Материалы номера № 8 (109), 2014 г.

Сегодня вполне достаточно
кнопку нажать не ту,
чтобы в одно мгновение
сгинуло без возврата
облако нашей памяти,
мыслей и чувств
в черную пустоту
куда-то.

В дождь московские небоскребы,
                        точно невиданные чудовища,
щерятся из тумана миллионом стеклянных глаз,
будто охраняют от нас неведомые сокровища,
бесчисленные сокровища скрывают от нас.

А мы рядом с этими монстрами такие
                        маленькие и неказистые,
такие жутко несовершенные лилипуты
                                    великаньей страны
со своими одышками, животами, детьми и прописками,
со своими баулами и канистрами, комплексами вины.

Ох уж мне эти комплексы бесконечные!
Вечно каемся за чье-то похмелье в чужом пиру.
А они, ни о чем не ведая, все растут и растут, беспечные,
скоро вырастут окончательно и всех нас сожрут.

Так и кончится наша странная, несуразная цивилизация,
где любили сидеть на кухнях, пели песни и пили чай.
Ей на смену идет другая, где не смыслы, а информация,
где не отдых, а рекреация… Выходи-ка ее встречай!

Моей судьбой пренебрегая,
язык не понимая мой,
смотрела родина другая
в глаза мне синей глубиной.
Морской волной и теплым ветром
ласкала мой усталый слух
и размягчала незаметно
мой сумрачный славянский дух.
Мне так хотелось поселиться
на этих древних берегах,
где в небе гордая орлица
на грызунов наводит страх.
Где веют скалы и пещеры
седой античной стариной
и древнеримские галеры
вдруг возникают предо мной.
Где в пестрой замяти астральной,
кружащейся над головой,
такой казалась нереальной
Россия с матушкой-Москвой!
..............................................
Вперед переводя часы, я
слежу за трассами дождя.
Ну, здравствуй, сирая Россия!
Куда ж деваться от тебя?

Была страна – большой просторный дом,
но вот повсюду пролегли границы,
порой мне кажется, что это только снится.
Проснусь – и посмеюсь над этим сном.
Пойду куплю до Таллина билет,
чтоб дать разрядку напряженным нервам.
И мне помашет флагом Длинный Герман,
а Старый Томас передаст привет
Васильевскому острову, Кремлю...
Я поброжу по Таллину без спешки,
потом, зависнув в маленькой кафешке
на Татари, немного задремлю.
И мне под утро странный сон приснится
о том, что больше нет моей страны,
ее на части рассекли границы...
И я проснусь с сознанием вины.

Я долго книги мудрые читал.
В них уносился в мир иных событий.
Как много откровений и открытий
я на полях страничных отмечал!

Днем вел меня к обрыву Гончаров,
под вечер Бунин в темные аллеи,
и паруса над городом алели,
сменяя силуэты облаков.

Я вместе с Кафкой проходил процесс,
был другом каторжанам в мертвом доме,
купал коней в роскошном тихом Доне
и защищал с Вихровым русский лес.

Я много жизней прожил, чувств и вер.
Мне все казалось, что пора настанет –
и жизнь моя прекрасной сагой станет,
как песнь о Нибелунгах, например.

Но жизнь проходит грустно и светло,
и в ней так ничего не происходит,
и я слежу за осенью в природе
сквозь матовое тонкое стекло

и не читаю книг…

Отшумели дожди, отзвенели капели,
мои певчие птицы на юг улетели,
отгорели костры, отпылали закаты,
облетели цветы, увяданьем объяты.

В тихих улочках города пережитого,
где во двориках прячутся тени былого,
сам похожий на тень, я брожу, вспоминая,
как когда-то здесь жизнь протекала иная.

Здесь сидели друзья на перилах подъездных
(прежде нужный для всех – я теперь бесполезный),
здесь девчонки смеялись, глазами встречая
(а теперь от стены-то с трудом отличают).

Помню, пьяные от нестерпимой свободы,
мы бежали на Волгу встречать теплоходы –

их так много тогда приходило на пристань.
И казалось, так будет и ныне, и присно…

Вот однажды (так мы увлеченно мечтали)
мы на них уплывем в чужедальние дали –
и вернемся с оркестром, под звон колокольный.
Я вернулся. Так что ж мне так грустно и больно?

Все, кто прежде здесь жил, все куда-то пропали…
Проржавевший баркас на забытом причале.
Блеск холодной воды. Запах рыбы и тлена.
Тишина. Только время пульсирует в венах.

Лужа была океаном,
только немного уже.
Было страшно и странно
стоять посредине лужи.
Ловить облаков дирижабли
на фоне небесной сферы,
пускать по волнам кораблик,
склеенный из фанеры.
И, управляясь ловко
палками, словно веслами,
спорить с соседским Вовкой,
о том, как мы станем взрослыми...

Не пишется ни о чем,
на ум не идут слова,
уткнувшись лицом в плечо,
лежит моя голова.

За окнами мокрый снег,
переходящий в дождь,
и тополь, как человек,
стоит неказист и тощ.

А был бы он человек,
зашел бы ко мне давно,
я дал бы ему ночлег,
поставил на стол вино.

Мы выпили б с ним вина,
и стало бы нам теплей.
Ведь осень для всех одна,
не только для тополей.

Да, этот мир был сотворен из Слова,
но сохранить реальности не смог.
В пустых словах он исчезает снова,
которые давно уже не Бог.
Под нудный рэп тупого одичания,
под ложь вельмож и пропаганды вой
спасительно нисходит в мир молчание,
как долгожданный штиль перед грозой.