Как мила сердцу моему
            наивно-дикая простота нравов,
царившая среди соплеменников
            Браги, Арнора, Эгиля или
                          великого Снорри Стурлусона!
Побуждения — налицо.
Что не так — меч, стрелы, дротик, секира
            сумеют выразить
                          непредсказуемый промысел чувства,
                                       рассудка нехитрое коварство.
                                                    В конечном итоге
порешат всех.
Кто-то — безымянный — отправится к Одину,
кого-то праведным законодателем нарекут,
            а заслужившего скальды
закутают в плащ
            кеннигов "убийцы". Слава
                          — добрая иль худая —
                                       с человеком навеки
срастется, став кожей
            его деяний.

В зеркало достойного образца
            не зазорно смотреться: следуй!

Но отчего стих мой
               — как иезуита речь — витиеват?
                            Зачем балет
танцует казуистика иносказаний? К сожалению,
            живущее по своей воле стило
— так уж устроены люди, которые им владеют —
пишет о том,
чего нет
в наличии, что явью
            — еще или уже —
                    не стало. Предвосхищение
тоже умеет болеть. А дальше
— интуиция крутит палку
          о двух концах. И бесполезно
                       щит высоких традиций
натирать до блеска,
чтобы себя в нем увидеть.

Если скальды щедро мед наливали в кубки героям,
излишек на поле брани расплескав,
чтобы кровь и поэзия стали неразличимы,
— значит от века к веку
в почете были
благо, милосердие и ясные — без гари войны —
погоды. Сорви это слово
спелым плодом! На бумаге
и я старалась
затейливую соткать вязь
панегириков любви и моде,
ныне ставших непреложным законом
для каждого человека.

Вот — мы.

Мы ранним утром из своих квартир и домов выходим.
Рассвет брызжет в глаза оптимизмом, морозец энтузиазма
               румянит щеки или безысходности вязкая слякоть гирями
                                                                       на движении виснет — не важно.
Главное — найти поблизости стадион — пустой —
                                                                  без любопытных глаз в это время.
Прозвучит команда "на старт!", и будет позор,
                                                                            которого мы не заметим.
Напуганные способностью предвидеть итог, дыхание в легкие набираем.
Прожитое оседает болью в распухших суставах.
Сердце, за ногами не поспевая, из последних сил бьется.
И мы — все, все, все, как один, — бежим по кругу
                                                                               за собою вдогонку.
Где ты, ты, ты, что позади — невидимкой — остался?
По правилам модного джоггинга, мы не должны бояться
                                                                                               дождя, снега и града.
Нас убедили: до самого финиша регулярность полезна.

Но все наше Я-существо, не выдерживая нагрузок,
                               для возраста непосильно-жестоких, к уму взывает.
Выкрикивается неприличный вопрос "для чего?"
                                                                                   в рупор амфитеатра.
Подумай, мой друг, подумай...
Ведь мы — не спортсмены, мы — просто люди.
И нам не нужно ставить рекорды в гонках мейнстрима.
Зачем же тогда истязания бегом на стадионах?
Зачем до дна выпивать насилия над собой чашу?
Зачем конвульсии истощения, если уже уставшее жить тело
                                                                                       покоя и комфорта хочет?
Зачем публично унижать себя досмотром футболок, курток,
                    штанов, маек, кроссовок, а заодно воспаленно-красной
                                                                                                       кожи и пятен пота?
Кто нам, устраивая состязания с исчезнувшим в прошлом
          собственным отражением, приказывает ежедневно мучиться
                                                                                               пыткой фальстартом?

Выплакаться, вопрошая безгласие небосвода, — это
                                                                                     сколько хочешь...
Каждому — увы! — ответ известен, и потому перед собой
                                                                                               все лгуг-лукавят.
Выстрел-то был, но давно — теперь даже эха его не слышно.
Но память о звуке начала, к сожалению, никого не волнует.
Потому, если не будешь каждое утро бегать на стадионе —
                                                    с дистанции снимут, и не получишь тока.
Без напряжения — не сыграть на тризне рагу.
Не сумеешь заколдовать музыкой — значит, лишний в жизни.

А кому нужны мудрецы, способные лишь на созерцание вишен...