|
Материалы номера № 5 (20), 2012 г.
Владимир Строчков
"ZEITGEIST"
Таганрог: НЮАНС, 2012
К тридцати годам перестаешь удивлять, а к сорока — удивляться, поэтому искренне завидуешь людям, которые на протяжении всей своей бесконечной жизни стараются сохранить эти способности и смотрят на мир глазами умудренного опытом ребенка, являя окружающим умение прыгать на одной ноге там, где даже устоять на двух не представляется возможным.
Весь пыл пионерского дара
пылится, недвижим пока,
но тень не Гомера, — Хайдара
крадется во тьме чердака.
(цитата из стихотворения Владимира Строчкова "ХАЙДАР И ЕГО КОМАНДОС")
В книгу "Zeitgeist" Владимира Строчкова вошли стихи, написанные в период с 2010-го по 2011-й год. Начатая им вначале 80-х наукообразная игра в лингвопластику и полисемантику, как бы выразился летописец строительства многофункционального здания, входит в завершающую стадию. Это уже далеко не песочница, несмотря на то, что некоторые стихи похожи на куличики и все еще сохраняют очертания детских формочек. Это уже не пластмассовые кубики, разбросанные в хаотичном порядке по квартире молодых родителей. Не скорая ходьба из школы до дома с ранцем за спиной, не первая любовь, не последний звонок, но и все еще не выпускной бал. Пограничное состояние между детством и неспешно надвигающейся зрелостью — кажущаяся вечной ничем неприкрытая юность. И это притом, что Владимир Строчков находится уже давно за пределами вышеупомянутых возрастных категорий.
Бледен больной, он бредит,
черен и черств его бред,
будто бы ест он с бренди
черствый и черный хлеб.
Англоязычным бредом
доктор весьма смущен,
слыша в юноше бледном
кашель и что-то еще.
(цитата из стихотворения Владимира Строчкова "БРЕД")
В первой половине книги, до стихотворения "Апокатафатика", на котором я более подробно остановлюсь позднее, присутствуют намеренная необязательность сюжетов и тем, обороты речи, свойственные пубертатной лирике, бравирование начитанностью. Тексты напоминают номер институтского капустника, где нерадивый студент танцует лезгинку перед лысеющим профессором, сжимая в зубах вместо кинжала зачетную книжку. Аудитория наполняется музыкой. Присутствующие с удивлением и восхищением наблюдают за участниками животрепещущей сценки. В процессе чтения несколько раз ловил себя на мысли, что хочется, подстать во всю улыбающемуся профессору, начать хлопать в ладоши, отстукивая ритм кавказского танца. Я ему в ладоши, а он вокруг меня, поднявшись на цыпочки и горделиво раскинув, будто крылья, в разные стороны руки, так и ходит. Ходит и ходит, ходит и ходит. Никак не взлетит. Вроде бы и двигается хорошо, и голову держит высоко, и коленки не трясутся, но оторваться от земли не может.
Когда Авессалом
наехал на Давида,
разгневан был Давид
и грянул он псалом,
и треснуло псало,
царь не спустил обиды,
и на осле, разбит,
бежал Авессалом.
(цитата из стихотворения Владимира Строчкова "ВТОРАЯ КНИГА ЦАРСТВ")
Однако, прочитав стихотворение "Апокатафатика" и наткнувшись сначала на фразу о пустоте, которая "прилипчива к листу", а потом на желание автора придать этой пустоте значимость Бога, понимаешь, что не ставится задача воспарить над облаками, напротив, присутствует попытка притянуть небеса к себе. Здесь проявляется масштаб, авторская космогония, почти виртуозное владение не только словом, но и мыслью. Позволю себе процитировать стихотворение полностью:
Апокатафатика
В пустых местах, в густых лесах пустот,
по пустырям, похожим на пустыни,
в кустарной межпустотности кустов,
где попусту пустырники простые
настырно тычут листья в пустоту
и пустота прилипчива к листу,
где постные пустынники живут
и пустоту постылую жуют
во имя веры, что извне пуста,
как буквы с виду чистого листа,
и пустулы на их пустых руках
апостолы считают в облаках, —
возможен Бог, он с виду пустота
внутри неопалимого куста.
Интересно то, как сама идея стихотворения подкреплена его звучанием. Постоянное чередование гласных "у" и "о" служит прикрытием глухих согласных "п", "т", "х", что не дает возможности возникновения белого плоского шума, который в теории музыки называется "открытым звуком". Не могу точно сформулировать, зачем автор прибегает к подобному приему, но на подсознательном уровне понимаю, что без него стихотворение было бы не таким наполненным, целостным, каким оно видится мне сейчас.
из козленка превратиться / снова в старого козла
(цитата из стихотворения Владимира Строчкова "Выпьем, милая подружка…")
Изначальный хаос образует порядок. Книжные герои из первых нескольких стихотворных текстов, умело перемешанные эпохи, земли, государства, жанры, направления — все это приобретает смысл, может быть, не равный Божьему провидению, но искусно имитирующий его. Стоит заметить, в моем понимании любая книга, пытающаяся передать атмосферу упорядочивания хаоса, сотворения мира, уже является произведением искусства высокого уровня и требует внимательного изучения.
Идет смена ракурса. Все последующие тексты воспринимаются иначе. В самом названии книги "Zeitgeist" немецкий фразеологизм, устойчивое выражение, переводящееся на русский язык как "дух времени". В одном стихотворении соседствуют плакатный лозунг периода плохо развитого социализма и объявление, встречающееся в рыбном отделе продуктового магазина:
Рабы не мы.
Рыбы нема.
Элемент постмодернизма уже перестает казаться самоцелью и служит исключительно в виде одного из многих инструментов, которыми пользуется автор в процессе описания окружающего мира и передачи своего внутреннего состояния.
Вторая половина книги складывается преимущественно из лирических стихотворений, исполненных в жанре воспоминаний. Автор — не танцующий лезгинку юнец, а скорее профессор. Тот самый, лысеющий. Теперь уже хочется быть нерадивым студентом, чтобы он, сквозь еле заметную ухмылку, рассказывал мне истории своей жизни, а я бы с глубоким вниманием и почтением слушал его.
И скучно, и тошно, и руку подать —
кому? Никого, почитай, не осталось.
И, может, не жуть, а как раз благодать,
что смертью кончается старость.
(цитата из стихотворения Владимира Строчкова "К 70-ЛЕТИЮ МОЛОДОГО ПОЭТА МИХАИЛА ЛЕРМОНТОВА")
Дмитрий Артис
| |