 |
Материалы номера № 26 (77), 2013 г.
Мурадин ОЛЬМЕЗОВ
Острые углы
* * *
Дождь проходит торопливый –
и уносит часть меня.
С ветки лист летит на землю –
и уносит часть меня.
Журавли вдали курлычут –
и уносят часть меня.
Каждый времени отрезок
забирает часть меня;
ветер, дерево ли, птица –
все уносит часть меня;
сны, вы тоже по крупицам
разбираете меня…
Но пока – я буду падать
вместе с каждую звездою!
И взмывать в нагое небо
вместе с каждой птицей буду!
Да – покуда не растаю
как туман, как сновиденье!
Зависть
Камень
к дереву зависть питает,
потому что не может расти.
Ну а дерево
стать речкой хотело б:
та течет –
сколько ж видит она!
А вот речка
завидует ветру –
тот летает по воле своей,
не стесненный
границами русла.
Потери и обретения
Я однажды
себя потерял.
Средь людей
я искал себя долго…
Но нашел,
как ни странно,
средь птиц.
Гнев
Взглянув в огонь,
я дерево увидел,
которое приют
дарует птицам,
но осенью,
разгневавшись,
их гонит,
швыряя россыпь листьев
им вослед.
Взглянув на реку,
я вдруг дождь увидел,
который щедро
насыщает землю,
измученную засухой,
но в гневе
дома несчастных
может напрочь смыть.
Взглянув на камень,
я увидел искру.
Огонь ли в очаге
она сумеет
разжечь,
чтоб защитить меня от стужи?
Или – спалит жилище,
впавши в гнев?
Ушедший в небо
Вновь –
черный день.
Опять погиб мой друг.
Еще один
сорвался со скалы...
А он любил
взрывное слово
"вдруг",
всю жизнь любил он
острые углы!
Не надышавшись
воздухом высот,
он, падая,
прощальный бросил взгляд
на мир внизу,
где нечисти – почет,
где каждый дышит
затхлостью болот,
где страх в душе
у каждого живет,
где думают лишь то,
что им велят.
А в мире скал –
такая чистота!
Таким бесстрашьем
веет все вокруг!
Его всю жизнь
влекла лишь высота,
таким он был,
ушедший в небо друг.
* * *
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним.
Ты на страницах жизни нас рисуешь,
мешая щедро радость материнства
и радуги цвета со звездным светом,
но точки не поставишь.
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним.
Ты на страницах жизни нас рисуешь,
смешать умея молнии стремленье
с великолепной музыкой цветочной
на солнечных полянах.
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним.
Ты на страницах жизни нас рисуешь,
мешая грустной старости морщины
с ночною тьмой, глухой, немой, холодной, –
к чему нам эти краски?
Остановился б вовремя, художник!
Ну кто же продолжать тебя неволит?
Первоначальный замысел ты губишь
усердием излишним…
* * *
Красавица знакомая все чаще
пугается у зеркала: морщинки
в нем множатся, как трещинки в стекле,
ее туманя светоносный лик.
А дочь ее подросшая все чаще
у зеркала постаивает, видя,
как лунным светом груди набухают,
готовые подобьем белых роз
раскрыться.
Но вот бабушка и вовсе
пренебрегает зеркалом, в котором
ведется неотступно наблюденье
за всем, что происходит у них в доме.
Она-то знает: то – колдунья злая,
которая, заворожив однажды,
навек твоей душой завладевает,
а тело, словно старую собаку,
безжалостно прочь гонит со двора.
Тропинка на небо
Такой мороз,
что звезды коченеют.
Озябшие лучи ко мне стучатся
в окно, и я,
конечно, открываю.
Я говорю им:
"Милости прошу,
гостям издалека я рад,
входите,
скорее проходите к очагу".
Держу застолье с ними до рассвета –
мы пьем вино
и говорим о разном:
они ведут беседу по-балкарски,
я говорю
на звездном языке.
А на прощанье тайную тропинку
одна из них
на небо мне покажет
и пригласит захаживать к ней в гости,
в чем я,
пожалуй, ей не откажу.
Зеркало
Зеркало состарилось
и больше
не смеется звонко, как когда-то.
От него улыбки не дождешься –
глаз бездонных родники иссякли
и мутны от скорби и печали.
Кожа, прежде гладкая, в морщинах,
что твоя древесная кора.
Зеркало состарилось
и дремлет,
дремлет дни и ночи напролет.
А во сне, наверно, видит детство,
юности орлиный видит взлет.
Зеркало состарилось,
и что же?
Зубы поредели, а на пряди
изморозью пала седина.
Почему же зеркало, бедняга,
не себя жалеет,
а меня?
|  |
