 |
Материалы номера № 17 (32), 2012 г.

Елена Сунцова «После лета»
Нью-Йорк: «Айлурос», 2011
Ходили в моих знакомых две начинающие поэтессы дарования, мягко сказать, среднего и амбициями обратно пропорциональными дарованию. Одна — миниатюрная, бледная, аки смерть, с грудью, которая ничем не отличалась от спины с выпирающими лопатками. Обращалась она к самой себе не иначе как «он». Другая поэтесса, напротив, невообразимых размеров с неравномерными конечностями. Казалось, что могла бы почесать правую щиколотку левой рукой, при этом ничуть не нагибаясь. Ее грудь, должно быть, служила подушкой не одному десятку мужчин, а в зимнюю стужу заменяла пышный соболиный воротник. Эта барышня величала себя еще изысканней: «оно» и точка. Так вот, стихи у них были под стать их грудям. У первой — вызывающе мелкие, у второй — вызывающе громоздкие. Как тут не вспомнить (?) сакраментальной фразы Чарльза Буковски (цитата по памяти): «Покажите мне свою грудь, и я скажу всю правду о ваших стихах», которую тот бросил в сторону докучливой авторши, постоянно интересующейся у него качеством своих текстов.
В потемках привязи ища, охотно дашь перечеркнуть за тканью мокрого плаща не груду дров — живую грудь.
Книга стихотворений Елены Сунцовой «После лета» (изд-во «Айлурос», Нью-Йорк, 2011 г.) если я правильно понял, четвертая в списке автора. Есть еще пятая, только-только вышедшая «Коренные леса», но о ней как-нибудь в следующий раз. Лучшее надо держать в недалеком будущем, дабы жилось легче, с надеждой и светом в конце тоннеля.
и зимует вода на железе вновь, и идет с языка, замерзая, кровь.
Не знаю, как выглядит Елена Сунцова, но стихи у нее во всех отношениях приятные. Можно читать глазами, про себя, можно вслух, наизусть, с выражением или по-мандельштамовски, еле шевеля губами, катая во рту камешки слов, то пряча под язык, то приподнимая на кончике языка к самому небу. Тот случай, когда тексты настолько самодостаточны и самоцельны, что не появляется желания узнать о том, как выглядит их автор. Да и сам автор не рассказывает о себе ничего, будто отстраняясь от своих поэтических поползновений, дескать, я к ним никакого отношения не имею.
…и просыпается моя Тоска Тосковишна опять.
Тексты лиричны, но самого автора в них мало. И в какой-то момент начинаешь забывать о его существовании. Он какой-то среднестатистический. Понятно, что женщина, но непонятно, какая она — эта женщина. Где живет (сегодня в Москве, завтра в Париже, после завтра у черта на куличиках в какой-нибудь Сан-Франциске), о чем думает (здесь даже непонятно думает ли автор вообще), что чувствует? Толстая, худая, страшная или страшно красивая, большая, маленькая, пятнадцатилетняя особа или перезрелая дева? Я бы вот так с ходу не смог бы определить, о чем ее плохозарифмованные, но (по-прежнему настаиваю на этом) приятные стихи. Как будто бы ни о чем, но о чем-то.
И сходятся в слова, и тянутся к тебе надежды хвостик — а), смятенья бантик — б).
Избегаю научных терминов, поскольку все еще по-детски тешу себя тем, что стихи пишутся не для собратьев по литературному цеху, а (вы удивитесь!) для обычного читателя, не обремененного познаниями в теории стихосложения и, следовательно, рассказывать о поэтических книгах нужно языком доступным, спокойным, не наукообразным.
и все уже всерьез, но я не верю мне. ___________________ когда я не умру, смотрите на меня.
Здесь важно отметить, что Елена Сунцова является не просто автором, но и владельцем издательского бизнеса, однако, книга стихотворений выходит явно без корректуры (огромное количество грамматических и орфографических ошибок) и редакторской обработки. Если в начале книги испытываешь чувство негодования, переживаешь за родной язык, за столь непотребное отношение к нему, то к середине уже привыкаешь и воспринимаешь неправильности как некий авторский ход, говорящий о сиюминутности, мгновенности текстов. Сейчас и никогда более. Книга, сбитая влет. Врожденное чувство слова и вкуса вытягивают погрешности на уровень художественного приема.
Здесь было фотоателье, пустынное, как площадь Славы, сюда силком водили мамы детей в нарядных канотье.
Где фотография моя висела некогда в витрине, стоит мужская обувь ныне, простыми формами маня.
Короткая строка, отсутствие эпитетов, сжатость эмоции — украшают, превращают стихи в пригоршню не прошедших огранку алмазов. Природная красота и блеск. Автор не мастеровит, но, может быть, напротив, мастеровит настолько, что владение стихотворческим ремеслом спрятано глубоко и его совсем не видно. Тексты можно потрогать, покрутить в руках и увидеть, как солнечные лучи преломляются в них.
Сегодня солнца нет, во вторник солнца тоже не будет. Серый свет. И капельки на коже.
Такое же ощущение возникает при чтении стихотворений широко известного в узком кругу поэтов московского автора Виталия Пуханова. Но если Виталий — это абсолютная вечная «мальчиковость» в современной литературе, то Елена Сунцова вся до мозга костей «девачковая».
Дышит тень на потолке, с нею я накоротке, тридесятого апреля снова буду налегке.
Стихи нисколько не потеряют, будь они размещены на обложке глянцевого журнала или на перегородках в общественной уборной. То есть, они как бы вне автора, вне носителя (бумажного, электронного), живущие сами по себе в воздухе подобно небесным птицам, свободные, непосредственные, открытые.
Дмитрий АРТИС
|  |