Материалы номера № 40 (91), 2013 г.

Был дерзок я, как уркаган.
В бескровной схватке с вами —
Краснел, хватался за наган...
Мог землю грызть зубами.
От криков собственных оглох —
Неистовствовал... Следом —
Раскрасил стихотворный слог
Прекрасным черным цветом.
Вам трудно мне не сострадать?
Бог — в помощь! Рифмы эти
Грудной братве талдычит мать,
Весь день горланят дети.
Мой стих сильнее топора,
Страшней клыков вампира...
Довольно! Полночь. Спать пора.
Раскурим — трубку мира?!

Жизнь, как камни раскидала
Нас. Пресытившись хлыстом,
Тяжкой поступью вандала
Входит память в старый дом.
Без фанфар, без песнопений
Одолев промозглый тлен,
Входит, бродит... Чьи-то тени
Отделяются от стен.
Прорастает память телом:
Камнем высветлив версту,
Батька в платье черно-белом
Грудью тянется к кресту...
Прокричав веселью: «Трогай!»,
Слезы вытравив из глаз,
С повседневною голгофой
Мать смирилась ради нас...
Злая память сердце гложет:
Ощетинившись, как зверь —
Просчитает, подытожит
Горький перечень потерь.
Жизнь вбивает ногу в стремя,
Грудь рубцует мошкара...
Ах, как сладко пахло Время
В предвкушении добра!

Набычив лоб, сойдя с ума,
И умертвив в октавах звуки,
Вновь расторопная зима
Ребенком просится на руки.
Она предчувствует разлад...
Кричит: «Юродивый, покуда
В грехах замешкался Пилат
И от судьбы бежит Иуда —
Твори!» Пытаясь мне помочь,
Деревья вскакивают с места...
Вот только странно в эту ночь
Смерть разодета — как невеста.

Среди прочих напыщенных львиц ты, бесспорно,
Выделяешься запахом кожи. Звук горна
Твоего — как набат, предвещающий — вскоре
Эту землю волной смоет в Черное море.

Я — которого страх грозным скрежетом стали
В предстоящем бою обезглавит едва ли;
Я, который познал вкус борьбы, запах крови,
Трепещу, когда ты сводишь тонкие брови.

Обескровлен, сражен, припечатан к веригам
Тихим голосом, взглядом пронзительным, криком:
Из тибетских пещер повылазив, атланты
Твоим недругам рвут причиндалы и гланды.

Голос, взгляд, походка, жесты —
Слепок жизненный... В Белграде
Смерть, схватив костюм невесты,
Льнет к кладбищенской ограде.

Под стеклом расправив спины,
Подвывая: «Все мы смертны.»,
Розы, астры, георгины
Снова ждут сакральной жертвы.

Затхлый запах влажной тверди
Мозг взрывает криком: «Горько!».
Моцарт, Бах, Чайковский, Верди
Нагнетают страсти... Только

Оглашенным — страх неведом:
Растворившись на погосте,
Будешь — скомканным портретом
Приходить к Отчизне в гости.

Ночь оглохла от скорбного бубна.
Ты хандрой, как проказой, больна.
Разведенка... Горда, неприступна —
Свыклась с платьем из черного льна.
Не колдунья, не божья невеста —
Ждешь нетрезвых лобзаний земли:
В бренной жизни достойного места
До сих пор для тебя не нашли.
Сколько мифов ты не развенчала,
Сколько слов не успела распять?!
Cколько слез у морского причала
Cмоет с глаз твоих — черствая мать?!

Сколько непритворных слез,
Бедствий, стрессов нервных
Отпрыск ваш Вам преподнес,
Будучи, во-первых —
Хворым, хрупким, щипцевым
Вздорным... С колыбели —
Плакальщицы стадом злым
Над блаженным пели:
«Для тебя под Минском вы-
Выдолблена яма!»...
Где б я был, когда б не Вы,
Дорогая мама?!

Жизнь обескровлена и зла,
Как голос к Богу вопиющий.
С утра гремят колокола,
Дохнуло плесенью. Из гущи
Косноязычной, злой орды
Звучат воинственные оды.
И мы беспамятством горды
В объятьях вспыхнувшей свободы.
Свободы от... свободы для
Разноречивых, лживых сплетен:
«Прогнило днище корабля.
Костюм безденежьем изъеден».
Кресты, хоругви, образа
Следят, предвидя перемены —
Чтоб в застекленные глаза
Не просочился яд измены.

Октябрь. Слякоть. Листопад
Флиртует с ветром. День обвалом
Надежд отмечен. Двое спят,
Укрывшись плотным покрывалом.
Ночная мгла не так страшна
Содружеству... В застенках рая
Жена, как смерть, ему нужна;
Ей нужен муж, как боль зубная.
Так — было, есть. Так будет впредь.
Вновь умертвив в октавах звуки,
Она рискует — растолстеть,
А он — состариться от скуки.

Декабрь без снега — благодать.
На ветках — гроздья спелых почек.
Ты с каждым призраком в кровать
Ложишься спать без проволочек.
Затем, проснувшись поутру —
Всплакнешь над свежим некрологом:
«Ведь я — когда-нибудь помру
И в гроб сойду в костюме строгом».
Твой мозг хандрит без топора.
Заправить снедь холодной водкой
Тебе — давно пришла пора;
И — в путь скользящею походкой.
Так — день за днем, за годом год:
Трактир, трамвай, завод, берлога.
И чернь подвыпившая ждет
Очередного некролога.

В две тысячи бесхитростном году,
Почти что став родного батьки старше —
Забронзовеешь, съездишь в Воркуту,
По Брахмапутре проплывешь на барже,
Пройдешь сквозь строй состарившихся лиц
На сквернословных ярмарках, вериги
Сорвешь с души, вернешься в Аустерлиц
И жизнь вдохнешь в неизданные книги.

Распластанный зажравшейся Москвой,
Отвергнутый благопристойным Минском,
Клятвопреступник с крупной головой
Юродствовал пред мрачным обелиском.

Глумилась над пространством чехарда.
Неистовствовал вздор. В мертвецкой хмуро
В застиранных халатах ждут — когда
Под пальцы приплывет клавиатура.