Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 34 (85), 2013 г.



Александр Петрушкин
ТО, ЧТО ЛЕЖАЛО НА ЛАДОНИ

 

*   *   *

То, что лежало на ладони,
хрустело яблоком на свет
[глазной] распахнутой пчелою,
как донник, павший на столе.

Сгорает кожа восковая,
как лепет нас клюющих птиц,
в ребенке под столом сужаясь,
и донник говорит: простись,

на дне у неба, прижимаясь
плотнее к темени кругов,
я слышал, как с меня снимают
[как с древа яблоко] засов.

Там я лежу на дне у света —
пока расходится волна,
хрустящая, как волн пометки
на ткани теплого ствола.

И чем мне светит скатерть эта,
когда в хруст руку протянув
взлетает яблоко [глазное],
пчелу и донник взявши в клюв?



КОЛОДЕЦ

Руслану Комадею

Ты все провожаешь свои голограммы в шиповника ад,
который в себе вышиваешь, на память, как линию рваную рта.

Гляди — просветлеет колодец, и гонят быков —
ведь рай это полость — беда ли, что мал? Это все.

Чтоб хлеб подавал бледный знак — что в твою Чилябонь,
как малое стадо пришел телеграф — но уволь! —

там гонит колодец быков, как бы кровь чистотел,
шиповник растет через звук, меж своих же ветвей.

Есть мокрый двойник у быка. Он — колодец, он — чист,
растет из шиповника, с горлом разрезаным вниз.

Светает двойник, как фонарь, освещает свой рай,
где гонят быков, чья спина распрямилась в трамвай,

врастая в шиповник. И больше не вправе стоять —
шиповник, колодец и бык в свои ветви летят.



РИСУНОК

повис над нами пловец синий
певец одышки и гомера
вокруг посмотришь много глины
а остальное все — химера

ключи скрипят внутри у скважин
как будто женщина полна
мужчин и Бога по порядку
выводит в озеро она

и за пределами пристанищ
гудит соленый звук дождя
наверное и мы дождались
пловца фонарного в костях

ключи скрипят внутри у скважин
как будто женщина полна
мужчин и Бога по порядку
и грудь ее как смерть — тесьма

и у рисунка вот такого
сверчок под сердцем замолчит
чтоб слушать как Гомер с Химерой
под глиной слушают ключи

ключи скрипят внутри у скважин
как будто женщина полна
мужчин и Бога — в женском платье
идет навстречу ей волна

и покидаются причины
ее открытых берегов
и смотрят внутрь ее мужчины
соображая: кто из трех



*   *   *

Так вырой же тьму из могилы,
чтоб — как колыбель —
качалась она средь стеблей
предрассветных стрижей,

сгоняемых скрипом сосны,
в навесные углы,
стучащейся с нашей
прозрачной, как мы, стороны,

что вырыла нас,
и лопаткою птичьей звучит
над каждой цикадой,
как будто хозяйка бренчит

в прихожей костями, детьми —
разменяв лишь лицо, а не цвет,
начавши с конца,
поскольку сначала нас нет

ни в кадре, ни в клюве,
ни в этом фонарном бельме.
Как будто есть тьма —
мы себе ковыряем белье

Стоим у сосны между бедер,
поднявшихся в свет,
кроша в темноту, то, что
[после прошедши] кольнет.



ДИАЛОГ

Порезавшись крапивою сухой,
ты дышишь, удивляясь расстоянью
с ее молчанием, и спелый перегной
земле передает свое дыханье,

крапиву он роняет в небеса —
и верится пока еще крапиве,
что есть в ее молчании леса,
строения (и что немного кривы

все эти построения ее),
что дышит Бог в рыжеющий затылок
что перегной когда-нибудь спасет
пуская сок в какой-нибудь отрывок,

в ее порез, который, как язык,
зеленым хлорофиллом мокнет

в горле,

ее порез с моим заговорит
и их молчанье долгое умолкнет.



*   *   *

И вот ты раздвигаешь двойника
через тростник, в котором он клубится,
еще туман [почти что не вода,
а ключ от птицы, что ей не разбиться

дает возможность]. Говорит со мной
двойник соломенный, садящийся на плечи,
саднящий горло — вот, как божемой,
тростник меня раздвинул вдоль и лечит

выращивает мокрое лицо, шагает по лицу
как бы в печали, и август смотрит
пристально за мной —
кутенком, заблудившимся в причале,

чтоб слышал я, как шелестит тростник,
олений глаз закрыв наполовину,
и мокрый, словно смерть, двойник журчит,
меня [перед собой] как дно раздвинув.



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru