Главная
Издатель
Редакционный совет
Общественный совет
Редакция
О газете
Новости
О нас пишут
Свежий номер
Материалы номера
Архив номеров
Авторы
Лауреаты
Портреты поэтов
TV "Поэтоград"
Книжная серия
Гостевая книга
Контакты
Магазин

Материалы номера № 48 (99), 2013 г.



Валун-чародей

Салих Гуртуев. Сон кизилового дерева (стихи и поэмы). — Москва: Художественная литература, 2010.



Сказитель

У дарящего сладостный плод
Долгим пусть будет век.
(Перевел Д. Долинский)

Когда речь идет о человеческом возрасте, число 75 впечатляет. Три четверти века — это не шутка. Сам факт вызывает уважение. А если учесть, что человек этот пережил войну и депортацию, вырос без отца, погибшего на фронте, и, несмотря на все испытания, уготованные ему судьбой в молодые годы ("Я был едва мерцавшим угольком, — / Мальчонкой, обездоленным войною…"), стал не просто уважаемым членом общества, а — поэтом, выразившим душу своего народа, то становится понятно, что речь идет о личности яркой, масштабной, самобытной. Таков Салих Султанбекович Гуртуев — поэт, переводчик, общественный деятель, президент межрегиональной общественной организации "Клуб писателей Кавказа". Одно только перечисление званий и регалий, которые он заслужил за свой долгий трудовой путь, выпущенных книг, полученных наград и премий займет целую страницу. Особо хочется сказать о Салихе Гуртуеве как о переводчике. Салих Султанбекович сделал очень много для сближения народов Северного Кавказа, живущих бок о бок, но говорящих на разных языках, для их лучшего взаимопонимания. Он перевел на родной (балкарский) язык лучшие произведения Пушкина, Лермонтова, Мицкевича, Нерис, Мустая Карима, Чингиза Айтматова, Маяковского, Есенина, Тихонова, Евтушенко, Рубцова, польских, сербских, турецких, венгерских грузинских, чеченских, ингушских, аварских, кумыкских, азербайджанских, латышских, башкирских, осетинских, калмыцких поэтов и писателей. Отдельной огромной работой и достижением являются переводы на балкарский язык поэмы Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре" и романа в стихах А. С. Пушкина "Евгений Онегин", а также издание антологии кабардинской поэзии на балкарском языке в собственных переводах. Я подробно останавливаюсь на его деятельности в качестве переводчика, потому что каждый настоящий поэт по сути своей — переводчик: как говорит Марина Кудимова, он переводит себя на язык других людей. Тем самым поэт наводит мосты между людьми и между народами, объединяет, сплачивает. В этом его главное, Божественное предназначение.
Сейчас в моде интеллектуальная поэзия, эксперименты со словом, головоломки, поиски новых форм и новых смыслов. Но, кроме интеллекта, головы, у человека есть душа и неискоренимые духовные потребности, которых не насытишь играми разума. Веками духовные потребности утолялись религией и поэзией, двумя родственными явлениями, выросшими из одного корня. Первыми стихами были молитвы, к Богу человек обращался на особом, прекрасном и звучном языке. В стихах-песнях он говорил и о самом главном и дорогом в жизни — о красоте родной земли, о матери, о любви к женщине, о семье.

Здесь люди песни издавна певали,
Встречали песней пламенный восход,
Растили хлеб, влюблялись, воевали
И сплачивались с песнями в народ.
                                (Перевел И. Ляпин)

Салих Гуртуев — настоящий народный сказитель, продолжающий и в своем творчестве национальную поэтическую традицию, заложенную безымянными импровизаторами-акынами и развитую Кязимом Мечиевым и Кайсыном Кулиевым. При всем разнообразии тем, которые отзываются в нем стихами, все они связаны с земными проявлениями, с реальной жизнью — не умозрительной, а настоящей. Мать, родные места и родной народ, испытания, выпавшие на их долю, любовь к женщине, к детям, к семье — вот основные интересы его творчества. Его стихам свойственна притчевость, песенная интонация, злободневность, рассматриваемая через призму философского осмысления. Читая стихи Салиха Гуртуева, так и хочется сказать: "Вот стихи, а все понятно, / Все на русском языке", хотя, конечно же, поэт пишет на балкарском языке, и его стихи доступны русскоязычному читателю только в переводах. Здесь простота не синоним примитивности, но сознательно выбранная позиция, та самая пастернаковская "немыслимая простота", к которой кто-то идет годами, а кто-то обретает просто и естественно.



Истоки

Надо же, птица какая-то снова
 Голосом мамы меня позвала.
(Перевел И. Ляпин)

Большое место в творчестве поэта занимает образ матери. Это неудивительно, учитывая его личный жизненный опыт (его вырастила и воспитала мать) и традиционное для Кавказа уважительное отношение к родителям. Своей маме Салих Гуртуев посвятил всю книгу, в которой несколько поэм и множество стихотворений написаны о ней. Их нежные и светлые строки не оставляют и тени сомнения в том, что мать была и остается для него самым близким и дорогим человеком и мерилом нравственности:

Леса на склонах вспыхнули огнем,
Осенняя трава у дома гнется.
А мама нынче думает о чем,
Когда одна под крышей остается?
Светлеет ли над нею небосвод?
Уходит хоть ненадолго усталость?
И грустно мне, и так меня гнетет,
Что мама в доме вновь одна осталась.
……..
Как самого постыдного греха,
Страшусь я материнского упрека.
                         (Перевел И. Ляпин)

Обретая истоки в личном чувстве сыновней любви и благодарности, образ матери перерастает биографические рамки и становится архетипично-обобщенным, былинным, перед нами уже не конкретная женщина, а — Балкарская мать:

Просила только счастья для детей,
Как все другие матери-горянки.
И годы слез не отняли у ней
Ни мудрости, ни княжеской осанки.
                             (Перевел Э. Барсуков)

Не забывает поэт и отца, которого знал совсем мало, но который воспитывал сына доброй памятью о достойной жизни и славной смерти на фронте Великой Отечественной войны. О нем написан пронзительный цикл "Обращение к отцу", в котором поэт разговаривает с отцом во сне: "С тех пор тебя я каждой ночью жду". Но сон кончается, и: "Отец!.. Отец!.. Но явь оборвалась, / И, содрогнувшись, я опять проснулся". Там же читаем горькое признание:

…Выросли дети мои, но и сегодня
Ты необходим мне, отец!
Как мне хотелось бы груз свой душевный облегчить
Долгой неспешной беседой с тобой…
                                                (Перевел А. Кайданов)

Детство, обычно самая золотая пора человеческой жизни, сложилась у поэта как череда испытаний и потерь. Возможно, именно это позволяет поэту особенно обостренно чувствовать чужое горе — и писать о нем и обо всех погибших. Обращаясь к воинам, отдавшим жизнь за родину, Гуртуев размышляет, достойны ли мы тех немыслимых жертв, которые были принесены ради того, чтобы нынешние поколения могли жить и свободно говорить — каждый на своем языке:

Сумеем ли любить, как вы любили?
Сумеем жить, как вы умели жить?
                        (Перевел А. Передреев)

Образ погибшего отца вырастает, трансформируется в образ эпического героя, защитившего детей — будущее своего народа: "Во имя нас, во имя нас, детей, / Отцы ушли из жизни молодыми". Личная боль становится общей и не утихает со временем, ведь каждую ночь "В почетный караул встает луна / Над скорбными могилами героев".
В поэме Салиха Гуртуева "Хранитель леса" (кстати, с подзаголовком "Современная сказка"!) я нашла удивительно простое, точное, беспафосное определение, что такое солдатский подвиг:

И он совсем не виноват, солдат Муса,
Что не сумел-таки свершить там чудеса.
А просто полз и просто в полный рост вставал,
Когда к атаке подавал сержант сигнал.
И он совсем не виноват, что часть пути
Он до победы из-за ран не смог пройти.
                                (Перевел Д. Долинский)

Преодолеть один из самых сильных инстинктов, инстинкт самосохранения, и встать в полный рост, зная, что каждый миг может стать последним, — это и есть ежедневный подвиг рядового солдата, за который не давали медалей и орденов, но без которого невозможна победа.
Преданность самой высокой пробы — это преданность мертвым, тем, кто уже не может ни помочь, ни защитить, но… может, все-таки — помогает — оттуда? Неразрывная родовая память, связь с предками — это тоже отличительная особенность творчества народных сказителей, которая ярко и отчетливо прослеживается в стихах Салиха Гуртуева.



Пепел Клааса

Вот и кружит он птицей памяти,
Не забывшею ничего.
(Перевел Д. Долинский)

Немного арифметики. Поэт родился в 1938 году. В год, когда началась война, ему исполнилось всего три года. Ко дню Победы — 7 лет. Но между этими датами есть еще одна, ставшая для него и для всех балкарцев незаживающей раной. О чем я говорю, сразу же поймет каждый кавказец. Для остальных поясню. 8 марта 1944 года весь балкарский народ был депортирован в Среднюю Азию.

Я сознательно пишу об этом событии, избегая эмоций, ибо чудовищность этого злодеяния говорит сама за себя. Так к Войне добавилось Изгнание, длившееся тринадцать лет. Салих Гуртуев вернулся в родные края уже выросшим, а если учесть все, что пришлось испытать на чужбине, то смело можно сказать — взрослым человеком.
Чем меньше народ, тем страшнее его представителям потерять свою национальную уникальность, раствориться без следа в других народах, тем сильнее они стараются сохранить свое национальное самосознание. Особенно эти чувства обостряются, если твой народ находится в опасности. Спросите любую мать — какого ребенка она любит больше, и она ответит: того, которому сейчас хуже всех. Салих Гуртуев — плоть от плоти балкарского народа, "листочек на ветви балкарского дерева", как он сам себя называет. И одновременно — вот парадокс! — для него родной народ — как ребенок, которого любишь тем больше, чем больше испытаний выпадает на его долю. Поэт, прошедший вместе со всеми балкарцами через страшные испытания, заслужил право сказать: "Есть родина, и, значит, счастье есть".
Невозможно без волнения читать его стихи и поэмы, написанные о страшных годах изгнания, о голодающих детях, о выбивающихся из сил женщинах, об убитых горем и несправедливостью стариках. Тема изгнания является постоянной, сквозной темой в творчестве Салиха Гуртуева, это тот "пепел Клааса", который не прекращает стучать в его сердце:

Но в ночи просыпаюсь от стука вагонного я,
Ибо память травою забвения не зарастала.
                                       (Перевел А. Кайданов)

Рассуждая о судьбах своего народа в поэме "Месяц Апостола", поэт приходит к простой и ясной формуле человеческого счастья:

Пусть живущий встретит смертный час
Там, где колыбель его качалась.
                           (Перевел  Д. Долинский)

Как это похоже на слова Льва Толстого: "Счастлив тот, кто счастлив дома"! Мудрость не имеет национальности, она приходит после долгих лет упорной духовной работы. Мудрости смирения учится поэт у своего народа:

В горчайших бесконечных поездах,
Где каждый — горя общего частица,
Все было — и неверие, и страх,
Лишь злобою не искажались лица.
                      (Перевел А. Кайданов)

Истоки смирения в понимании того, что воля Создателя превыше человеческой, в доверии к Отцу Небесному:

За гордыню, Господи, прости,
Замыслы Создателя могучи.
Что ж роптать на жизнь, коль на пути
Ждут нас ИМ предписанные кручи.
Научи нас мудрости, Коран,
Негасим твой свет в борьбе со тьмою.
А Земля — дрейфующий корабль
С вечными штормами за кормою.
Но, какой бы ни был ураган,
Наша жизнь — дорога к вечной Мекке,
И любовь к родимым берегам
Мы, балкарцы, сохраним навеки.
                      (Перевел Д. Долинский)

Балкарский народ вернулся в родные места. Не знаю, уместно ли здесь говорить о восстановленной справедливости, но время, как всегда, расставило все по своим местам и назвало жертвы — жертвами, героев — героями, а злодеев — злодеями. Балкарцы сохранили главное, что делает население народом, — язык:

Я жив — покуда жив язык родной.
Полк не погиб, пока сохранно знамя.
                         (Перевел А. Кайданов)



Камень

Мшистый камень — наше Божество…
(Перевел Д. Долинский)

Воссоединенное триединство: народ — язык — родина. Кто знает, какой из трех элементов важнее? После трудов Л. Н. Гумилева роль ландшафта в формировании этноса мало кто осмеливается оспаривать. Да и не надо научных доказательств, достаточно простого здравого смысла, чтобы понять, что ментальность человека, живущего в горах, и человека степи должны отличаться. Равнинные люди привыкают к широте, в их распоряжении больше земли (т. е. того изначального ресурса, из которого проистекают все остальные), в степи любую опасность можно увидеть издалека и всегда есть пространство для маневра, такие люди более гибки со всеми вытекающими из этого обстоятельства плюсами и минусами. Горцы живут в условиях ограниченных земельных ресурсов и более сурового и непредсказуемого климата, даже простое передвижение по горным склонам требует гораздо больше усилий, чем по равнине, горы — строгая вертикаль — ограничивают человека и вырабатывают особый характер: прямой и упорный, решительный, не склонный к компромиссам. Очевидно, что горному народу было особенно трудно и неуютно существовать в азиатских степях. Вызывает уважение и восхищение преданность балкарцев своей родине и то упорство, с которым они стремились вернуться в родные горы.
Щедро рассыпаны по страницам книги Салиха Гуртуева описания Кавказа, Эльбруса, Казбека, упоминания о родных местах: Нальчике, Ак-Су (Белой Речке), Холаме. Поэт вспоминает платан и кизил, реки и цветы, звезды и вершины, — все, чем богата великолепная природа кавказских гор. Но символом родины в его творчестве становится камень, к этому образу он обращается чаще всего.

Ветерочек… Ах, вновь бы подул он
С милых мест от родимых камней,
Что служили порой нам и стулом,
И подушкой, хоть жестко на ней...
                  (Перевел Д. Долинский)

В цикле "Добрый день, Турция!" поэт рассказывает трогательную историю о том, как старик-балкарец, живущий в Турции, рано утром, на рассвете (чтобы никто не видел), трогал камни чужих гор, тоскуя об оставленных камнях родимой земли. И автор вспоминает, как сам в детстве так же трогал камни на чужбине. Но на родной стороне даже камни другие, и солнечный луч "таких же камней, но — чужбины, / Хоть касался, но не согревал". Именно камень становится в творчестве Салиха Гуртуева воплощением лучших качеств горца: упорства, выносливости, преданности, чести. Он же для поэта — и символ мужества: "Как мудро молчание камня — / С ним вечность находит родство", и родовой тотем: "Мшистый камень — наше Божество…". Даже сам себя автор иногда ощущает камнем родных гор: "Ну а кто я — валун-чародей".
Взяв эпиграфом к поэме "Святой Кавказ" слова Экзюпери "Камень нуждается в сердце и душе человека", поэт развивает эту мысль, повторяя в конце каждой главы поэмы:

Коль нашим будут надобны камням
Сердца и души наши, — мы готовы.
                   (Перевел Г. Яропольский)

Сказитель должен жить на родной земле, с которой связан неразрывно, она для него источник сил и вдохновения, именно здесь его талант встает в полный рост, как голубая ель в благодатном для нее климате Нальчика. И да будет так!

Знаю, будут вести до последней дороги меня —
И по ней! — моей родины дерево, звезды, вода…
                                         (Перевел Д. Долинский)



Эстетика правды

Мертворожденны лживые стихи.
Для пишущего нет страшнее кары.
(Перевел А. Кайданов)

Недавно в Интернете развернулась дискуссия о значимости правды (достоверности) в поэзии. Начало ей положил поэт Алексей Ивантер, отвечая в передаче "Вечерние стихи" на вопрос "Что надо, чтобы стать хорошим поэтом". Думаю, его ответ был неожиданным для многих. Он сказал: "В двадцатом веке появилась такая замечательная вещь, как эстетика правды… …Сегодня мне ситуация кажется такой, что — слово в шаг от правды — искусства нет".
Соглашаясь с этим утверждением, пользователь с ником Эрвин Хэмилтон написал, что уровень версификаторства в наше время настолько возрос, что стал доступен всем и каждому, но "гораздо сложнее научиться не прятать за техникой отсутствие поэтического чувства. Оно — камень преткновения для имитаторов поэзии. Многим технически совершенным авторам просто нечего сказать миру, вот они и упражняются с помощью “фантазии” в версификаторстве — это ремесленничество. Крови нет, мяса жизни нет. …поэзия есть переживание жизни на износ. Это — аксиома. А формула: поэзия = техника стихосложения + фантазия, — годится для уровня графомана и профессионала-конъюнктурщика. Именно сейчас, в век имитации всего и вся, фактологическая правда становится одной из отправных точек истинной поэзии. Только не теряя связи с фактологической правдой, возможно достичь уровня гениальных поэтических прозрений и обобщений".
Эти слова вспомнились мне, когда я читала "Сон кизилового дерева", потому что стихи Салиха Гуртуева основаны на этой самой фактологической правде и достоверны с первого до последнего слова.

Нет правды — грош цена любым изыскам.
Нет правды — нет гармонии в помине.
Боишься правды — чистый лист бумаги
Не оскверняй напрасными словами.
                                (Перевел А. Кайданов)

Все новое, как известно, хорошо забытое старое, все возвращается на круги своя, развитие идет по спирали. И хорошо, что сегодняшние поколения открывают для себя непреложные истины. И хорошо, что есть люди, которые никогда о них не забывали. Настоящий поэт всегда современен.
"Ни слова не таю, / не лгу ни запятой" — гордо заявляет автор книги свое жизненное и творческое кредо и, не отступая от него, пишет о том, что сам лично пережил, что перечувствовал, чем переболел. В этом проявляется его уважение к читателю. Потому-то его стихам веришь безоговорочно.

Но если стих в душе не отзовется,
Напрасно прожил ты и день, и жизнь!
                                   (Перевел А. Щуплов)

В этом же проявляется его уважение к слову:

Не врал вовек, так уж совру навряд.
Хватает дел, чтоб зря не тратить слова.
                                (Перевел Ю. Ряшенцев)



Опора

Ведь ты — дитя любви, добра и света —
Должна служить опорой человеку?
(Перевел А. Кайданов)

Эпиграфом к заключительной части своих заметок я взяла строки из стихотворения "Мой вопрос к поэзии", которым автор начинает свой разговор с читателем. Рада была найти у поэта подтверждение своим мыслям о том, что право на существование имеет только то искусство (и поэзия в частности), которое помогает человеку жить (выжить). Наверное, именно это имел в виду Пушкин, когда говорил о низких истинах и возвышающем обмане. Ибо что есть истина в отсутствие человека?
В узком, практическом смысле поэзия, конечно же, бесполезна. Но в более широком понимании она имеет свое предназначение (кроме собственно образного осмысления действительности) — она помогает нам выжить и сохранить рассудок.
Вот так совершается вечный круговорот энергии: поэт — человек, который умеет подключаться к Божественному источнику энергии, получая ее из окружающей среды от солнца, ветра, неба, леса, моря, гор, камней, от всех проявлений природы, — обретает опору в природе родной земли и передает ее читателю через слово. Об истоках своей силы Салих Гуртуев исчерпывающе говорит в программном стихотворении "Души моей опора". Это родные места, дом, семья, любовь. Полученной от них жизненной энергии поэту хватает, чтобы вобрать в себя и выразить весь наш воплощенный мир, все радости и горести бытия. Я написала в основном о горестях. Это и понятно, ведь настоящий поэт — это человек, через сердце которого, по словам Гейне, проходит трещина мира. Стихи Салиха Гуртуева лучшее тому подтверждение: "И сразу же все скорби мировые / меня настигли, сердце переполнив", — пишет он в стихотворении "Слушаю сердце Земли". Его сердце воспринимает страдания жертв прошедшей войны ("Снова двадцать миллионов жизней / Ясно представали предо мной") и войн настоящих (в книгу включена поэма, посвященная Чеченской войне), оно болит от всех несправедливостей и несовершенств мира. Но было бы неверным сказать, что он замечает только страдания. В жизни радостей тоже много, и автор не пропускает их. В частности, в книге широко представлена любовная лирика, читая которую, понимаешь, что Салих Гуртуев — большой жизнелюб и ценитель женской красоты. К сожалению, в рецензии невозможно подробно остановиться на всех аспектах творчества поэта, но не отметить у него произведений этого жанра я не могу.
Чем же закончить мои заметки о книге и о поэте? Что можно пожелать мудрому, состоявшемуся человеку? Пусть исполнится все, о чем он мечтает, а мечтает он, как и всякий настоящий поэт, о… слове: "Мечтаю о тебе — О самом веском слове, …О самом лучшем слове, …О самом нужном слове". Пусть длится еще долгие годы главный роман жизнелюбца и сказителя — роман со Словом. А мне пора закругляться:

В словах и мысли все немеют,
Когда вода в речах слышна.
…Веревка длинная нужнее,
А речь короткой быть должна.
                (Перевел Е. Степанов)

Лера МУРАШОВА



Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru