Материалы номера № 16 (117), 2014 г.

метафора — мет амфора
убежище джина
поэта вина,
дарующего надежду-фору
всем-всем-всем
о продолжении банкета
там — за горизонтом
здравого смысла

полозьев саней скользящих
след
         вспомни
влажный глаз теленка
сфера
          вспомни
                      молозива вкус
          метелицы шелест,
прильнувший к раме
полозьев скользящих

растаяло нежное небо
надежды в твоих глазах
свет
        ударяет быстрее звука
ручей сморщинился,
плача

Красивые сильные люди
и в солнце и в мокрый туман
свои Олимпийские будни
для нас превращают в дурман.

"Амброзией" этой "отравлен",
вскипает окрестный народ,
как будто Мессия нам явлен,
как в райском убежище — плод.

Немедля — на лыжи и — в горы!
С коньками — скорее на лед!
Восторга летучие споры
как спиртом снимают налет
той лени, рождающей споры
и бодрых на сонных налет.

Красивые сильные боги
нам машут с экрана рукой:
Идите сюда, недотроги,
пакуйте в рюкзак свой покой!

В походе догонит зевота.
Сомнения в корне глуши!
Ведь молодость — это работа
и тела, и стойкой души.

Когда ты нигде, и уже не здесь,
И не предвидишься больше, —
Ни ангажементов,
Ни анжамбементов, —
И смех за грудиной все дольше,
И тоньше эфирная смесь;

Когда ты измятой свечкой
В пакетике, — кто? и зачем? —
Ни припоминаний,
Ни исповеданий, —
А солнце отбросит свой шлем, —

Овечкой за мыслимой печкой
Родится то слово, но нем!
но нем улетающий вздох!
А Бог продрог, и не услышит.
Он музу ждет. Он реквием ей пишет.

Тогда обрушатся стенанья мирозданья.
И ты поймешь себя, поймав на отреченье.
Вот смысл искомого по жизни щебетанья:
Что света нет…
Коль света нет…
Где света нет — там царствует свеченье.

Как различить, где весть, где взвесь,
Когда
            ты нигде, но все еще здесь?!

Шестое марта.
Серое небо.
Белые стволы берез.
И где-то "Верую" поют,
Накрывая столы.

Великий пост, великий;
Глаза, что звезды, — блики.
Молитва — к Богу дверь,
Стучись — откроет, верь.

Шестое марта.
Тишина
Редеет вязовым раздраем.
Я грешен, хочется вина
И с чем-нибудь кого-нибудь
Поздравить.

Великий пост, великий.
Слезятся свечи-пики.
Сквозят из мрака лики.
Смущает глубина.

Не саблю, но лиру эфиру,
Ажурный, но крепкий темляк
Оставил в виду всему миру
На память великий земляк.

Но память — не свежий продукт.
И Шухов что Сухов в песках.
И битвы в эфире идут,
Вальсируя словом в висках.

А башня, что слово пророка,
Стремится молитвою ввысь,
Туда, где чается смысл.
И там зарождается мысль,
И крепнет до нужного срока.

Ажурный мощнейший выброс
Застыл в назидание нам, —
Конструктивизма клирос,
Дерзание веры-ума.

Археология — опасное дело:
Трупный яд вербует себе тело
С кратким именем, но емким — крах…
С "Белой гвардией" в руках — бах!
Смотрю телевизор.
Февраль... чернил… 14-й год.

Когда душа пуста —
Стихи пусты…
Крадущие уста —
И поцелуй, и стыд —
И восприемник — дрожь
Осиновых ветвей…
Сияет солнцем дождь —
Прощение — ответ.
И в даль несмятой ржи
Гуляют тени нас —
Небесные бомжи
И с нами дядька Спас.
И полнится душа,
Волнением любви
Безмолвие круша,
Чуть жизни пригубив.

О либералов ливер
До фиги разум сжат

О хладных снов ушат
Души болящей ливень


Пепел сожженных и попираемых до сих пор
палачами и их неутомимыми потомками
взывает к небу.

Маршируют каратели по могилам своих жертв.
Ликует над толпой приветственный жест.
Не во сне — наяву! в назидание нам.
Люди! — их демократия — хлам,
Прибежище воров и убийц,
Маскарад гуттаперчевых лиц.

Истина проста, как булыжник-пресс:
Европа — 4-й рейх — ЕС — ЕСС.

Нет родины у крыс,
Они везде и всегда — крысы.
Память их не гложет,
Они не болеют ностальгией.
Возможно, из банной гнили
Является что-то похожее.
А, может быть, место отхожее
Приют этих самых крыс.
Ведь они всегда и везде — крысы.

И, как бы ни был жесток
Мир, — они выживут,
Благодаря желудку,
Который переварит всякий росток,
Могущий когда-нибудь
Сгодиться на ладную дудку
Для того, кто умеет дуть.
Ведь они суть крысы.