 |
Материалы номера № 10 (61), 2013 г.

Елена Александренко Новый день  * * *
Вот из детства — памяти аллейка Из душистых пряных тополей. Помню запах тех листочков клейких, Он с годами стал еще острей. Помню, как ловила летний ветер В тех деревьях, что росли со мной, И узнать хотелось все на свете, И понять, и ощутить самой. Подсмотреть, куда уходит солнце, И пойти туда, за горизонт. Встретить новый день, как незнакомца, Открывая небо, словно зонт. Или побежать с дождем по лужам, Ожидая радуги салют… Знать, что в мире все кому-то нужно. Знать, что в жизни все чего-то ждут.
МАМА, Я И ЛУНА
Помню я грустные кадры из детства, Горькие слезы невинного сердца… Дни так доверчиво были тихи, Только еще не писались стихи. В детском саду я сижу дотемна. Мама в пути ко мне, где же она? Няня «мурлычет», как добрая кошка. Я долгим взглядом пронзаю окошко. Дверь потихоньку скрипит вхолостую, Я уж давно ничего не рисую, Сказок не слушаю и уговоров, Дышит от ветра ожившая штора. Дети все с мамами дома давно… Тополя ветка скребется в окно, Няня меня обнимает, как мама, Я же молчу в ожиданье упрямо. Ночь на дворе, никого там не видно. Можно поплакать, уж очень обидно. Вдруг силуэт, чуть размытый, знакомый, Ну, наконец, я почти уже дома! Мама, зачем ты опять опоздала? Ты обещала, ведь ты обещала! Шли мы втроем: мама, я и Луна. Мама была так устало-грустна. В сердце моем угасала обида, Кто ее видел? Никто и не видел. Может быть, рядом шла чья-то вина, Да расплескалась до самого дна. Все уж в порядке, и близится дом, Тихо знакомые песни поем. Видела я, как спешила Луна, Точно решила меня обогнать. Мама кричала мне: «Не упади!» Ну а Луна все ж была впереди. Я говорила: «Бежит, ну и пусть, Просто она освещает нам путь». Мы у подъезда, Луна у окна, Словно в квартире уже зажжена. Мама «мурлычет», как добрая кошка. Я засыпаю на лунной дорожке. В мире огромном стоит тишина, В нем только мама не спит да Луна.
* * *
Лепестками белыми Перышки гусиные По воде остуженной Плыли в октябре… Вечерами синими Расцвело все инеем. Утром — лед на лужицах, Пусто во дворе. Только недоверчивый Гусь один отважился, Посмотреться в тонкое, Льдистое стекло. Клюнул воду мерзлую, Паутинкой треснуло Холодом целованное Бывшее тепло. Лепестками белыми Снег летит и вьюжится, Словно осыпается Птичий пух с небес И скользит по зеркалу Загрустившей лужицы Там, где жил вчера еще Развеселый плеск.
* * *
Еще петух горланит звонко, Покуда есть кого будить. Протяжный звук калитки тонкий, Как в старости желанье жить. И, может, будет день хорошим В глуши, где сладкая вода. В снегу протоптана дорожка Лишь до колодца и сюда, До дома теплого родного, Что, утонув в снегу, ослеп. Так велика ему обнова: В тулупе снежном он, как дед. Скребется вьюга белой кошкой, И заглянуть все норовит В седое тихое окошко, Туда, где печь с утра не спит, А в ней огонь уже лопочет И лижет с жадностью дрова. Хозяйка в валенках хлопочет, Сметает снега кружева. И дым печной в небесну чашу, Как будто к чаю — молоко. Я знаю, что деревня наша Живет сегодня нелегко. Пусть молодые едут в город, Судить их строго не берусь. Мне этот снежный угол дорог, Тропа, где начиналась Русь.
* * *
Разорву паутину, Сплетенную ложью и гневом. Нарисую рябину Под теплым безоблачным небом. И найду те слова, Что от слез прорастут в белом поле, Может, тем и жива, Что люблю одинокую волю.
ТАЙГА
Вся в бриллиантовых снегах. Богаче вряд ли встретишь где-то, Стоит боярыня — тайга, До самых пят в меха одета. Робеет ветер перед ней, И не тревожит песней птица, А тишина студеных дней На ветви инеем ложится. Тайгу баюкает метель, И сыплет сны в пустые гнезда, И стелет нежную постель, Куда летят шальные звезды. Стоит боярыня-тайга, Сиянием слепит до боли. Так опьяняющи снега Ее великой, щедрой воли!
НА СЕВЕРЕ СУДЬБЫ
Живу на самом севере судьбы, Где каждый год считается за два. Где остывают чувства и слова, А ледяной простор сковал мольбы. И сердце больно колется в груди, Не согреваясь покрывалом снов… Я в прошлом «наломала столько дров» — А сколько снега будет впереди? И «глупый сор» из выстывшей избы, Он клеветой метется вдоль дорог Из уст в уста неумолчных сорок, На самый край заснеженной судьбы. Как ветер встречный мне преодолеть? Как сохранить живым рассвет строки, Почувствовать тепло твоей руки, Простить, принять и просто пожалеть. Стою в начале белого пути, Где нет следов — покой и глубина, И спит в глазах подснежников весна. Но все равно, она должна прийти. А дым печной теплом огня живет, Вплетаясь в космы леденящих вьюг... Стучат часы, и снова сердца стук Дробит и рушит неприступный лед.
В КРАЮ БЕРЕЗ
В краю берез, В краю зимы морозной, Когда-нибудь и я Проснусь березой. Вдохну земного вешнего тепла, И вдруг пойму, Что: нет, не умерла. И так же чувствую, И так же вижу, Но только небу Я родней и ближе.
* * *
С тобою жизнь, как на войне. Мне, знаю, не дадут «Героя». Как взрывы слышу слово «нет», И «навожу разведку боем». Ужели недостойна я За столько лет — Надежной дружбы? Ужель тебе душа моя Не сослужила в жизни службу? По зову первому спешу, Когда нужна тебе порою. Да разве многого прошу: Ты взял хотя бы медсестрою! Есть для тебя стихов бинты, Их хватит, чтоб окутать раны, Укрыть от зла и суеты, От чьей-то милостыни странной. Давно остыл вечерний чай, Мой телефон молчит жестоко. Ты обо мне не забывай В бою неравном, одиноком.
* * *
Полумрак. Свечи волненье. Сад, мерцающий в окне. Две целующихся тени На встревоженной стене. В тишине горячий шепот… Упоительный полет. Ночи пламенная пропасть: И в снегах огонь цветет. Мед луны на два бокала, Поцелуев жарких власть. Нас любовь не повстречала, Лишь погибельная страсть. Догорит свеча шальная, Растворится свет во тьме. Снова, холодно прощаясь, Вспомню о зиме.
* * *
Мир черно-бел и полосат, И в нем царят свои законы… Как редко провод телефонный Сближает наши голоса. В них столько глупости пустой, Слепой, напыщенной прохлады. И все ж, за фальшью напускной С тобою мы друг другу рады. Нет, не боимся злой молвы… Но мы из тех времен лукавых, Когда по отчеству, на «Вы», И все так странно и забавно… Прикосновенья слов и взглядов, Не приближение на «ты», И притяжение загадок Среди обычной суеты… Плод переспевший полон яда, И горьки поздние цветы. Остывшим солнцем буду падать За горизонт, где светишь ты. Вернусь лишь яблоней-невестой, Когда взойдет твое тепло, Когда в саду на нашем месте Совсем не вспомним о былом.
|  |