовой, поэт был предельно деликатен:
Кто ты, — пускай они не знают, Пусть толки суетных людей Своей заразой не пятнают Святыни памяти твоей (172).
После исторических потрясений 1881 года — убийства императора Александра II, казни народовольцев, последовавшей внутриполитической реакции, издания Александром III высочайшего «Манифеста о незыблемости самодержавия» — жизнь в России словно испуганно замерла, освободительная борьба почти полностью угасла. Большая часть мыслящей интеллигенции впала в состояние уныния и депрессии. В этой обстановке появилось множество развлекательных литературных изданий, юмористических журналов — «Стрекоза», «Будильник», «Осколки» и др., целью которых было просто развеселить, позабавить удрученную публику. Творчество Надсона противостояло этой тенденции. Поэт не отвлекал читателя от жестоких реалий жизни в России, отражая подлинные мысли и чувства людей своего времени — тоску, отчаяние, боль:
Мучительно тянутся дни бесполезные. Темно в пережитом, темно впереди. Тоска простирает объятья железные И жмет меня крепко к гранитной груди (310).
Нарастало томительное ощущение бессилия от невозможности изменить к лучшему общественное устройство, которое по-прежнему страдало от неправедной власти, чиновничьей бюрократии, от ее бездарного управления страной:
Дураки, дураки, дураки без числа, Всех родов, величин и сортов, Точно всех их судьба на заказ создала, Взяв казенный подряд дураков. Если б был бы я царь, я б построил им дом И открыл в нем дурацкий музей, Разместивши их всех по чинам за стеклом В назиданье державе моей (311–312).
Эти стихи — горькая шутка. В большинстве произведений поэт всерьез размышляет о своем вкладе в общее дело борьбы с угнетением и злом и приходит к неутешительному выводу: его поэзии не суждено «в тяжелой мгле дорогу указать, Не ей надеждою блеснуть родному краю»:
Что значит мысль моя пред этим властным злом, Пред стоном нищеты, пред голосом мученья. Она изнемогла под тягостным крестом, Она истерзана от скорби и сомненья (174).
Душевные и физические силы лирического героя истощены:
Уходит день за днем… На ряд пустых забот Бесплодно тратятся порывы и усилья; Редеет круг друзей, врагам потерян счет, Ум изнемог в борьбе, и одряхлели крылья (210); Опустился туман и от взоров сокрыл Пестроту суетливого дня. Не поднять моей мысли опущенных крыл, Я во мраке брожу без огня… (378)
Не стало видно вокруг и настоящих, сильных борцов «за общее дело», готовых «для братьев, для отчизны» идти «на трудный бой с отвагою в груди» (355):
В ежедневных встречах с пестрою толпою Отрезвленный жизнью от недавних снов, Я уж не ищу их, пламенных душою, Закаленных духом, истинных бойцов… (355)
Несправедливо было бы утверждать, что честные, самоотверженные, славные люди исчезли совсем. Нет, такие личности еще встречаются:
Она была славная девушка, — смело Ты мог бы ей братскую руку подать, Чтоб вместе бороться за общее дело, И вместе трудиться, и вместе страдать… (355)
Однако призывы «бороться», «трудиться», «страдать» звучат подобно гласу вопиющего в пустыне:
Ты проповедуешь в пустыне, Ты от языческих богов К иной, враждебной им святыне Зовешь фанатиков-жрецов… (249)
В «угрюмой пустыне» порывы живых душ к добру и свету не находят отклика. Эта мысль представлена у Надсона в виде развернутой поэтической метафоры:
Душа наша — в сумраке светоч приветный, Шел путник, зажег огонек золотой, — И ярко горит он во мгле беспросветной, И смело он борется с вьюгой ночной. Он мог бы согреть, — он так ярко сияет, Мог путь озарить бы во мраке ночном, Но тщетно к себе он людей призывает, — В угрюмой пустыне все глухо кругом… (136)
«Многозвучное сердце» поэта раздавалось и в его стихотворных отрывках, зачастую незавершенных набросках, поэтически не отделанных «намеках». Чувствуя приближение смерти, Надсон торопился высказаться, излить накопившееся в душе:
Это не песни — это намеки: Песни невмочь мне сложить; Некогда мне эти беглые строки В радугу красок рядить; Мать умирает, — дитя позабыто, В рваных лохмотьях оно… Лишь бы хоть как-нибудь было излито, Чем многозвучное сердце полно!.. (269)
Мотивы смертельной болезни, физического угасания, «истерзанной души» (98) в лирике Надсона, автобиографические в своей основе, одновременно отражали всеобщие настроения упадка, угнетенности, скорби: «Тупая, мертвая, гнетущая тоска…» (266).
Тоска гнетет меня и жжет неутомимо, Что день — то все душней, все тягостней дышать, И с пестрой суетой, мелькающею мимо, Не властен я души, изверившись, связать. Я жизни чужд давно… Всего, что увлекает, Всего, что манит вдаль, проникнул я обман, Хмель отбродил в крови, тревога остывает, И только скорбь жива да боль недавних ран… (227)
В предельной личной искренности поэта находили художественное выражение не только его частные, субъективные переживания. Они перерастали в проблемы общечеловеческие, философские; напоминали о тайнах бытия, загадках жизни и смерти:
Мне не больно, что жизнь мне солгала, — о нет. В жизни, словно в наскучившей сказке, Как бы ни был прекрасен твой юный расцвет, Не уйти от избитой развязки. Не уйти от отравы стремлений и дум, От усталости, желчи и скуки, И изноет душа, и озлобится ум, И больные опустятся руки! (181)
И все же смертельно больной Надсон рук не опускал. Он сознавал, что «надо жить!», пока еще возможно, хотя бы из последних сил:
Надо жить! Вот они, роковые слова! Вот она, роковая задача! Кто над ней не трудился, тоскуя и плача, Чья над ней не ломилась от дум голова? (287)
Поэт продолжал творить, перенося испытания, выпавшие на его долю, с необыкновенным мужеством и достоинством.
Нет, вам в лице моем не прочитать страданья. Я скрыл в груди его, чтоб кто-нибудь не смел Опошлить грубыми словами состраданья Мой тяжкий, горестный, но мой святой удел (345).
Лирика Надсона получила горячее признание не только у самого широкого круга читателей. Его творчество было высоко оценено Петербургской императорской академией наук. В 1886 году, незадолго до смерти поэта, ему была присуждена Пушкинская премия — самая престижная в России того времени награда в области литературы. В тот же год Надсон создал воодушевляющие стихи:
Не говорите мне «он умер». Он живет! Пусть жертвенник разбит — огонь еще пылает, Пусть роза сорвана — она еще цветет, Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает!.. (310)
Надсон появился на свет Божий незадолго до Рождества Христова. С особенной нежностью он любил этот святой праздник, посвящал ему свои самые светлые, задушевные стихи. Так, в «Легенде о елке» (1882) воссоздается настоящая рождественская атмосфера теплых, уютных, радостных Святок в кругу семьи у жарко натопленного камина:
Весь вечер нарядная елка сияла Десятками ярких огней, Весь вечер, шумя и смеясь, ликовала Толпа беззаботных детей (343).
Кульминация веселого праздника — рассказ о рождении Божественного Младенца:
В такой-то стране ароматною ночью, При шепоте лавров и роз, Свершилось желанное чудо воочью: Родился Младенец Христос (344).
Истинное чудо Рождества светится в трепетно-нежном стихотворении «Он спал, разметавшись в Своей колыбели…» (1884). Новорожденный Иисус, Богородица не названы прямо, скрыты за формой личных местоимений. Это позволяет воспринимать их образы, любовно согретые ласковой интонацией, как трактовку универсальной темы «мать и дитя»:
Он спал, разметавшись в Своей колыбели, И тихо две тени к Нему подошли, И долго стояли, и долго глядели В раздумье на нового гостя Земли. И взоры одной просияли любовью, И, вся озарившись Небесным огнем, Она наклонилась к Его изголовью И тихо Его осенила крылом… (361)
К Господу Богу обращался поэт в самые тяжелые дни своей быстротечной страдальческой жизни. У Него одного искал спасения, молитвенно испрашивая творческих, духовных и физических сил:
Когда душа твоя истерзана страданьем И грудь полна тоской, безумною тоской, — Склонись тогда пред Тем с горячим упованьем, Кто — кротость и любовь, забвенье и покой. Откинь в уме твоем возникшие сомненья, Молись Ему, как раб, с покорностью немой – И Он подаст тебе и слезы примиренья, И силу на борьбу с безжалостной судьбой… (97–98)
Святая вера, горячее упование на бесконечную любовь и милосердие Божие поддерживали поэта. Своими стихами он вселяет эту веру сегодня и в нас:
Верь в великую силу Любви!.. Свято верь в ее Крест побеждающий, В ее свет, лучезарно спасающий, Мир, погрязший в грязи и крови, Верь в великую силу Любви! (181)
________________________________________________ * Надсон С. Я. Полное собрание стихотворений. — М.; Л.: Сов. писатель, 1962. — С. 181. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страниц.
Алла НОВИКОВА-СТРОГАНОВА, доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России, историк литературы
| |