Материалы номера № 35 (50), 2012 г.

Пришли чужестранцы
И стали трясти деревья,
Выспрашивая, куда полетели
Узкоглазые птицы
С орнаментом на крыле?

Мы им сказали:
— Оставьте деревья
Не знают они, куда полетели
Узкоглазые птицы
С орнаментом на крыле!
Вот, посмотрите,
Деревья обходятся малым:
Пьют талую воду,
Целебный байкал небес...
Им не нужны ваши птицы!
Зачем они вам?
— Эти странные птицы
Сядут на наши пашни.
Мы хотели надеть им на лапки
Кольца наших побед.

— Кто сказал вам,
Что эти победы ваши,
И пашни, и хижины?
Даже дети, наверное, не от вас.

— Вы правы.
Свое и чужое
Мы уже с трудом различаем.
Однако, куда б не летели
Эти прекрасные птицы,
Вряд ли мы позабудем
Орнамент на их крыле!

Одуванчики...
Тополиный пух, снег и отпуск —
все сразу
напоминает вид пузырей
в море невозмутимой травы.
Черные зрачки тонут в белом...
Извечно резок контраст
между планом
и предопределенностью.
Одуванчики…
Проплешины на волосатой земле,
странные провалы
в памяти цвета
и во времени года.
Еще час или два,
день или вечер
придется побыть в прострации,
как с хрупкой мечтой
или с мягким мороженым.
Побыть одуванчиком,
белой планетой семян,
которые грезят нырнуть
в новое измерение
с геометрической точностью.

Что ж ты, ветер, меня не укачиваешь?
Всегда спокойней, когда ты летаешь
От полюса к полюсу,
От меня к нему,
От него ко мне,
От отчаяния до блаженства,
От хаоса к очертаниям красоты.

Идеал возникает из несовершенства.
Древние это знали!
Они возводили кривые колонны,
которые прямо смотрелись
издалека.
Не потому ли ангелы нам не близки,
что идеальные лики
искажает в своем преломлении глаз
неверный,
привыкший пялиться
на небеса?

Она, как невеста,
носила белое платье.
Но взгляды вокруг
оставляли на нем
жгучие пятна зависти.
Они вынуждали ее
сменить
платье на брюки,
улыбку на слезы...
Все чаще и чаще
тянуло ее в старый лес,
туда,
где на белых телах берез
черной лентою тлеют
слова разлуки.