Материалы номера № 16 (67), 2013 г.

Все тот же ельник частоколом,
Такой заманчивый в полях,
Когда окрест пытаешь взором,
Куда ведет старинный шлях.

Там, словно в тридевятом царстве,
Ни дуновенья в тишине,
И опасаешься коварства
Вон той кикиморы на пне.

За чащей — снова мухоморы,
Но и хорошие грибы, —
Леса отцов на щедрость споры
При всех превратностях судьбы.

Идя в колючих хворостинах,
Вдруг набредешь на бурелом,
Где вертикально комья глины
На корнях вздыбленных ребром.

За ними павшие гиганты —
Стволы, поверженные ниц,
И, словно вставши на пуанты,
Вокруг подрост без пенья птиц.

Какие тайны здесь глухие,
И что творится по ночам,
Когда взойдет, как над могилой,
Луна в подспорье комарам?

Боровиков полна корзина,
Давно пора уж уходить,
И вроде леший смотрит в спину:
Прося маленько погодить.

Но не разминусь я с фортуной, —
Скорей отсюда по тропе, —
Хоть я не робок, только втуне
Не стоит мешкать здесь во тьме.

И понарошку напугаться
Преданьем милым — только рад,
Смешно же лешего бояться,
Когда иной грядет расклад...

Всюду блики брызг в мажоре,
Сзади солнечный Прованс,
Здесь накатывает море
Средиземный свой аванс.

Рядом Ницца и Монако,
Там вдали — Левант и Рим,
Где на каждом древнем акре
Толстым слоем время-грим.

Лишь руины тех строений —
Храмов форумов и вилл,
Но эпохи среди тлена
Проступает жар и пыл.

Да и век наш — весь оттуда —
С прозябаньем и мечтой,
И сверкает из-под спуда
Жизни бренной и простой.

С наперсток чашечка экспрессо,
Но тонус повышает враз,
И пристальней читаешь прессу
Под еле слышный стрекот касс.

Верней, — всего одна газета,
Обычный бонус у метро,
Но с новостями всего света
О Коломбинах и Пьеро.

А за стеклом туман слоится,
По всей Европе, может быть,
И в нем сейчас Милан таится
Не прекращая бурно жить.

И как-то даже так уютней
Здесь в белом коконе сидеть,
И в уникальности минутной
От немудреных сплетен млеть.

Сразу после семинара
Поспешил уехать в лес,
И бродил среди пожара
Листьев, падавших с небес.

От прямого излученья
Таял иней на траве,
И Максвелла уравненья
Мельтешили в голове.

Все казалось, что рукою
Синий лучик вдруг схвачу,
И к вселенскому покою
Вслед за паром полечу.

И абстрактные решенья
Обретали вещий смысл:
Прямо к тайне воскрешенья
Мчит быстрее света мысль.

Словно бы чего-то знаешь
Недоступное другим,
И в иных мирах витаешь
От опасностей храним.

Страшный треск: отец семейства
Что-то в клюве притащил:
Занимательное действо,
Напряжение всех сил.

Я стою под шапкой клена
Замерев, чтоб не мешать,
А народец тот зеленый
Продолжает пировать.

Что ж — везде свои заботы:
Птах веселая возня, —
Жизнерадостные ноты
Оглашают зеленя.

Верещат почти нахально,
В кроне трелями звенят.
Ближний мир их, или дальний?
Есть ли место для меня?

Паутинок радужные нити
Все поля опутали опять,
А погода, что ни говорите —
Напоследок снова благодать.
Будто из небесных канцелярий
Ангелы небесные снуют,
Из былинок пригодился им гербарий:
Обмеряют землю там и тут.
А потом, в назначенные сроки
Снега будет здесь невпроворот,
И немного грустно отчего-то
Высших сфер не знаем мы расчет.

Ощетиненное поле
Плиты встали на дыбы,
Будто к запускам в иное
Приготовлены гробы.

И повсюду скорбь разлита —
Толпы в трауре идут,
А катафалки деловито
Все новых странников везут.

Ах, Матвевна, Агриппина, —
Вроде было не впервой,
Ты сражалась одержимо,
Только с дьяволом был бой.

И во время отпеванья,
С чуть заметной синевой
Ты лежала изваяньем
После встряски огневой.

Нет надежд уже на встречу,
В световых иных годах.
Все окутал сумрак вечный,
В серо-голубых тонах.

Весь мир давно наполнен тленом,
Что ни возьми — труд мертвецов, —
Паркет, хрусталь и гобелены
И книги с мудростью отцов.

Порою искрами таланта
Взметнется мысль, и снова мрак:
В слоистых недрах фолиантов
Давно описан данный факт.

И затерявшись жизнью всею
Среди запыленных громад
Все ходишь взад-вперед рассеян,
Буравя стеклами закат.

И словно ты уже на полке
Томами толстыми зажат,
И отыскать в стогу иголку
В грядущем пробует собрат.

Так не сочти за труд, приятель,
Хотя б погладить корешок;
Как звездных приисков старатель
Мой пульс заметить между строк.

Недолго, впрочем, любоваться,
И твой черед придет пылить.
Мы будем вместе в блеклых глянцах
С тобой о вечности рядить...

Опять это чудо журчания,
Не верится даже ему —
Веселых ручьев клептомания
В хиреющем желтом снегу.

Сквозная всеобщая мания
На синее в каждой версте.
И то, чему нету названия —
В походке, во взгляде — везде!

И значит влюбляться не поздно,
Улыбку поймав на ходу,
И в каждом мгновении звездном
Ты с вечностью снова в ладу.

С портрета отвалилась рамка —
Отдельно фото с дымчатой каймой,
У Софь Ивановны на щеках ямки
И с ней сосед с улыбкой восковой.

Аркадий был по отчеству — Евгеньич,
Арканом — окрестила ребятня.
Старорежимный инженер-путеец,
Интеллигент, он занимал меня.

Я через стенку часто слышал трески
И голоса заманчивых долгот,
И горизонт на Западе казался в блеске
От дальних тех, несказанных щедрот.

Журнал "Америка" — немыслимая роскошь.
Цветной нейлон, пушистый интерьер.
Однажды помню, в светлом макинтоше
Я заходил к нему, — в свободы тот вольер.

Сидел при Сталине за что-то;
Рассказывал, что в Туркестане при царе
В угле на тендере и обливаясь потом,
Все водку пил из чайника, что воду на жаре.

Как у стиляг зауженные брючки,
Крест-накрест помочи
И головы седой трясучка.
Он не потерян все ж во временной толкучке:
Нет-нет, да вспомню — вот какая штучка.

Короче день, но как опять светло!
Витраж осенний ярче все и краше,
И иван-чай, забывший про тепло,
Серебряными бородами машет!

С почтовой марки вид Байкала:
Лазурь сквозь изумруд сосны,
Под песнь вселенского хорала
В могучем натиске весны.

И нет ни облачка, ни грусти:
Лишь свежих красок торжество,
И от Сибири до Этрусков
Движений мысли волшебство.

Сквозь шум лесов на всей планете,
На самых дальних рубежах;
Где плещут волны в бликах света
И пляж, затерянный в веках.

Там только что суденышки Энея
Пристали к берегу, ракушечник дробя,
И празднично котурнами алея,
Идет Дидона, бусы теребя…

Вездесущее солнце сквозит
В аромат листвы еще клейкой;
И тропический воздух разлит
В глубину и объем над скамейкой.

Посиди, поучи алфавит
На плече с осмелевшим пернатым.
Что-то важное он говорит
О весне и о жизни приватно.

Сей науки незримый гранит
Неподвластен философам мелким.
Лишь о счастье птенец нам твердит
Серебрясь, как над Летой уклейка.