Северное солнце выглянуло из-за холма и покатилось по чистому весеннему небу. Оно поднималось все выше и выше по небосводу. В его лучах заиндевевшие за ночь вершины сосен и елей заиграли ослепительными блесками. Потеплел воздух. Постепенно стал отмякать наст — корка замерзшего снега, которую местные охотники называют чилимом. На его поверхности множество ледяных иголок и острых пластинок. В дыхании природы, в гомоне птиц чувствовался перелом в погоде. Зима больше не заиграет метелями, не ударит сильными морозами.
Тунгус бежал по следу лося, подушки его лап, изрезанные чилимом, кровоточили, оставляли кровяные следы на снегу. Пытаясь приглушить жажду и тяжелое дыхание, он на бегу лизнул наст. Вместо облегчения почувствовал порезы на языке.
Солнце пригревало сильнее и сильнее, чилим слабел. Вот он проломился под копытами сохатого, и зверь завалился тяжелой тушей в снег, оставив в нем вмятину. Лось пружинисто вскочил на ноги и вмиг оказался на насте. Теперь его прыжки стали короче, копыта часто пробивали замерзшую корку снега, и ноги безжалостно резала его кромка.
Настал решительный момент. Наст уже не держит зверя, но еще держит собаку. Тунгус из последних сил устремился вперед. Он должен догнать лося и задержать до подхода охотников. Его дыхание было частым, язык вывалился из пасти, живот подвело, под кожей можно было пересчитать ребра. Последние дни хозяин кормил его несколькими ложками каши вместо мяса, к которому он привык во время охоты.
Солнце подбиралось к полудню, отогрело наст, и он стал проваливаться под собакой. Тунгус потерял скорость бега, лапы, до костей изрезанная настом, кровоточили. Наконец он выбился из сил, ноги отказали служить, и он безвольно опустился на снег. Немного отдохнув, стал зализывать окровавленные раны.
За этим занятием его застали подошедшие охотники. Он посмотрел на хозяина виноватым взглядом и безвольно вильнул один раз хвостом, попытался подняться на лапы, но силы покинули его, и он рухнул на снег.
Охотники понуро стояли около собаки. Они понимали, что рухнула последняя попытка добыть пищу.
— Что будем делать? — спросил Осип у хозяина Тунгуса — Павла.
— Надо выбираться из тайги, пока сами не свалились с ног как Тунгус.
— Я не о том. Что будем делать с собакой? Ему не дойти до избушки, не то что до села. Корма у нас нет, чтобы ему оставить. Будет мучиться и умрет от голода.
— Что ты предлагаешь?
— Может помочь ему, чтобы не мучился.
Павел догадался, о чем ведет речь Осип, но решил уточнить:
— Что советуешь?
— Надо пристрелить. Он уже не работник и не жилец.
— У меня не поднимется рука, и тебе не разрешу, — с возмущением ответил Павел. — Восемь лет Тунгус мне верно служит, всегда был товарищем на охоте. И вот теперь ты предлагаешь его так отблагодарить? Пойдем к избушке.
Путь оказался нелегким. Лыжи проваливались в размякший снег, лыжню приходилось мять, проваливаясь почти по колено в снег. Голодные люди изнемогали от усталости, но опыт и упорство заставляли идти вперед. Они знали, что с каждым шагом сокращается расстояние до избушки. Добравшись до тенистого сосново‑кедрового массива, вздохнули с облегчением. Здесь наст держал человека на лыжах, но стоило выйти на открытый от тени участок, как лыжи проваливались и охотник оказывался по пояс в снегу. Приходилось снимать лыжи, вытаскивать их из снега и укладывать перед собой, чтобы опираясь на них, выбраться из снежной ямы, стать на колени, а затем осторожно встать на ноги.
Нелегок труд охотника-промысловика. Удача — фарт, зависит от погоды и многих других факторов. Зима в тот год была многоснежной. С мутного неба часто сыпал снег. Лоси и олени откочевали с их участка, пушные зверьки отсиживались в своих убежищах. После каждой метели приходилось откапывать капканы и ловушки. За весь сезон им не удалось добыть ни одного копытного зверя. Довольствовались редко встречавшимися глухарями.
Когда солнце покатилось к закату, охотники поднялись на вершину холма, с которого их взору открывалась долина. Где-то там, на берегу ручья, стоит их маленькая добротная избушка, рубленная из бруса. Брус доставляли вертолетом. В те времена охотничий промысел давал хорошую прибыль. Охотников завозили и вывозили с промысловых участков вертолетами. Павел около десяти лет промышлял на этом участке. Каждый год вертушка прилетала за ним в назначенное время. В этом году почему-то не прилетела. Как на грех сели батарейки рации, и он не мог связаться с промхозом. В ожидании вертолета закончились продукты. Вчера на берегу ручья они увидели следы лося и решили его добыть прежде, чем отправиться в дальний путь домой.
Не знали охотники, что начавшаяся перестройка многое изменила в жизни простых людей. Их промысловое хозяйство обанкротилось, у него не было денег на аренду вертолета.
Спуск с холма оказался не легче, чем подъем. Когда показалась избушка с дверью, подпертой колом, их силы были на исходе.
Затопив печь дровами, приготовленными утром, Павел повалился на нары. Теплый воздух от печки — буржуйки стал быстро распространяться по избушке. Он приподнялся, снял суконную охотничью куртку и вновь улегся на спину с закрытыми глазами. Его мысли были о брошенном Тунгусе. Как на яву, он видел лежащую на снегу собаку с изрезанными окровавленными лапами, с умными, все понимающими глазами. Его видение прервал голос Осипа:
— Выходить придется с рассветом и идти только по насту, — он продолжал начатую в уме мысль, — как ты думаешь, за сколько дней преодолеем восемьдесят километров?
— Нам придется сделать круг, — ответил Павел.
— Это еще зачем?
— Пойдем на профиль, по нему за день доберемся до нефтяников. У них добудем продуктов, отдохнем и спокойно двинемся домой.
— Тогда поднимайся, попьем чая и на боковую, чтобы встать раньше.
Павел поднялся задолго до рассвета, затопил печь, поставил варить кашу из последней горсти овсянки. За дверью послышался слабый скулящий голос Тунгуса. Павел не поверил своим ушам и опрометью бросился открывать дверь. Свет от лампы осветил через проем сидящего на снегу Тунгуса. Необычайная радость охватила Павла, он подошел к собаке и погладил по голове. К его горлу подступил комок. В ответ на ласку Тунгус жалобно заскулил. В этом звуке слились воедино радость встречи с хозяином, боль от полученных травм, обреченность и горечь разлуки. В мыслях Павел уже простился с верным другом.
Собака оказалась преданней людей. Ночью по насту, превозмогая голод и боль, она пришла к людям, которые бросили ее на произвол судьбы.
— Заходи в зимовье, — только и смог произнести Павел.
Тунгус с трудом поднялся на четыре лапы и, пошатываясь, зашел в избушку.
Увидев Тунгуса, Осип по-своему обрадовался и обдумывал, как высказать свои мысли.
Павел разделил сваренную кашу на две части. Одну миску поставил перед Осипом со словами:
— Ешь, пора в путь.
Затем, посмотрев на свою порцию, поставил миску перед Тунгусом. Тот благодарным взглядом посмотрел на хозяина и не спеша стал языком подбирать кашу из миски.
— Что ты делаешь? — удивился Осип, — собака обречена. Тебе самому нужны силы, чтобы выбраться из тайги.
— В старые времена у приговоренного человека к смерти выполняли последнее желание. Я выполнил желание Тунгуса.
Немного подумав, Осип высказал давно таившуюся у него мысль:
— Может, мы его освежуем? Мяса хватит, чтобы напрямую добраться до дома, не надо будет делать крюк к нефтяникам.
Эти слова возмутили Павла, он почувствовал плевок в душу на свои переживания, поэтому ответил грубо:
— Я скорее застрелю тебя, чем Тунгуса.
С этого момента он почувствовал, что больше у него дружбы с Осипом не будет, и он не возьмет его в следующий сезон напарником в свои угодья.
Охотники надели рюкзаки с пушниной, закинули на плечи ружья и вышли на улицу. Павел остановился около дверей и посмотрел в избушку. Тунгус не вылез из-под нар. Тогда он открыл дверь настежь и придавил колом, чтобы не захлопнулась.
Павел шел впереди, он знал направление на профиль. Небо на востоке начинало сереть, предвещая рождение нового дня. В тайге стоял полумрак, она казалась вымершей, только скрип наста под лыжами нарушал покой спящего леса. Идти через кедрач было легко, стволы кедров‑великанов на несколько метров от земли не имели ветвей. Когда вошли в массив пихтача, пришлось продираться через густой подлесок. Его лапы цеплялись за одежду, царапали лицо. С восходом солнца Павел повернул правее, градусов на тридцать.
— Почему ты изменил направление маршрута? — послышался сзади голос Осипа.
— Профиль проложен строго с севера на юг, так мы быстрее попадем на него.
После этих коротких фраз бывшим приятелям не о чем было разговаривать. Каждый думал о своем. Павел — о Тунгусе, вспоминал отдельные эпизоды охот с ним, которые останутся в памяти на всю жизнь. Осип прикидывал в уме, на какую сумму сдаст добытую пушнину и как распорядится полученными деньгами.
Неожиданно лес перед охотниками расступился, они вышли на широкую просеку среди хвойного леса, называемую профилем. Павел достал из рюкзака маленький аккуратный топорик и по привычке сделал затес на молодой сосне.
— Ты собираешься сюда когда-нибудь придти? — удивился Осип.
— На всякий случай, вдруг пригодится, — ответил Павел.
Профиль вывел охотников поздним вечером к буровой вышке, залитой электрическими огнями, как новогодняя елка. На их пути в нескольких километрах от вышки стояли вагончики участка гидронамыва. Остановившись у ближайшего их них, Павел снял лыжи и постучал в дверь.
— Кто там? Входи! Дверь не закрыта, — раздался голос.
Валентин Петров, взглянув на вошедших людей с заросшими лицами и впалыми глазами, вмиг оценил обстановку. Перед ним стояли мужчины среднего роста в охотничьей одежде. У одного борода была черной, как сажа, у второго — рыжей. По их заросшим лицам трудно определить возраст, но судя по осанке и глазам, они были не старики.
— Раздевайтесь, садитесь к столу, — сказал Валентин.
Он ценил и соблюдал традиции севера. Путника, уставшего с дальней дороги, прежде всего, надо накормить. Если захочет, сам расскажет, кто он и куда идет.
Неожиданным гостям приглашение дважды повторять не требовалось. Они поставили ружья в угол, туда же положили на пол рюкзаки, повесили куртки на вбитые в стену гвозди и присели к столу.
— Попейте сначала с дороги чая, — сказал Валентин, ставя перед охотниками эмалированные кружки, — а я на скорую руку что-нибудь приготовлю.
Он не спеша нарезал хлеб, пододвинул на средину стола сахарницу и, сняв со шнура, натянутого у дальней стены вагончика, двух вяленых язей, положил перед гостями. Затем снял с плиты горячий чайник и, поставив на берестяную подставку на угол стола, произнес:
— Наливайте сами, будьте как дома.
— Но не забывайте, что в гостях, — продолжил поговорку Павел.
На его губах скользнула улыбка и потухла под густой черной бородой. В карих глазах усталость сменилась блеском. Он подумал: «Мы встретили хорошего человека, теперь благополучно доберемся домой».
Тем временем Осип налил в кружки рыжеватого цвета жидкость. По вагончику распространился аромат таежных трав. Чай был заварен шиповником и разными травами.
После нескольких дней голодания охотники с удовольствием жевали хлеб с кусками жирной рыбы и запивали чаем.
— Никогда не думал, что чай с соленой рыбой вкуснее, чем с сахаром, — произнес Осип.
— Не торопитесь наполнять желудки чаем, — сказал Валентин гостям, — сейчас будут готовы макароны по-флотски.
За неимением макарон, он насыпал в кастрюлю с кипящей водой вермишели. Затем вынул из ножен охотничий нож, всегда висящий у него на поясе, открыл две банки говяжьей тушенки и выложил ее в кипящую вермишель. Валентин хотел еще поджарить лук на свином сале и заправить им готовящееся блюдо, но передумал, видя как голодны люди.
|
Альберт Кайков на встрече со школьниками
|
Утолив немного голод, Павел обратился к хозяину вагончика:
— Как звать тебя, добрый человек?
— Валентином.
— Мое имя Павел, а это мой напарник по охоте — Осип. Мы промышляли в верховье ручья Холодного.
— Запозднились что-то вы с выходом из тайги, — удивился Валентин, — сезон охоты давно закончился.
— Нас должен был вывезти вертолет, но в назначенное время не прилетел. Прождав его, мы упустили время, вдоволь наголодались и намучались.
— Это я по вам сразу определил. Вы из какого места в наши края попали? — спросил Валентин.
У охотников не принято задавать вопрос со слова — куда или откуда. С давних пор укоренилось поверье, что эти слова не принесут удачи.
— Мы живем в Старом Васюгане.
— Большой круг приходится вам делать, чтобы попасть домой.
Без продуктов нам до своего поселка не добраться, вот и решили завернуть к нефтяникам, чтобы разжиться харчами на дорогу.
— Весной не сложно было бы сплавиться по реке, а в оттепель изрядно намучаетесь.
— Идти придется по насту, морозы еще должны постоять.
Разговор длился долго. Охотники подробно рассказали о неудачной охоте в последний день. Каждый рассказал о брошенной собаке со своей точки зрения. Валентин не мог понять, как можно бросить на произвол судьбы собаку, которая многие годы служила верой и правдой. Он расспросил о рабочих качествах и возрасте собаки, узнал кличку. Затем спросил:
— Как добраться до вашего зимовья?
Павел охотно рассказал:
— В трех часах хода по профилю увидишь затес на сосне, поворачивай вправо под прямым углом и выйдешь в распадке на ручей Холодный. Там сам сообразишь, в какую сторону по ручью идти к избушке.
Городскому жителю трудно понять, как по двум ориентирам в тайге можно найти избушку, удаленную на несколько десятков километров. В большом городе, порой, трудно найти дом, расположенный внутри квартала. Охотники же ориентируются в лесу как в собственном доме.
Ночью подул северяк, мороз окреп, оттепели не предвиделось. Прощаясь с Валентином, задержав его руку в своей руке, Павел сказал:
— Спасибо тебе за приют и помощь, окажешься в нашем поселке, заходи, будешь званым гостем.
Весь день на дежурстве Валентин думал о брошенной собаке, ему было жаль ее и стыдно за людей, бросивших друга. Он представил себя на ее месте — голодным, обессиленным, без всякой надежды на спасение. После этого он не мог оставаться равнодушным к ее судьбе и принял решение завтра отнести ей пищу. Рассудив, что собака, оправившись от голода и ран, сможет уйти домой.
С напарником по дежурству на земснаряде, не работающем в это время года, договориться о переносе смены труда не составило. Чуть свет, положив в рюкзак хлеб и куски мяса, надел лыжи и покатил по профилю. Ему, потомственному охотнику, пробежать несколько десятков километров не составляло труда. Невысокого роста, коренастый, он легко скользил на лыжах в привычном темпе, при котором не сбивается дыхание. Орлиным взглядом зорких глаз осматривал стволы деревьев.
К избушке Валентин добрался во второй половине дня. Из раскрытой двери раздалось рычание Тунгуса, лежащего под нарами.
— Не сердись на меня, — как можно ласковее произнес Валентин, — я принес тебе еду.
Услышав незнакомую речь, Тунгус грозно зарычал, переходя на лай.
Достав из рюкзака кусок мяса, Валентин подошел к нарам и протянул к собаке руку с мясом. Около его пальцев лязгнули собачьи зубы. Он еле успел отдернуть руку.
— Ты слишком серьезный пес, — произнес Валентин и бросил мясо собаке.
Тунгус был очень голоден, но не схватил сразу брошенный кусок. Он обнюхал его и, не учуяв ничего подозрительного, осторожно взял в пасть.
Валентину понравилось поведение собаки. Он вышел из избушки, набрал дров из поленницы и вернулся, чтобы затопить печь. Тунгус его встретил молчанием.
— Вот так-то лучше, — сказал Валентин и бросил ему второй кусок мяса, — на сегодня достаточно.
Затопить печь березовыми дровами — дело плевое. Он оторвал от полена кусочек бересты, нащипал лучины, положил их в печь, над ними аркой — дрова и поднес зажженную спичку. Огонь весело побежал по бересте, вспыхнула лучина, и дрова начали разгораться. Только теперь Валентин почувствовал, что голоден. Взял чайник, стоящий на плите, и направился к двери. Около порога остановился, посмотрел по сторонам, надеясь найти пешню или топор. «Видимо хозяин избушки спрятал ценные вещи где-нибудь на улице, — подумал с сожалением, — придется колоть лед ножом».
Натоптанная в снегу тропинка привела его к замерзшей проруби на ручье. Она выделялась гладким чистым льдом среди окружающего снежного покрова. Наполнив чайник кусочками чистого голубоватого льда, вернулся в избушку. Прежде всего, заглянул под нары. Тунгус вяло вилял ему хвостом, в печальных глазах собаки промелькнула радость. «Неужели он испугался, что я брошу его, и обрадовался, когда я вернулся?» — подумал Валентин.
Вскоре избушка наполнилась живительным теплом, Валентин снял куртку, выложил из рюкзака на стол хлеб, вяленую рыбу, отварное мясо и принялся за еду.
Засыпая на нарах, он думал о собаке, но окончательного решения, как с ней поступить, не принял.
К утру, избушка выстыла. Затопив печь, Валентин взял кусочек мяса, присел около нар и тихим спокойным голосом произнес:
— Тунгус, иди ко мне.
Собака, лежащая калачиком, вытянула голову, втянула в себя воздух с запахом человека и мяса. Немного повременив, выползла из-под нар. Валентин протянул к ней руку с мясом на ладони. Тунгус лизнул ему пальцы, взял мясо и мигом проглотил. «Ты умеешь быть благодарным», — произнес Валентин, внимательно осматривая собаку. Перед ним лежал пес серой волчьей масти с крупной головой, на которой торчали острые уши. Длинная, как у овчарки, морда заканчивалась черным носом. В приоткрытой пасти виднелись белые крепкие зубы с длинными мощными клыками. «Не завидую тем, кто испытал на себе эти клыки», — подумал Валентин, а вслух произнес:
— Давай-ка посмотрим, на что ты способен сегодня.
Взяв кусочек мяса, отошел к двери и позвал к себе собаку:
— Поднимайся на лапы, иди ко мне, а то отлежишь себе бока.
Тунгус медленно поднялся с пола. Он был высокого роста, истощенный до последней степени. Хребет и ребра выпирали из-под кожи. На изрезанных лапах наросли коросты.
— Тунгус, иди ко мне, — еще раз позвал Валентин собаку и протянул к ней руку с мясом.
Медленно переставляя лапы, пошатываясь, он побрел на зов. Его зад заваливался в сторону, и ему стоило больших усилий удержаться на ногах.
— Ну и довели тебя горе-хозяева до полного истощения, — произнес Валентин и отдал ему мясо. Затем провел по голове и спине рукой. От прикосновения руки Тунгус вздрогнул, по его коже пробежала дрожь.
— Тебя разве никогда не гладили? — спросил он собаку.
Тунгус не мог ответить на его вопрос, только смотрел удивленными глазами.
— Лежать! — твердым голосом приказал Валентин.
Тунгус повиновался и медленно опустился на пол у порога.
«Ноги заживут быстрее, чем собака окрепнет и наберет вес», — подумал Валентин.
Поев на дорогу и потягивая горячий чай из деревянной плошки, Валентин принял решение забрать с собою Тунгуса. «Вес у него небольшой, двадцати килограммов не будет, — думал он, — донесу как-нибудь».
Прежде всего, дал Тунгусу обнюхать рюкзак, затем осторожно приподнял зад собаки и надел на него рюкзак.
Словно понимая намерения человека, собака доверилась ему и не сопротивлялась. Натянув на нее рюкзак до шеи, завязал его и осторожно поднял на плечи.
Переступив порог, плотно закрыл дверь, надел лыжи и отправился знакомым маршрутом. Тунгус лизнул его ухо. Этот «поцелуй» растрогал Валентина, хотя он и не был сентиментальным человеком. Появилось приятное, радостное настроение, которое прибавило ему силы. «Неужели собака понимает, что я ее спасаю, — подумал он, — даст Бог, мы с тобой подружимся и еще поохотимся вместе»...
На хорошем корме Тунгус отъелся и быстро поправился. Он уже верховодил среди местных собак, некоторые задиристые кобели испытали на себе его крепкие зубы. Вскоре началась течка у Найды, Тунгус «пас» ее две недели, не подпуская к ней ни одного соперника. Валентин радовался, что у его собаки появятся добрые щенки.
Быстро пролетела весна, растаяли снега в тундре и тайге, отшумели весенними водами ручьи и реки, вскрылись ото льда многочисленные озера. Перелетные птицы вывели потомство, и табунки уток с утятами плавали на каждом, даже самом захудалом, озерке. У зайчих уже появился второй помет зайчат. Эти кроткие, пугливые зверьки поступают со своим потомством почти как кукушки. После родов накормят зайчат и убегают, оставив их на произвол судьбы. Если какая-нибудь другая зайчиха наткнется на чужих зайчат, она обязательно накормит их. Зайчата часто становятся добычей бродячих собак.
Каждый день, возвращаясь с работы, Валентина у вагончика встречали Найда и Тунгус. Собаки имели разные характеры и вели себя каждая по-своему. Найда извиваясь всем телом и усиленно виляя хвостом, бросалась к ногам, показывая всем видом, что она хочет, чтобы ее погладили. Тунгус останавливался в шаге от Валентина и, вильнув несколько раз хвостом, стоял невозмутимо, давая понять, что он серьезная рабочая собака и ей не до ласк. Он не любил, когда его гладят. Первым делом Валентин кормил собак и разговаривал с ними. Работая целый день на бульдозере, ему не с кем было переброситься словом.
Сегодня Тунгуса не было на месте. Валентин не придал этому значения, мало ли какие дела могут быть у собаки. Когда Тунгус не пришел на второй и третий день, он забеспокоился. Тешил себя мыслью, что возможно он загулял на собачьей свадьбе. Стал расспрашивать владельцев собак, но никто Тунгуса не видел. Через неделю понял, что собака пропала. Постороннему человеку в руки он не мог даться, значит, не поладил с медведем и попал под его тяжелую лапу. Валентин долго переживал утрату, ему жаль было пса, рухнули надежды на охоту с ним. Каждый вечер, перед тем как уснуть, до мельчайших деталей вспоминал встречу с ним в избушке и нелегкий переход от нее к своему вагончику.
На следующий год весной Валентин летел на вертолете из Стрежевого в поселок нефтяников Ломовской. Закончилось таяние снегов, реки вышли из своих берегов, залив все пониженные места бесконечного пространства болот, тундры и лесов. Под вертолетом вся поверхность земли представляла сплошную водную гладь с небольшими островами грив и лесов.
Пилоты получили радиограмму залететь в поселок Старый Васюган и взять на борт больного жителя. Когда подлетели к поселку, он предстал островом среди моря воды. Дома вдоль реки стояли в воде, как деревянные кораблики, готовые пуститься в плавание. Вертолет приземлился на поляну в центре поселка. Его быстро окружили немногочисленные жители. Для них это чрезвычайное событие и возможность общения с внешним миром.
По метеоусловиям вылет вертолета отложили на несколько часов. Валентин пошел осмотреть поселок. По улице ему навстречу бежала стая собак, среди которых высоким ростом выделялся кобель, похожий на Тунгуса. «Не может быть», — подумал он, но сердце тревожно забилось.
— Тунгус! — крикнул Валентин срывающимся голосом.
Кобель отделился от сородичей, подбежал к Валентину и, остановившись в метре от него, приветствовал своего спасителя вилянием хвоста. Это был Тунгус. Он узнал своего спасителя.
— Здравствуй, бродяга, я рад, что ты живой и остался верным своему первому хозяину, — с горечью произнес Валентин.
Тунгус вильнул еще несколько раз хвостом и побежал догонять свору.
Валентин провожал его взглядом, к горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы. Ему было грустно, что он не смог приручить к себе Тунгуса, и радостно, что тот оказался живым. Видимо, охотничьей собаке недостаточно ласки, ей дороже что-то другое. У него не появилось желание идти дальше по поселку и разыскать Павла. Немного постояв в задумчивости, вернулся к вертолету.