Материалы номера № 1 (16), 2012 г.

Две сестренки сладко спят,
ночь глядит в окошко.
В тишине, на чердаке,
мышек ловит кошка.

На стене висят часы,
в них сидит кукушка.
Птица серая, лесная,
детская игрушка.

Каждый час звучит КУ-КУ!
Девочки не слышат.
Потемневший небосвод
звездочками вышит.

Рыжий Васька –
хитрый кот,
ловит мышек
круглый год —
по ночам,
а днем он спит
на своей подушке.
У него пушистый хвост,
с кисточками ушки.

Баню истопил петух.
Пригласил помыться мух,
куриц, желтеньких цыплят,
трех нестриженых ягнят.
Сели мыться на скамейку,
кипятка налили в лейку,
веник в кадке отмочили
и на каменку полили.
Пар клубится. Жар стоит.
Муха еле говорит —
— больше мыться не хочу,
я из бани улечу.
Жар терпеть — уж силы нет.
Жду всех в гости на обед.

Черный козел
известный вор,
в деревню спустился
с высоких гор.
С бандитским ножом
и с большим пистолетом,
собаки узнали ночью об этом.
Затеялась драка,
мяукали кошки.
Остались от черного
острые рожки.

Заболела курица,
петушок волнуется.
От температуры
дал больной микстуры,
с печки теплую картошку,
молока парного ложку,
миску клюквы и пшена
предложил склевать до дна.

Ворона рябину клюет.
Больше никому не дает.

Подлетит синичка,
голодная птичка,

ворона крылья распустит,
к ягодам не пустит.

Друг Андрюша —герой.
У него штаны с дырой.
На руке повязка,
на макушке каска.
За спиной автомат,
на ремне пять гранат.
Он поет — Аты-баты,
в России бравые солдаты.

Медвежонок родился на свет.
Медведица рада.
Накормила сынка медком,
малиной из сада.

Напоила своим молоком,
соком белой березы.
И от нежности у нее
на глазах появились слезы.

Нарисуй мне рассвет, обветшалый дощатый причал,
Невесомую тень кучевых облаков на воде.
Здесь кончается путь и родится начало начал,
Здесь сегодня весна, и все яблони в белой фате.

Я стою постаревший на собственном крае земли,
Как однажды стоял по пришествии срока — любой.
Здесь готовы к походу святые мои корабли
С именами библейскими: "Вера", "Надежда", "Любовь".
Мне не быть адмиралом, эскадры мне не по плечу,
Получил я билет в лотерее бесплатной на днях.
В нем пустая строка, я впишу туда, что захочу,
Но всего лишь один ждущий парусник примет меня.
Я бросаю слова, словно зерна, круги на воде
Разойдутся как эхо, баюкая серпик луны.
Мне за тысячу лет не вспахать этот звездный надел,
Ведь границы меж небом и морем — почти не видны.
Я стремился сюда даже в миг, когда был увлечен
Суетой городов, ощущая биенье в виске.
Я прожил чью-то жизнь, сквозь которую грезился челн
Ожидавший меня на горячем от солнца песке.

Нарисуй мне рассвет и соленый дощатый причал,
А еще корабли, над которыми солнце встает….
Я вернулся сюда, где когда-то, в начале начал,
Я чертил на песке, как бессмертие, имя свое.

Мой Бог, зачем ты вылепил меня
Из этой хрупкой глины человечьей,
Боящейся мороза и огня,
Болеющей, страдающей, не вечной?

Мой Бог, зачем мне слабость и покой,
Когда от чувств моих вскипает море,
И я готов рифмованной строкой
Чертить свой след в созвездийном узоре.

Мой Бог, прошу мне сталью укрепить
Хрипящее зимой простудной горло,
Чтоб ночью не настойки, морщась, пить,
А лаву — независимо и гордо!

Но вряд ли этим горлом я скажу
Хотя бы Слово, даже пусть без рифмы.
И я по-человечески брожу
По кухне, огибая стулья-рифы.

Трясу своих аптечек кошели,
И плед мой как скорлупка черепашья.
Мой Бог, ты мне терпения ниспошли
И липкий ком леденчиков от кашля.

Проснуться, словно вынырнуть на свет,
Дышать, как жизнью, рифмами ночными,
Болезненно предчувствуя рассвет
С его судьбой и ритмами иными.

И будет утро, кофе, кислый сыр,
Размазанные сонными глазами,
Как будто под влияньем черных дыр
В галактиках у нас над головами.

И будет дня безумный долгий бег,
Словесный сор и масок лоск на лицах.
И, кажется, безумно долгий век
Предчувствие любви во мне таится.

Предчувствие быть нужным на ветру,
Быть парусом, хранить тебя от бури.
Смотреть, как сладко спишь ты поутру,
Дыша небесным отзвуком лазури.